На развалинах Мира
Шрифт:
— кроме изготовления кофе из корней одуванчиков. Она знала, как разжечь костер, практически на ветру — что не получалось у меня почти никогда.
Умела очистить воду от грязи, выпарить соль, отыскать брод, сложить шалаш
— скаутские навыки были вбиты в нее крепко. Я только с сожалением констатировал, что мне подобной школы пройти не довелось. Все мое умение черпалось из книг, да кинофильмов. И, если бы не хорошая память…
Нам было интересно друг с другом — и не только потому, что мы были разные… Хотя это накладывало определенный отпечаток на наши отношения. Я смастерил ей, как и обещал, ширму и отдельную постель. Ее комната была в той же секции — мы не стали освобождать еще одну, во-первых, из-за проблемы складирования вещей, а во-вторых —
Ознакомившись с местом моего и Угара обитания, она сама изъявила желание посмотреть и все прочие окраины города — и я не был против провести ее по ним. Только к мертвому озеру я ее не водил — туда, где вся чаша смерзшейся воды была заполнена телами погибших… Вылазкам способствовала и погода — бесконечные похолодания и оттепели, наконец-то, сменились устойчивым и постоянным теплом — если можно назвать все время дующий с юго-востока ветер, постоянным и теплым. Вообще, со сменами сезонов творилось что-то непонятное. По моим расчетам уже должна была быть весна — но то, что творилось снаружи, пока никак это не подтверждало.
Я водил ее и к берегам бывшей реки. Воды в ней стало еще больше, и то место, где мы так безрассудно переправлялись со щенком по крышам вагонов, теперь почти полностью скрылось под водной гладью. Хотя, гладью это назвать было нельзя — с берега заметно виднелись многочисленные завихрения и подобие какого-то течения, несущего воды на север города, к провалу.
Мы осмотрели прибрежную полосу у реки — искали следы чудовища, которые могли остаться, вздумай оно выползти на берег. Но, либо их смыло случайными волнами, либо он не покидал реки. Пройдя вдоль всего течения ставшей более полноводной, реки на север, мы достигли места, где она, перекатываясь на порогах, с ревом и грохотом, извергалась вниз. В ту самую пропасть, из которой мы вылезли. Прошло всего около двух недель — а перед нами был настоящий водопад! Теперь уже было довольно рискованно подходить к самому краю — вся кромка разбухла, и от нее постоянно отваливались громадные пласты, улетавшие в бездну и возвращающиеся в виде гулкого эха, от падающих масс земли и породы. Опоздай я всего на несколько дней — и ни спуск, ни подъем, в этом месте уже был бы невозможен…
— Как ты решился…
Ната стояла возле меня и вопросительно смотрела мне в лицо.
— Я бы сразу руки разжала… Тут и смотреть-то — оторопь берет!
— Но ведь не разжала, когда поднимались?
— Это — другое. Я знала, что не одна. Что ты меня поднимешь, что не бросишь… А так, самой — и в никуда, в бездну! Не зная даже, что там может тебя ожидать! Это — подвиг, Дар!
— Да брось ты, — я смутился. — Какой еще подвиг? Что я, в главной роли в дешевом боевике, что ли?
— Не говори так. Это — не боевик. Ты сам все понимаешь. Это… я даже не знаю, как все это назвать!
Я указал рукой вдаль:
— Смотри! Видишь, вон ту дымку? Вон, где темнее… нет, правее от руки.
Заметила? Там находится твое озеро…
Ната дотронулась до меня и провела пальцами по щеке.
— Так быстро растет, просто ужас! Тебя не брить — подпаливать надо!
— Спасибо на добром слове…
Она улыбнулась и коснулась моей щеки губами.
— Я шучу… Не мое это озеро. Теперь — я здесь. С тобой и Угаром. Или ты уже жалеешь, что вытащил на себя такую обузу?
— Глупости говоришь…
Ната рассмеялась:
— Конечно! Я же девчонка — мне положено глупости нести!
Я отвернулся — мне иногда было ее просто не понять…
— Ну, извини… Вырвалось.
— Пыли много… Или пепла. Когда только она вся осядет?
— Это все от взрывов, да?
Я пожал плечами — от взрывов, от пожаров, от вулканов… мало ли. Мы дошли до места, где была та плита, к которой я привязывал канат при спуске
— Весь город под пеплом, песком и камнями, — констатировала Ната.
–
Пройдут годы — и никто не сможет сказать, что здесь когда-то жили люди.
— Они сейчас под нами… Я тоже так недавно думал. Не нужно о мертвых. Я не суеверен, но все равно, не стоит.
— Прости. Я не права, конечно.
Я привлек ее к себе — бывает… После обхода северной части города мы вернулись домой. Время для длительных переходов еще не пришло — Ната только оправлялась от своей болезни и не могла так долго находиться в походе. Но теперь, в подвале, уже не было столь тоскливо и скучно, как тогда, когда тишину в нем нарушал лишь звонкий лай пса, да мое угрюмое ворчание. Мы разговаривали — много и обо всем на свете. Среди наших тем не было лишь двух. Отношений между мужчинами и женщинами. На нее существовал негласный запрет — и он осуществлялся нами неукоснительно. Хотя… слыша, как она укладывается в своем углу, скрытая за ширмой и каменной стеной, я долго ворочался и не мог уснуть, терзаемый желанием, понятным любому человеку… Но ни словом, ни взглядом, я не давал ей понять, что этот вопрос мучает меня по ночам — и не только! Зато она… Ната могла появиться передо мной, почти полностью раздевшись — когда выскакивала из-за ширмы по своим надобностям. Или, переодеваясь, просила меня ей помочь в каких-то, несущественных мелочах. Это было так непосредственно — словно она и понятия не имела о том, что подобные вещи уже непозволительны девочкам ее лет. То, наоборот, в ее словах, проскальзывали такие вещи, которые вряд ли подходили ей по возрасту и жизненному опыту, который она должна была бы иметь при обращении с противоположным полом. Меня иногда одолевали сомнения — кого я, все-таки, нашел в провале? Девочку? Девушку? Женщину?
Она могла быть и той, и другой, и третьей — одновременно…
Второй темой было молчание о близких. Я не спрашивал ее о прошлом, не желая теребить слишком свежие воспоминания о погибших — и того же поведения придерживалась Ната. Мы исключили все упоминания о том… может быть и зря. Но я не хотел думать о своей семье, как о мертвых. А присутствие девушки в подвале — пусть и случайное по своей сути — каким-то образом наложилось и на саму память. Я не сравнивал ее с женой — это было просто глупо — но хотел подойти и приласкать девушку… как я это делал дома.
Постепенно все входило в привычное русло. Мы вставали — вначале я, потом
Ната. Последним, потягиваясь, и позевывая, поднимался Угар. Умывались, завтракали — и отправлялись на прогулку, которая представляла собой ежедневный сбор топлива, обязательный для нас с Натой, и натаскивание воды
— для меня. Щенок при этом исполнял роль наблюдателя — он взбирался на наш холм и с важным и сосредоточенным видом, обозревал окрестности, выискивая взглядом — или нюхом — появление возможного противника… Но, ни вороны, налет которых мог оказаться неожиданным и очень опасным, ни переродившиеся крысы-трупоеды, не тревожили нашего уединения. Казалось, все эти жуткие создания, остались далеко позади — в провале и на той стороне реки.
Ната не была мне в тягость. Ни капли не походя на таких женщин, кто стал бы жеманничать, или, пользуясь своей слабостью, уклоняться от тяжелой работы, она сама находила ее для себя и исполняла, насколько хватало ее сил и умения. Наш быт облегчился — благодаря тому, что теперь им занимались не две, а четыре руки. Впрочем, нельзя сказать, что не было пользы и от щенка — он нес караульную службу, храбро бросаясь на любые шорохи. Со временем он мог вырасти в большую и грозную собаку, способную без особого труда расправиться с одной из серых тварей, едва не загрызших его самого. Мы так и не выяснили, к кому отнести ту бурую хищницу, которую мне пришлось вытаскивать из подвала. Она мало была похожа на обычных крыс