Похождения Тома Соуэра
Шрифт:
— Видишь-ли, вы дрались и онъ повалилъ тебя, ударивъ доскою… Потомъ ты поднялся и пошелъ, шатаясь и спотыкаясь… выхватилъ ножъ, да и всадилъ въ него въ ту самую минуту, какъ онъ снова огорошилъ тебя по голов… И ты пролежалъ до сихъ поръ посл этого, какъ чурбанъ.
— Я не понималъ, что длаю. Умереть мн сію минуту, если я понималъ. Все это отъ виски и въ запальчивости, не иначе. Я и оружія-то не бралъ въ руки во всю мою жизнь, Джо. Дрался я, да, но безъ оружія. Вс это скажутъ… Джо, ты не разсказывай никому. Общай, что не разскажешь, будь другъ. Я всегда любилъ тебя, Джо, всегда стоялъ за тебя. Ты не разскажешь,
И бдняга упалъ на колни передъ закаленнымъ убійцей и сложилъ руки съ умоляющимъ видомъ.
— Нтъ, ты былъ всегда добръ и прямъ со мною, Меффъ Поттеръ, и я не хочу отстать отъ тебя. Это по всей справедливости; больше чего же?
— О, Джо, ангелъ ты! Благословляю тебя до послдняго дня моего. — И Поттеръ началъ плакать.
— Ну, ну, будетъ объ этомъ. Некогда рюмить-то. Отправляйся ты этой дорогой, а я пойду тою. Бги же, да слдовъ за собою не оставляй.
Поттеръ пустился рысью, перешедшею скоро и въ карьеръ. Метисъ стоялъ, глядя ему вслдъ, и проговорилъ:
— Если онъ такъ ошеломленъ ударомъ и нагруженъ ромомъ, какъ оно кажется, то онъ и не вспомнитъ о пояс, прежде чмъ забжитъ уже такъ далеко, что побоится воротиться одинешенекъ на такое мсто, какъ здшнее… Сердце цыплячье!
Черезъ дв или три минуты на убитаго, на завернутый въ одяло трупъ и на разбитый гробъ смотрлъ одинъ только мсяцъ. Кругомъ царила снова полная тишина.
ГЛАВА X
Мальчишки мчались къ поселку, онмвъ отъ ужаса. Они оглядывались только по временамъ опасливо назадъ, какъ бы боясь погони. Всякій пень на дорог казался имъ человкомъ и врагомъ; дыханіе у нихъ такъ и спиралось; а когда они поровнялись съ коттэджами, лежавшими ближе къ селу, то лай проснувшихся сторожевыхъ собакъ заставилъ ихъ летть, какъ на крыльяхъ.
— Если бы намъ только добжать до стараго кожевеннаго завода, прежде чмъ я упаду! — шепталъ Томъ отрывисто, едва переводя духъ. — Я выбиваюсь изъ силъ.
Гекльберри только тяжело отдувался въ отвтъ, и оба они не сводили глазъ съ цли своихъ надеждъ, напрягая послднія силы для ея достиженія. Но вотъ она уже близко, и оба они разомъ, плечо съ плечомъ, ринулись въ открытую дверь и упали, признательные и изнеможенные, среди покровительствующей имъ тьмы. Мало по малу пульсъ ихъ сталъ биться спокойне, и Томъ проговорилъ:
— Гекльберри, какъ ты думаешь, что выйдетъ изъ этого?
— Если докторъ Робинсонъ умретъ, то выйдетъ вислица, я думаю.
— Что ты, неужели?
— Я знаю, поврь.
Томъ поразсмыслилъ немного и спросилъ:
— А кто разскажетъ? мы?
— Что ты бредишь? Представь себ, что если оно такъ повернется, что Инджэна Джо не повсятъ, ты думаешь, онъ не убьетъ насъ когда-нибудь? Это уже такъ же врно, какъ то, что мы здсь лежимъ.
— Я именно это и думалъ, Гекъ.
— Если уже кому надо разсказывать, такъ пусть Меффъ Поттеръ это длаетъ, коли онъ до такой степени глупъ. Это ему, вчно пьяному, впору.
Томъ помолчалъ, продолжая раздумывать, потомъ прошепталъ:
— Гекъ, Поттеръ не знаетъ. Какже онъ разскажетъ?
— По какой причин не знаетъ?
— Потому, что его оглушило ударомъ въ ту минуту, какъ Инджэнъ Джо и убилъ. Подумай, какъ могъ онъ видть?.. Подумай, какъ ему знать?..
— Правда твоя, Томъ!
— И
— Нтъ, Томъ, это невроятно. Онъ былъ наспиртовавшись, я это хорошо видлъ; да притомъ, когда же онъ безъ этого и бываетъ? А я знаю, что когда мой отецъ налижется, то его хоть церковью по голов дуй, его не пройметъ. Онъ самъ это говоритъ. Такъ должно быть и съ Меффъ Поттеромъ, разумется. Но если человкъ совершенно трезвъ, то отправится на тотъ свтъ отъ такой колотушки, не спорю.
Посл новаго молчаливаго раздумья Томъ спросилъ:
— Гекки, ты готовъ держать языкъ за зубами?
— Томъ, намъ слдуетъ держать языкъ за зубами. Этотъ индйскій дьяволъ не задумается утопить насъ, какъ пару котятъ, если мы выболтаемъ все, а его не повсятъ. Слушай, Томъ, намъ надо поклясться другъ другу… это мы должны сдлать… поклясться, что будемъ молчать.
— Я согласенъ, Гекъ. Это самое лучшее. Возьмемся за руки и произнесемъ клятву въ томъ, что…
— О, нтъ, этого мало для такого случая. Это годится въ пустыхъ, обыденныхъ вещахъ… особенно съ двочками, потому что он все равно какъ-нибудь да выдадутъ васъ и выболтаютъ все, если расхорохорятся… Но въ такомъ важномъ дл, какъ это, надо, чтобы было написано, и кровью.
Томъ одобрилъ такую мысль всей душою. Кругомъ было глухо, темно, страшно; время, обстоятельства, все окружающее соотвтствовало длу. Онъ нашелъ чистую щепочку, лежавшую въ полос луннаго свта, досталъ кусочекъ сурика изъ кармана, подслъ такъ, чтобы свтъ падалъ на его работу, и съ усиліемъ вывелъ слдующія строки, прикусывая себ языкъ при каждой черт внизъ и разжимая зубы, когда велъ черту кверху:
Гекъ Финнъ и
Томъ Соуеръ клянутся,
что будутъ молчать
на счетъ этого, и пусть
они погибнутъ безъ пути,
если когда-нибудь вздумаютъ.
Гекльберри пришелъ въ восхищеніе отъ графическаго искусства Тома и возвышенности его слога. Онъ вытащилъ булавку у себя изъ полы и хотлъ уколоть себ палецъ, но Томъ воскликнулъ:
— Стой! Не длай этого. Тутъ можетъ быть зелень.
— Какая такая зелень?
— Ядовитая. Вотъ какая. Попробуй-ка проглотить ее, и тогда увидишь.
Онъ развернулъ посл этого нитку съ одной изъ своихъ иголокъ, и оба мальчика надкололи себ ею большой палецъ и выдавили изъ него по капельк крови. Потомъ, долго налаживаясь, Томъ усплъ начертить начальныя буквы своего имени, употребляя мизинецъ вмсто пера, научилъ Гекльберри какъ вывести «Г» и «Ф», и дло съ клятвой было покончено. Они зарыли щепку у самой стны, съ какими-то очень страшными обрядами и заговорами, и стали уврены, что уста ихъ отнын скованы и ключъ отъ этихъ оковъ заброшенъ.
Какая-то тнь проскользнула черезъ проломъ на другомъ конц полуразрушеннаго зданія, но мальчики не замтили ея.
— Томъ, — спросилъ шепотомъ Гекльберри, — что же, благодаря этому, мы уже должны никогда не проговориться?
— Разумется, что бы тамъ ни случилось, мы должны держать языкъ за зубами; иначе погибнемъ, разв не знаешь?
— Да… понимаю, что такъ.
Они перешептывались еще нсколько времени. Вдругъ какая-то собака завыла протяжно и страшно, близехонько, шагахъ въ десяти отъ нихъ. Мальчики прижались другъ къ другу, цпеня отъ ужаса.