Одного поля ягоды
Шрифт:
1939
Оставшаяся часть учебного года прошла без особой шумихи.
Тома ещё трижды приглашали на чай в кабинет Дамблдора, но один раз ему удалось выкрутиться, вызвавшись позаниматься зельеварением с Лестрейнджем. Слагхорн был в восторге, Том — нет. Но лучше потратить час-другой на расшифровку чудовищного почерка Лестрейнджа, чем слушать, как Дамблдор вкрадчиво излагает философские дилеммы в попытке завязать дружескую беседу.
Том за версту чуял проверки личности.
Миссис Коул упоминала о психологических обследованиях в первые годы, когда Том обнаружил, что владеет магией. Он прочитал всё, что мог, по этой теме, чтобы удостовериться, что
Его первый год закончился хорошими оценками по всем предметам. К слезам и негодованию их одноклассников, воспитанных волшебниками, у Тома и Гермионы были сплошные «превосходно», и они заняли первое и второе место по всем предметам. (Кроме полётов на мётлах, но, раз он не проверялся и не оценивался, как остальные, это было не в счёт.) Том обошёл Гермиону в практическом владении волшебной палочкой, что дало ему преимущество на защите от Тёмных искусств и трансфигурации. Гермионе лучше удавалось запоминать большие куски текста из учебников, что выиграло ей первые места по астрономии и истории магии. На травологии, заклинаниях и зельеварении они были равны, но Тому было плевать на оценки — гораздо важнее было убедиться, что он выучил всё, что считал важным по каждому предмету, а не то, что важным считали учителя.
Его успех на первом курсе был также отмечен тем, что он разыграл своих соседей по общежитию до полного подчинения. Помимо случая с шарфами, он заодно уменьшил левый ботинок из каждой пары Лестрейнджа и Трэверса. Разница была меньше сантиметра, но людям, у которых все ботинки были сшиты на заказ вручную, этого было достаточно, чтобы почувствовать что-то странное, но достаточно незначительное, чтобы ненаблюдательные чурбаны, как они, не смогли бы ничего заметить случайным взглядом.
За несколько месяцев (после нескольких повторных уменьшений, когда совы доставляли им новые пары ботинок) у мальчиков сформировалась странная, хромающая поступь, компенсирующая сжатые пальцы ног, а впоследствии — вросшие ногти. Том получил преимущество на защите от Тёмных искусств, полностью разгромив их, потому что знал, что надо целиться влево. Он убедил их, что проблема с ботинками была лишь у них в голове — не в обуви же дело, право? Разве они не заказывали обувь у того же самого башмачника, что обслуживал их семью на протяжении последнего столетия? Если эти ботинки были достаточно хороши для их дедов, почему они вели себя как плаксивые младенцы?
Некоторое время назад Том прочитал в Лондонской газете редакционную статью о том, что долгая носка неподходящих по размеру ботинок может привести к травме позвоночника и хроническим болям в спине. Если Лестрейндж и Трэверс докажут, что заслужили наказания, то через несколько лет Том сможет убедиться, была ли статья правдива. Он немного жаждал крови, ведь Том никогда не был мягкосердечным. Понятие пощады за первые проступки ни разу не приходило ему в голову. А поскольку это было наказание, они получали по заслугам. Он не доходил до око за око, конечно, — он был не таким уж варваром.
Наполеон, последний великий европейский император, был знаменит не своими завоеваниями и не сильной династией достойных наследников. С точки зрения англичанина, его поражения были не только примечательны, но даже прославлены. Нет, его истинное наследие хранилось в Кодексе Наполеона — современных
(К его неудовольствию, «Кодекс Тома Риддла» звучало как-то глупо в его голове, а ещё глупее, когда он записал это на полях своего дневника, но всё что угодно было лучше, чем «Большая книга Жизненных Уроков директора Тома». Он решил, что называть что-то в честь себя было позволительно, только если у тебя уже есть великое и сильное имя, как Наполеон, или Хаммурапи{?}[царь Вавилона], или Юстиниан{?}[император Византии]. Разве кто-нибудь струсит в присутствии Великого Чародея Британской Империи Волшебников, Тома Великого?)
Остальные слизеринцы, кажется, стали замечать, какие беды настигали тех, кто был груб с Томом, хоть они и не могли до конца понять, что именно он делал и как он это делал. Они лишь видели то, что казалось цепочкой не связанных между собой несчастных случаев: как Квентина Трэверса сбило с дуэльной платформы, и он приземлился на голову; как мать четверокурсника Джаспера Гастингса послала громовещатель, потому что он сдал четырнадцать дюймов{?}[~35,5 см] свитка историй о своих грязных делишках с Распределяющей шляпой вместо заданного сочинения по заклинаниям.
(По слухам, Гастингс использовал прорехи в Распределяющей шляпе по удобному назначению и добавил кое-что новенькое к коллекции пятен на её полях. Гастингс не осмеливался уточнять детали, но его румянец при упоминании преподавателя заклинаний, профессора Уинтропа, был воспринят как признание вины. С тех пор он стал известен как «Шляпник Гастингс»{?}[Hatty Hastings], и никакие его слова не могли исправить ситуацию.
Это было вполне заслуженно, потому что ругался вслух и впечатал Тома в балюстраду по дороге на ужин.)
К концу года бoльшая часть Слизерина усмирила свою агрессию: Том был добытчиком очков для факультета и любимчиком Слагхорна, а саботировать шансы Слизерина выиграть Кубок школы из-за мелочных обид считалось дурным тоном — большинство слизеринцев были согласны в своей ненависти к Гриффиндору сильнее, чем к какому-то безымянному сироте. Говоря о первокурсниках, большинство из них стали в какой-то мере цивилизованными. Лишь когда они научились не упоминать статус крови Тома с или без его присутствия, он наконец-то объявил их тщательно прирученными.
Добившись так многого в Хогвартсе, Том был разочарован возвращению в приют Вула на лето.
— Это всего лишь десять недель, — подбадривала его Гермиона, пока они сворачивали свои мантии в поезде.
Для Тома это казалось сбрасыванием последних признаков волшебного мира, хотя простые белые рубашки и брюки (или шерстяные юбки до колена для Гермионы) школьной формы не сильно отличались от магловской одежды, когда они снимали приметные драпировки мантий. Одним из отличий, на которые обратил внимание Том, было то, что волшебные одежды застёгивались на шнурки, застёжки, броши и временные клеящие заклинания для ленивых, но никогда на новомодные «молнии». Пуговицы всегда были сделаны из рогов или панцирей, но никогда из пластика. Старшие девочки красили губы с помощью кисточек и краски в банках, а не из выкручивающихся трубочек, которые он видел у воспитательниц в приюте. И большинство подгоняло свою одежду по размеру с помощью магии, так что даже те, кто не мог позволить себе драконью кожу, выглядели вполне прилично.