Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Шрифт:
Между тмъ министры Нуррединовы думали боле о своей выгод, чмъ о польз государства. Сирія изнемогала отъ неустройствъ и беззаконій. Слуги слугъ министровыхъ утсняли гражданъ; почеты сыпались на богатыхъ; бдные страдали; народомъ овладло уныніе, а сосди смялись.
Жизнь Нурредина на звзд была серединою между сновидніемъ и дйствительностію. Ясность мыслей, святость и свжесть впечатлній могли принадлежать только жизни на яву; но волшебство предметовъ, но непрерывное упоеніе чувствъ, но музыкальность сердечныхъ движеній и мечтательность всего окружающаго уподобляли жизнь его боле сновиднію, чмъ дйствительности. Двица Музыка казалась также сліяніемъ двухъ міровъ. Душевное выраженіе ея лица, безпрестанно измняясь, было всегда согласно съ мыслями Нурредина, такъ что красота ея представлялась ему столько
Но положеніе Сиріи безпрестанно становилось хуже, и тмъ опасне, что въ цлой Азіи совершились тогда страшные перевороты. Древніе грады рушились; огромныя царства колебались и падали; новыя возникали насильственно; народы двигались съ мстъ своихъ; неизвстныя племена набгали неизвстно откуда; предловъ не стало между государствами; никто не врилъ завтрешнему дню; каждый дрожалъ за текущую минуту; одинъ Нуррединъ не заботился ни о чемъ. Внутреннія неустройства со всхъ сторонъ открыли Сирію вншнимъ врагамъ; одна область отпадала за другою, и уже самые близорукіе умы начинали предсказывать ей близкую погибель.
„Двица! — сказалъ однажды Нуррединъ двиц Музык — поцлуй меня!”
„Я не могу — отвчала двица — если я поцлую тебя, то лишусь всего отличія моей прелести, и красотой своей сравняюсь съ обыкновенными красавицами подлунной земли.
Есть однако средство исполнить твое желаніе, не теряя красоты моей... оно зависитъ отъ тебя... послушай: если ты любишь меня, отдай мн перстень свой; блестя на моей рук, онъ уничтожитъ вредное дйствіе твоего поцлуя.”
„Но какъ же безъ перстня приду я къ теб?”
„Какъ ты теперь видишь мою землю въ этомъ перстн, такъ я тогда увижу въ немъ твою землю; какъ ты теперь приходишь ко мн, такъ и я приду къ теб” — сказала двица Музыка, и, одной рукой снимая перстень съ руки Нурредина, она обнимала его другою. И въ то мгновеніе, какъ уста ея коснулись устъ Нуррединовыхъ, а перстень съ его руки перешелъ на руку двицы, въ то мгновеніе, продолжавшееся, можетъ быть, не боле одной минуты, новый міръ вдругъ исчезъ вмст съ двицей, и Нуррединъ, еще усталый отъ восторга, очутился одинъ на мягкомъ диван своего дворца.
Долго ждалъ онъ общаннаго прихода двицы Музыки; но въ этотъ день она не пришла; ни черезъ два, ни черезъ мсяцъ, ни черезъ годъ. Напрасно разсылалъ онъ гонцовъ во вс концы свта искать Араратскаго отшельника; уже и послдній изъ нихъ возвратился безъ успха. Напрасно истощалъ онъ свои сокровища, скупая отовсюду круглые опалы; ни въ одномъ изъ нихъ не нашелъ онъ звзды своей.
„Для каждаго человка есть одна звзда, — говорили ему волхвы — ты, государь, потерялъ свою, другой уже не найти теб!”
Тоска овладла царемъ Сирійскимъ, и онъ конечно не задумался бы утопить ее въ студеныхъ волнахъ своего златопесчанаго Бардинеза, еслибы только вмст съ жизнію не боялся лишиться и послдней тни прежнихъ наслажденій — грустнаго, темнаго наслажденія: вспоминать про свое солнышко!
Между тмъ тотъ же Оригеллъ, который недавно трепеталъ меча Нуррединова, теперь самъ
„Вотъ примръ коловратности счастія, — говорилъ Оригеллъ, указывая полководцамъ своимъ на окованнаго Нурредина — теперь онъ рабъ, и вмст съ свободою утратилъ весь блескъ прежняго имени. Ты заслужилъ свою гибель — продолжалъ онъ, обращаясь къ царю Сирійскому, — однако я не могу отказать теб въ сожалніи, видя въ несчастіи твоемъ могущество судьбы еще боле, чмъ собственную вину твою. Я хочу, сколько можно, вознаградить тебя за потерю твоего трона. Скажи мн: чего хочешь ты отъ меня? О чемъ изъ утраченнаго жалешь ты боле? Который изъ дворцовъ желаешь ты сохранить? Кого изъ рабовъ оставить? Избери лучшія изъ сокровищъ моихъ и, если хочешь, я позволю теб быть моимъ намстникомъ на прежнемъ твоемъ престол!”
„Благодарю тебя, государь! — отвчалъ Нуррединъ — но изъ всего, что ты отнялъ у меня, я не жалю ни о чемъ. Когда дорожилъ я властію, богатствомъ и славою, умлъ я быть и сильнымъ, и богатымъ. Я лишился сихъ благъ только тогда, когда пересталъ желать ихъ, и недостойнымъ попеченія моего почитаю я то, чему завидуютъ люди. Суета, вс блага земли! суета все, что обольщаетъ желанія человка, и чмъ плнительне, тмъ мене истинно, тмъ боле суета! Обманъ все прекрасное, и чмъ прекрасне, тмъ обманчиве; ибо лучшее, что есть въ мір, это — мечта”.
30 Декабря 1830 г.
Москва.
Отрывокъ изъ романа: Дв жизни.
(1832).
ГЛАВА I.
Изящнымъ называютъ прекрасное, прекрасно выраженное. И если это справедливо, то искусство хорошо одваться должно принадлежать къ числу изящныхъ искусствъ, по крайней мр столько же, сколько танцованье.
Вотъ почему на женщину, одтую со вкусомъ, я смотрю съ удовольствіемъ эстетическимъ, какъ на артиста, котораго мы съ наслажденіемъ разгадываемъ въ его созданіяхъ. И одваться хорошо не такъ легко, какъ думаютъ обыкновенно. Для этого нужно много, много условій, и я думаю даже, что это также трудно, какъ быть великимъ музыкантомъ, или великимъ живописцемъ, и, можетъ быть, даже великимъ человкомъ. Правда, на свт чаще встрчаются женщины хорошо одтыя, чмъ Наполеоны и Байроны; но это потому только, что природа сама женщина и отъ того въ дарахъ своихъ щедре къ своему прекрасному полу, чмъ къ нашему. А въ доказательство, что я говорю безъ преувеличенія, постараемся исчислить вс т качества, которыя необходимо имть женщин, чтобъ одваться хорошо, въ истинномъ смысл этого слова.
Для этого нужно:
1. Красота, по крайней мр нкоторая степень красоты;— безъ того не можетъ быть и рчи объ изящномъ.
2. Вкусъ, то есть, качество, котораго нельзя ни купить, ни выучить, которое дается немногимъ, и которое даже тогда, когда дано природою, еще иметъ нужду въ счастливомъ и правильномъ развитіи. Слдовательно:
3. Воспитаніе и образованность. Здсь, вроятно, многіе будутъ со мною противнаго мннія. — „Кому не случалось, — скажутъ они, — встрчать женщину прекрасно одтую, безъ образованности и воспитанія?” Но разсуждать объ одежд такимъ образомъ, значитъ не понимать ея глубокаго значенія. Конечно, женщина необразованная можетъ быть одта по мод и даже къ лицу; но разв это все? — Красота одежды заключается не въ мод и даже не въ красивости, она не въ шелкахъ и не въ блондахъ, не въ страусахъ и не въ брилліантахъ. Одежда, какъ слово, кром наружной гармоніи, иметъ еще свой внутренній смыслъ, понятный для понимающаго. Этотъ смыслъ долженъ быть въ ладу не только съ лицомъ и модою, но съ цлымъ существомъ женщины. Та, которой одежда не иметъ смысла, одта дурно. Женщина, которой манеры противорчатъ ожиданіямъ, возбужденнымъ ея одеждою, одта дурно. Женщина, которой наружность несогласна съ оборотомъ ея ума и съ характеромъ ея любезности, одта дурно. Однимъ словомъ, все то, чт`o нарушаетъ внутреннюю и вншнюю гармонію, все то дурно, все то неприлично или не къ лицу, все безсмысленно и не изящно. Потому для прекрасной, гармонической одежды необходима еще