На развалинах Мира
Шрифт:
— только ее слегка участившееся дыхание выдавало волнение девушки…
— Дальше… ты сама… — я прохрипел и попытался встать, чтобы ее покинуть.
— Какая разница… — она безразлично протянула, и, видя, что я поднимаюсь, глухо добавила: — Останься. Я все равно не смогу. У меня все болит. — Она увидела, как я старательно отворачиваюсь, и добавила: -
Пожалуйста… Помоги мне.
Я, вконец растерявшись, опустил глаза… и потянул белье вниз. И все же, я не думал сейчас о ней, как о женщине, хотя не мог не видеть красоту и совершенство этих линий. Я отвернулся, и, зачерпнув в кружку согревшуюся воду, глухо буркнул:
— Голову сначала…
Она,
— Ты протрешь мне кожу…
Я опомнился и поднял на нее глаза. То, что я увидел, повергло меня в некоторый шок. Имея тело женщины — не ребенка, взгляд взрослого человека, у нее было лицо юной девушки. И, хоть я и знал, с кем имею дело — но только сейчас окончательно убедился в том, насколько не сочеталось выражение этих глаз с почти детскими губами… Ната сразу поняла мое замешательство, и сама ответила на мой невысказанный вопрос:
— Мне четырнадцать… четырнадцать с половиной. Я ведь тебе говорила. Ты забыл?
— Да… — я что-то прошептал в ответ.
— Почему?
— Не знаю… У тебя… Ты разговариваешь, как взрослая. Ведешь себя, тоже.
Не как ребенок. Да и выглядишь…
— Маленькой женщиной? Многие так думали… Ты сможешь дальше? У меня сильно болит бок — самой трудно.
— Попробую… — только и нашелся я, что повторить ее же фразу. Я встал за ее спиной и самым неестественным образом старался смотреть куда-то вдаль, в глубину подвала. Мои ладони ощущали тепло ее обнаженного тела… и это, для мужчины, столь долгое время лишенного женского общества, было невыносимо. И спину, и грудь девушки, я мыл с той же тщательностью, как и голову. Потом сразу перешел к ногам и делал тоже самое, растирая ее жестким, свернутым полотенцем, до самых бедер. Мне хотелось делать это бесконечно… Я поднял голову — Ната стояла, чуть покачиваясь, с закрытыми глазами.
— Ната… — я тихо произнес ее имя.
— Да…
— Дальше… я мужчина, все таки. Это… Ты сама. Она согласно кивнула и красноречиво указала мне глазами. Я ушел, оставив ее за ширмой. Сложно говорить, какие я, испытывал чувства. Здесь была девушка… юная и, возможно, невинная. И это заставляло меня думать о ней, и, как о женщине — и как о подростке. Приходилось выбирать, самому пока неясный, тип поведения. Кроме того, она, хоть и ребенок — а видела уже столько, сколько не пожелаешь и иному взрослому… Меня даже не поразило, как естественно
Ната попросила меня ей помочь, словно я был самым близким ей человеком, вроде отца. Хотя, в ее возрасте, вряд ли отцы моют своих дочерей. Впрочем, мы оба были в ступоре от нашей встречи, от тяжелого и страшного бегства от нелюдя. От разгрома моей — а теперь и не только моей — берлоги. Все было нормальным, словно и должно было таким быть…
Она вышла из-за ширмы, путаясь в полах длинного халата и безуспешно пытаясь его запахнуть.
— Вот постель, — указал я Нате, после того, как накормил ее, быстро разогрев пару банок консервов. — Не слишком мягко, там, под мешками и одеялами, доски. Зато не на улице и не на земле. И тепло. Ты ложись и засыпай. И… — я перевел дух, повторив в который раз: — Не бойся. Меня не бойся. Не знаю, что ты там имела в виду, когда так шарахалась от моего оклика — но, честное слово, я того не заслуживаю. Я очень устал, а уже поздно. Завтра, что ни будь, сооружу, будешь спать отдельно. А сегодня просто не могу. Ладно?
— Я не боюсь…
— Ну и хорошо. Я пойду помоюсь, и приду. Ну, все.
Я
Вначале мне показалось, что уже утро — и я почему-то вскинулся, сам не понимая — куда и зачем? Но, едва я приподнялся, как в полной темноте раздался приглушенный вздох — и до меня дошло, что тревога была ложной… Просто прогорело масло в плошке, и я инстинктивно проснулся, когда она погасла. Не нужно было больше никуда спешить, не нужно убегать и прятаться — но, можно спокойно лежать и отдыхать, наслаждаясь редкими минутами полного покоя.
Меня что-то коснулось — и я вспомнил, что нахожусь на своей постели не один. Рука Наты опустилась ниже и легла мне на грудь. А потом и она сама, доверчиво и нежно, приткнулась мне под бок, положив свою головку на мое плечо. Я замер, боясь нарушить этот сказочный миг… Она спала, и все ее движения были произвольны — но я считал, что так и должно быть, и что так теперь и будет — раз судьба свела нас вместе. Я обнял ее и прижал к себе, сразу ощутив мягкость ее тела. Ната вздохнула — на это раз чуть с жалобными нотками — я коснулся больного места.
— Дар…
Я вздрогнул. Я принимал ее за спящую, но оказалось что она лишь делала вид таковой.
— Ты… не спишь?
— Нет. Я проснулась — только что. Все горит, и, еще болит — тут.
Я прикоснулся к ее лбу, желая проверить ладонью температуру. Но, против моего ожидания, кожа девушки была неправдоподобно холодной…
— Как ты себя чувствуешь? Тебе плохо?
— Не знаю. Меня всю трясет.
Она на самом деле мелко-мелко дрожала — так, что я почувствовал на постели слабое вибрирование… Я приподнялся на локте, не зная, что делать. В аптечке хранилось много лекарств — но какое применимо, в данном случае?
Мои сомнения разрешила сама Ната.
— Со мною такое уже случалось… Однажды. Нервы. Это пройдет. Только желательно, чтобы кто-то был рядом — если я начну метаться… Ты понимаешь?
— Не очень. У тебя бывают приступы?
— Иногда. Очень редко. И бок еще, этот…
Я склонил голову — все ясно. То, что происходило с девушкой, было ответной реакцией на спасение — шок. Все, и хорошее, и плохое, слилось в одно целое, и единственное лечение заключалось только в покое. Я придвинулся к ней, стараясь не задевать опухший бок, и прошептал:
— Ната… Наточка… Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо. Не бойся ничего и спи спокойно. Твое озеро и остров остались там, далеко отсюда. И все звери и мутанты — там же. А у тебя теперь есть дом… и все что в нем.
Есть и друг — если ты захочешь меня считать таковым. И еще щенок — видела, как он к тебе неравнодушен? Ты ему понравилась. А собаки всегда разбирались в людях лучше, чем сами люди. Ты хорошая… Тебе обязательно понравится здесь. И мы… понравимся… надеюсь.
Она молча сглотнула, слушая все, что я торопливо старался ей сказать. А мне нужно было просто отвлечь ее от мыслей — своих и очень плохих, раз они вызвали такое состояние… Но я не успел. Ната выгнулась всем телом и вскрикнула. Я схватил ее за руки и с силой прижал к постели.