Ночь тебя найдет
Шрифт:
В двух вагончиках от меня пепел бесшумно падает с сигареты, как окалина со звезды. Слишком темно, чтобы разглядеть руку.
Я стучусь, ощущая себя такой же хрупкой и уязвимой, как эта дверь.
Интересно, там ли Шарп.
Надеюсь, что там. Надеюсь, что нет.
Первое, что приходит мне в голову, когда женщина открывает дверь, —
Я неосознанно затаила дыхание при мысли, что все это время Лиззи пряталась здесь, поливая герани.
Вторая мысль — что она очень хорошенькая, даже когда, как сейчас, ее кожа блестит от пота.
Несмотря на кривоватый нос и пробор, в котором уже проглядывает розовая кожица — признак того, что она начала обесцвечивать волосы с двенадцати лет, для Техаса важная точка отсчета.
Ей было велено меня не впускать, но она не из тех, кто поступает так по природе, хотя она такая тоненькая, что тараканы под кухонной стойкой, должно быть, задаются вопросом, смогут ли утащить ее, пока она спит.
Она из тех, кто разрешает заезжим работникам пользоваться туалетом, впускает свидетелей Иеговы в надежде, что сумеет спасти их, а в школе позволяла старшеклассникам просунуть руку спереди под ремень ее узких джинсов, потому что хотела нравиться.
Она из тех женщин, что готовы жить во грехе с мужчиной средних лет, которого обвиняли в том, что он убил свою дочь и досками заколотил в стене ее косточки. Который еженедельно навещает в тюрьме жену, осужденную за убийство, как будто ходит в церковь, и до сих пор не решается продать гигантский ветшающий викторианский особняк и купить дом, где она наслаждалась бы постоянной прохладой.
Она излучает вечную надежду, хотя жизнь не раз ее обманывала.
Она сразу мне нравится.
И я хочу, чтобы она жила, любила и смеялась.
Но этого не случится, если я не переступлю порог ее дома.
Я чувствую это. Я это знаю.
— Маркус дома? — спрашиваю я.
— Нет. — В конце фразы вполне можно поставить вопросительный знак.
— Я экстрасенс, работаю вместе с полицией, — заявляю я с порога. — И я думаю, что Лиззи Соломон жива.
Меньше чем через минуту я сижу на ее коричневом бархатном диване.
Девушка Маркуса представляется Бет и сразу начинает извиняться за сломанный кондиционер и свой полуголый вид — на ней топ на узких бретельках без лифчика и тонкие белые пижамные шорты. Пот блестит на ее загорелых руках, словно свежий слой лака.
Уроженка техасской Одессы, говорит, что бежала, как заяц, из местности, где вместо деревьев нефтяные скважины. Живет с Маркусом Соломоном шестнадцать месяцев, перебралась к нему через семь месяцев после знакомства на магазинной парковке, когда он задом въехал в ее «фольксваген», после чего угостил ее «Тито» с лаймом. Я не вполне понимаю, что привлекло ее
Не считая потертого дивана, гостиная заставлена мебелью из антикварной коллекции Никки Соломон. Внушительный застекленный буфет упирается в потолок, от двери к нему тянется цепочка царапин.
Воздуху просто некуда протиснуться.
Горит только одна лампа.
В крохотной кухоньке, до которой я могу дотянуться рукой с дивана, мерцает красный огонек часов на микроволновке. У меня тоже ломался кондиционер, и я знаю, что Бет не хочет поднимать температуру еще выше.
Я и сама уже готова раздеться до лифчика.
Бет, примостившись на краешке викторианского стула с высокой спинкой, не зовет Маркуса из глубин трейлера, и он не выходит из одной из трех дверей в узком коридорчике. Я полагаю, площадь здесь не более девятисот квадратных футов, это вам не особняк в три этажа.
— Я хочу наладить нашу жизнь, понимаете? — задумчиво произносит Бет. — Моя мама со мной не согласна, но я знаю, что Марк разведется и бросит пить, если его жена выйдет из тюрьмы. Думаете, вам удастся убедить полицию, что Лиззи жива?
— Я хочу внести ясность: у меня нет физических доказательств. Пока нет. И я хотела бы задать Маркусу несколько вопросов.
— Его нет дома, — отвечает она, снова начиная нервничать. — Вы же знаете, что он не имеет к этому никакого отношения? Вы же это чувствуете?
— Чувствую. — Ничего я не чувствую. — Вы не возражаете, если я здесь осмотрюсь? Поймаю вайб? Потрогаю мебель? Она из особняка?
Жаль, что здесь нет Шарпа, посмотрел бы, как я отыгрываю его стереотип.
— Она ужасная, правда? Мне кажется, эта мебель меня ненавидит. Я все время врезаюсь в нее по ночам. Марк наконец-то разрешил мне ее оценить, чтобы продать в интернете. А большая часть моей мебели хранится на складе. — Она замолкает. — Пришлось пригрозить ему, что я уйду. Но я бы так не сделала. Не ушла бы от него.
Я выталкиваю себя из диванной ямы, как будто Бет уже согласилась. Я ничем не лучше тех, кто всю жизнь пользовался ее милой нерешительностью. Ощущаю себя виноватой, но не настолько, чтобы прекратить.
— Могу я начать с задней части трейлера?
— Лучше бы вы спросили разрешения у Марка.
— Мы только что виделись в тюрьме. Мне показалось, он признал меня законным... признал, что моя главная цель — найти Лиззи.
— Он ничего мне об этом не говорил. — В ее голосе больше обиды, чем подозрительности.
— Можете ему написать. — Я иду на риск.
— Не очень хорошая идея, — неохотно отвечает она. — Он не любитель переписываться, особенно по вечерам.
Значит, он пьян. Или в комнате Лиззи, и за ним можно наблюдать через большое окно в телескоп с высоким разрешением. Возможно, и то и другое.