Поле Куликово
Шрифт:
Увидев зарево над Москвой, Тохтамыш понял: горит посад. Но Москва - не Серпухов, такой город не разбежится весь, - значит, Кремль готовится к осаде и его придётся брать приступом. Хан приказал часть пленных отдать в передовую тысячу: пусть рубят деревья для постройки переправ и осадных машин - в московском посаде теперь и бревна целого не найдёшь. Остальной полон и захваченную добычу он велел отправить в Сарай - пусть Орда увидит, что поход удался: снова в степь идут вереницы рабов, кибитки, полные добра. Узнав, что Кутлабуга приказал развешивать здоровых пленных на перекрёстках дорог, хан послал к нему гонца со словами: "Самые расточительные женщины -
В ночь, озарённую московским пожаром, Тохтамыш велел привести к нему беглого лазутчика и сказал:
– Ты просишь в награду золотую пайзу с изображением сокола - этим ты, купец, хочешь сравняться с темником Орды. Но за такую пайзу мало одной разрушенной церкви.
– Что я должен сделать ещё, владыка народов?
– Глаза-мыши уставились в лицо хана.
– Тебе дадут лошадь и проводят до Москвы. Проберись в город. Как отворить ворота Кремля, ты подумаешь сам.
– Это - непросто, великий хан.
– Будь это просто, я послал бы другого.
– Что я должен делать?
– Устрой бунт, отрави воду, сожги корма, отыщи тайный ход в крепость, взорви их зелье для пушек и разрушь стену, усыпи стражу - всё годится, лишь бы мои воины проникли в Кремль. Со стены ты увидишь на расстоянии полёта стрелы несколько жёлтых флагов. Посылай стрелы в сторону этих флагов, вкладывая в них записки с важными вестями.
– Исполню, великий хан.
– Не теряй времени. Моё войско не может топтаться под московской стеной больше одного дня.
На следующий день с Поклонной горы Тохтамыш увидел город. Среди пожарища, над серебристой лентой реки, стоял игрушечный холм, окружённый белой стеной с игрушечными башнями. Игрушками казались и сияющие золотом купола храмов, островерхие крыши теремов. Далеко справа, ниже Кремля, пойменными лугами приближались к берегу сотни тумена Батар-бека, с которым шёл Акхозя. Тохтамыш послал разведчиков в обе стороны по реке и велел строить переправы.
Набат выбросил Остея из терема, не тронув стремени, он взметнулся на осёдланного коня. Народ бежал к подолу, в сторону угловой Свибловой башни. Здесь, близ устья Неглинки, стену обороняли кожевники - рукастые, присадистые мужики, наполовину из крещёных татар, черемисов, мордвинов и мещеры. Бок о бок с ними стояли гончарная сотня, оборонявшая москворецкую сторону, и усиленная сотня кузнечан, взявших под защиту невысокую часть стены над обмелевшей к осени Неглинкой - до северной угловой башни. Остей взбежал на стену по высоким ступеням, оставив коня отрокам.
– Гляди, бачка-осудар! Вон - собак нечистый!
– заговорил Каримка, уступая место между зубцами.
Выше устья Неглинки через Москву вплавь переправлялось до двух сотен степняков. Небольшие вьюки с оружием привязаны к сёдлам, воины плыли, держась за хвосты коней. Ещё сотни три стояло за рекой, там же грудились повозки с жердями, брёвнами и расколотыми лесинами.
– Государь, ниже Кремля тоже появились, - сообщил подошедший по стене Клещ. Остей направился к Свибловой башне, чтобы с её высоты обозреть реку, скрытую москворецкой стеной. Тяжело дыша, следом топал Морозов, за ним - Томила и выборные. Оборачиваясь на ходу, Томила спрашивал Клеща:
– Ты поставил тюфяки для прострела повдоль стены?
– Как же, Томила Григорич, всё сполнено по твому слову.
– А великую пушку ты вели Проньке с башни снять да перетащите её во-он против той горушки, за Неглинкой. Там будет ставка темника али тысячника. Достанет ли?
– Я спрошу Проньку.
– Ежели не возьмёт ставку, всё одно под горушкой чамбулы ихние сгуртуются - хорошо будет горяченького запустить в серёдку.
– Сполним, боярин.
– Приду, гляну.
Задушил-таки свою обиду старый боярин. Что значит - князь явился: и ополченцы стали воинами в глазах
Бойниц всем не хватило, Каримка и Клещ стали позади бояр, рядом с дозорными самострелыциками. В башне сквозило. И здесь, в высоте, почти над рекой, попахивало гарью. Остей смотрел в проём на ордынских всадников, заполонивших противоположный берег ниже Кремля. Их было с полтысячи. Из-за поворота реки вышли два струга и скоро приткнулись к занятому Ордой обрыву. Похоже, какие-то купцы угодили в руки степняков. Московские суда были заранее отправлены вверх по Москве и Рузе на лесные озёра, ближе к Волоку-Ламскому. С переднего струга опустили деревянные сходни, мурза, блистающий золотом доспехов, первым въехал на судно, за ним потянулись нукеры. Не меньше сотни всадников бросились в реку. Выше устья Неглинки ордынские сотни закончили переправу, воины вооружались и вскакивали в сёдла. В Кремле у Остея стоял наготове полуторасотенный отряд конных ратников под командованием Олексы, можно бы и трепануть степняков, но Остей не хотел без нужды обнаруживать свою конную силу, а главное, не был уверен, что враг не переправился на левый берег в десяти верстах выше по реке, где имелся брод. Его конников могли отрезать от ворот.
– Ханская разведка, - сказал Томила.
– А на том берегу - передовые чамбулы.
Четыре сотни степняков, переплыв реку с двух сторон от Кремля, съехались на пепелище Посада в одном перестреле от стены, от них отделилась группа с золотобронным воином в центре - о чём-то совещалась. Москвитяне, заполонившие стену, взирали на незваных гостей с Дикого Поля, на их гривастых низеньких лошадей, на цветные значки, трепещущие на длинных пиках, на бунчуки с кистями шёлка и серебра. Серое дымное небо стояло над Кремлём, из-под копыт толкущихся лошадей вился чёрно-седой прах и повисал в воздухе, и всадники словно плавали в нём. Адам стоял рядом с Вавилой между каменными зубцами, слева от Фроловской башни, не отрывал взгляда от врагов. Остей уважил его просьбу - возглавить сотню суконников на стене. Суконная сотня составляла в Москве влиятельный цех купцов и ремесленников, пользовалась особыми привилегиями. Дорожа своим именем и расположением государя, почти вся эта сотня осталась в городе и в смутные дни, наряду с кузнечанами, бронниками, гончарами и кожевниками, стала мощной силой порядка. Суконникам, усиленным отрядами других слобожан, была доверена важнейшая часть стены со стороны Посада. Слева от них стояли кузнечане, справа - бронники.
– Эко, дьяволы, разлопотались!
– пробасил Гришка Бычара, поднявшийся наверх, поскольку воротники остались без дела.
– Хошь бы нам чего сказали.
– Успеем - наговоримся.
Мальчишка, пробравшись под ногами взрослых, просунулся между зубцами и, повиснув над рвом, закричал:
– Эй, кумысники, ступай сюда, свиное ухо дам на закуску!
– Я те дам!
– ополченец ухватил его за штаны.
– Брысь отсюдова, не то без уха оставлю!
По команде десятника мальчишек стали хватать и спроваживать вниз по приставной лестнице. Адам хотел спровадить и знакомых девиц из княжеского терема, но за них попросили воротники, только что опроставшие корзину пирогов. Вступился и Вавила:
– Пущай посмотрят. Анюта, может, знакомых приметит.
Мурзы, наконец, закончили совещание и четверо рысью направились к стене. Среди четвёрки выделялись тот же в золочёной броне и широколицый, с бычьей шеей воин в стальной мисюрке с орлиным пером. Из-под его серо-зелёного халата поблёскивало оплечье байданы. Он первым подъехал ко рву так, что можно было рассмотреть нестарое лицо с отвислыми усами. Задрав голову, обежал взглядом стоящих между зубцами, ни на ком не задержался и по-русски, почти не искажая слов, заговорил: