Оборванная переписка
Шрифт:
И я принимаю ваши упреки, какъ принялъ и искупленіе — съ полной покорностью. Точно также покорно счищаю я съ себя т комья грязи, которые летятъ въ меня изъ вашего «общества». Я знаю, что нельзя безнаказанно жить въ немъ, знаться съ нимъ: или долженъ заговорить извстными словами, взять готовыя фразы и отпечатанную мораль, или уйти отъ него навсегда, но уйти съ позорнымъ клеймомъ. Я предпочелъ второе, т. е. врне — не могъ поступить иначе…
И теперь, сидя въ моей глуши, глядя навсе это издали — я удивляюсь, какъ я могъ жить такъ, какъ я жилъ послдніе года? Знакомство съ вами, желаніе видть
— Не отдавайте вы вашего времени, вашихъ мыслей, вашего сердца этимъ празднымъ людямъ, которые ходятъ къ вамъ отъ нечего длать, берутъ у васъ цлые часы вашей жизни, выматываютъ вашу душу и неизбжно заражаютъ васъ своей тревожной суетностью, своими вкусами и требованіями. Вы называете это «съ волками жить — по волчьи выть». Зачмъ? Вы только уясните себ разъ навсегда «зачмъ» и тогда все развалится само собою, и вы сами увидите сколько ненужнаго и маленькаго въ вашей жизни. Помните, вы разъ сказали мн словами M-me де- Сталь:
— Все понять — все простить…
Я тутъ отвтилъ вамъ:
— Вы, должно быть, очень много понимаете, потому что очень много прощаете.
И вы мн отвтили въ томъ же тон:
— А вы очень многаго не понимаете и оттого такъ нетерпимы…
— Я думаю, что именно надо понимать, чтобы не прощать… Вы не хотли согласиться со мной. Не согласитесь и теперь… Всепрощеніе — большой грхъ. Надо знать, что прощать, а не оправдывать «пониманіемъ» всякія гадости, низости, гоненія, повальное холопство одновременно съ холопскимъ деспотизмомъ.
Вы любите изреченія, и я приведу вамъ одно изъ нихъ: русское общество представляетъ изъ себя восходящую лстницу господъ, если смотрть снизу, и нисходящую лстницу холоповъ, если смотрть сверху. Разв это не правда? И какая радость изъять себя изъ этой лстницы, жить особнякомъ со своими думами и безъ навязанныхъ кмъ-то мыслей и поступковъ.
Вы, конечно, возмутитесь! Такое существованіе — эгоистично, нужно прежде всего принести себя на пользу ближняго, а уже потомъ заботиться о своемъ душевномъ комфорт. Да! Вы отчасти правы. Но если то, что считаемъ нужнымъ длать — длать нельзя, а то, что разршается — длать не можешь?.. Счастливъ, кто можетъ совмстить это, — я не могу…
Вотъ чего я наболталъ вамъ. Можетъ быть, и не все вамъ по сердцу придется. Ну — не сердитесь. Если бы не ставилъ васъ очень высоко — не говорилъ бы такъ.
Спасибо вамъ за аттестатъ лучшаго изъ людей. Это — конечно, не врно. Человкъ я не дурной, но гадостей въ жизни длалъ много, настоящихъ гадостей, и одна изъ нихъ безъ сомннія — моя женитьба.
Сегодня я не спалъ всю ночь и совершенно выбитъ изъ того равновсія, которое нашло на меня здсь. А не спалъ я ночь, во-первыхъ, оттого, что ваше письмо принесло мн такъ много правды, а во-вторыхъ, потому, что вчера я узналъ про одно свое скверное дло… Но объ
До свиданія, дорогой мой, хорошій другъ. Пишите мн почаще.
С. Р.
XIX
Петербургъ, 10 января
А помните нашъ уговоръ: писать все, что придетъ въ голову и безъ утайки. Что значитъ это «все или ничего». Пишите все. Мн необходимо знать — какъ вы говорите — чмъ ваша душа живетъ.
В. Ч.
XX
Турьи Горы, 14 января
Какъ мн трудно писать вамъ объ этомъ, дорогая!.. Но, вы врно говорите, и уговоръ — есть уговоръ. Никакой утайки. Я разскажу вамъ, что произошло въ тотъ донь, посл котораго я не спалъ всю ночь, а уже вы сами длайте выводъ.
Моимъ имніемъ, т. е. собственно усадьбой (вся земля въ аренд у крестьянъ) управляетъ старуха Агасья Власьевна, или Власьевна, какъ ее тутъ вс зовутъ. Она дочь старшей горничной бабушки, родилась въ дом у насъ, въ дом и выросла и дожила здсь до шестидесяти двухъ лтъ; на видъ ей нельзя дать больше пятидесяти, не смотря на какія-то болзни, отъ которыхъ она лчится необыкновенно пахучей мазью.
Эта Власьевна — полная хозяйка здсь, она все помнитъ, все знаетъ и весь день хлопочетъ и заботится о чемъ-нибудь или о комъ-нибудь: о курахъ, о лошадяхъ, о коровахъ, о деревенскихъ ребятишкахъ, о новорожденномъ теленк, обо мн. Все для нея одинаково важно и достойно вниманія.
Ко мн она относится немного покровительственно, хотя и съ почтеніемъ. Она постоянно пытается ввести меня въ хозяйство, втянуть въ свои интересы, но до сихъ поръ это ей не удалось. Я слушаю ее терпливо и только и жду, когда она окончить свой нескончаемый докладъ… Слишкомъ долго я жилъ вн деревни, слишкомъ много у меня своихъ думъ и интересовъ, чтобы сразу переродиться, жить другой жизнью и волноваться иными волненіями…
Агасья Власьевна входитъ ко мн безъ доклада и говоритъ обо всхъ новостяхъ нашей жизни. Теперь я уже привыкъ къ этому, а раньше меня немного раздражало это непрошенное вторженіе въ мои мысли.
На другой день посл моего перехода на житье въ большой домъ, утромъ, когда я занимался у себя въ кабинет, вошла Власьевна. Я раньше почувствовалъ запахъ мази, а потомъ уже увидлъ ее. Она вошла особенно тихо и смущенно сказала мн:
— Баринъ!.. Хотла я вамъ сказать… У насъ тутъ мальчикъ есть, Егорка…
Мн не хотлось отрываться отъ работы, и я, не оборачиваясь спросилъ:
— Ну что же?..
Она еще смущенне отвтила:
— Дозвольте ему здсь, въ дом, жить со мной…
— Пожалуйста, Агасья Власьевна, — сказалъ я, довольный тмъ, что наша бесда такъ скоро можетъ окончиться.
— Онъ сирота… Ему некуда дться… — продолжала она.
Я уже принялся за работу.
— Мать умерла въ Москв, въ больниц… Куда-жъ теперь мальчику дться?
Я молчалъ, потому что уже думалъ о своемъ.
— Въ чужихъ-то людяхъ не больно сладко… Привезли холоднаго, голоднаго, всего изодраннаго… Валенки вс провалились…
— Пожалуйста, купите ему все, что нужно, Агасья Власьевна… Сейчасъ же купите… Закажите все, или тамъ… готовое… Нельзя такъ оставлять ребенка… Ему сколько лтъ?