Ночь тебя найдет
Шрифт:
Теперь она вопит, все еще сражаясь с креслом.
— Думаешь, я сама убила своего чертова сына?
— Нет, не думаю. Вряд ли ты удерживала его голову под водой. Но убить его тебе было раз плюнуть.
С Шарпа довольно. Он тянет меня через всю комнату к двери. Хелен давит на клавишу пульта, пока комната не начинает содрогаться от звуков.
Шарп плотно закрывает за нами дверь, сжимая мою руку.
Я вырываюсь.
— Находиться в этом доме — все равно что читать двадцатистраничную предсмертную записку, — выпаливаю я. — Откуда у тебя столько
— У Челнока было оформлено завещание, по которому все имущество отходило местному мужскому клубу. Он хотел быть уверен, что мать не получит ни цента.
— Держу пари, составляла его Никки Соломон, — говорю я без обиняков. — Его любовница.
— Так и есть. Никки подготовила завещание. Тогда же они познакомились.
Не дойдя до джипа, я останавливаюсь.
— Никто не знает наверняка, мертв ли Челнок, — говорю я открыто. — Но его мать в это верит. Она не покрывает его, это точно. Она умеет лгать только себе самой. — Я запинаюсь. — В этом доме случилось что-то ужасное. Давным-давно. Я не вижу всех подробностей.
Судя по выражению его лица, я права.
— Что здесь случилось? — настаиваю я. — Говори.
Шарп смотрит мимо меня, в сторону дома.
— У Челнока была младшая сестра, Джун. Она погибла на заднем дворе, когда ей было восемь месяцев. Утонула в детском пластиковом бассейне. Там воды-то всего на два дюйма. Челноку было велено за ней присмотреть, пока Хелен отошла поговорить по телефону. Ему было пять.
У меня перехватывает дыхание. Я опускаюсь на бордюр.
Два дюйма, семь минут — жизнь такая хрупкая, такая дразнящая.
Словно все мы, притворяясь, смотрим в одно большое, вытягивающее зеркало.
Я больше не понимаю, какие чувства вызывает у меня Челнок. Отвращение уступает место жалости.
Я поднимаю голову.
— Поэтому ты решил, что он причастен к исчезновению Лиззи? — спрашиваю я. — Думаешь, он испытывал патологическое сожаление, извращенную печаль? Или был хладнокровным психопатом, намеренно убившим их обеих?
— Второе. Но я бы поставил на оба варианта. Я также готов рискнуть деньгами, что Челнока больше на этом свете нет.
— Ты так в этом уверен.
— Как и в том, что та девушка с браслетом мертва.
Я потрясена. Ничего себе. Сам про нее вспомнил.
— Я знаю, что ты хранишь ее фотографию в своем пикапе, — говорю я тихо. — Знаю, что это та самая девушка, которой принадлежал браслет с места преступления на фотографии. Можешь рассказать мне о ней, или когда-нибудь она сделает это сама. Тебе решать.
— Я понял, что ты обшарила мой пикап, через пять секунд после того, как вернулся.
— Это ты оставил подвеску у меня на пороге? — Не хочу, чтобы голос выдавал волнение. — У Эмм точно такая же. Ты что, играешь со мной в какую-то игру? Все выясняешь, не мошенница ли я?
— Это ты у нас игрок, Вивви. Я
Шарп наблюдает, как я достаю из кармана заколку Лиззи и собираю волосы в небрежный пучок.
Я указываю на мавзолей красного кирпича за спиной.
— Если я достану это кровавое лассо из твоего багажника и покажу матери Челнока, не заявит ли она, что оно принадлежало ее сыну?
— Судя по моему опыту, это будет зависеть от уровня алкоголя в ее крови. Иногда лассо, Вивви, это просто лассо. А пятно крови — просто пятно. Иногда мужчина пропадает без вести, а исчезнувшая девушка давно мертва, и лучше оставить их в покое.
Это не те слова, которых ждешь от полицейского, по крайней мере такого, каким Шарп хочет казаться. Я спотыкаюсь о бордюр.
Он открывает мне дверь с водительской стороны и захлопывает ее за мной. Пока я включаю зажигание, он все еще стоит ко мне спиной, разговаривая по телефону. Я размышляю, не нажать ли на газ и не оставить ли его там, где стоит, но размышляю слишком долго.
Он в джипе, пристегивается ремнем. На лице снова гладкая резиновая маска.
— Сегодня Брандо не работает, — сообщает он.
— Что?
— Брэндон, он же Брандо Уилберт, охранник на полставки, следующий в твоем списке.
Спокойно, как будто мы только что не выясняли отношения на тротуаре.
— Но я же звонила в тюрьму, — возражаю я. — Человек, до которого я в конце концов дозвонилась, его приятель, оказался разговорчивым. Сказал, сегодня Брандо работает внештатным сотрудником в приемном отделении в центре города.
— Нигде он сегодня не работает, у него незапланированные выходные. Там дело щекотливое, и лучше ему пока посидеть дома. К Соломонам это отношения не имеет. Он довольно надежный полицейский агент.
— Ты его знаешь?
— Знаю.
— Адрес квартиры Брандо сразу под адресом тюрьмы в моем списке. Просто вбей его.
— Там его тоже нет. Я удивлен, где твоя хваленая интуиция?
— Просто отвези меня к нему, ладно?
Мне не хочется признаваться, что красной кирпичной кладки перед моими глазами стало еще больше.
Мы едем в молчании. Шарп вбил в навигатор «Просто бар», заведение в Форт-Уэрте с неприметной дверью, замысловатыми авторскими коктейлями и девизом: «Всевозможные слегка эзотерические возлияния». А что там с фасадом?
Красный кирпич.
Девиз бара не выговорить техасскому любителю пивка из трущоб, каким я нарисовала Брандо в своем воображении. «Просто бар» — последнее место, где будет зависать, тратя свои жалкие гроши, двадцатидевятилетний охранник из умирающего жилого комплекса на юге Форт-Уэрта, работающий в тюрьме на полставке.
За пятнадцать минут мы добираемся до Магнолия-авеню — полосы эклектичных баров, бистро и велопарковок.
Пятнадцать минут полной тишины и арбузного освежителя воздуха.