Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Шрифт:
Болзнь твоя меня не безпокоитъ, но ты, какъ кажется, считаешь ее чмъ то важнымъ, и напрасно: вся непріятность крапивной лихорадки ограничивается скукою чесанья, и то не больше трехъ или четырехъ дней, посл которыхъ она проходитъ безо всякихъ послдствій, кром б`oльшаго здоровья.
Мн бы хотлось, чтобы во время твоей поздки въ Рязань ты ограничилъ бы свои занятія однимъ мышленіемъ, т. е. не стараясь прибавить къ понятіямъ новыхъ свдній изъ новыхъ книгъ, уже полученныхъ прежде, перегонялъ бы черезъ кубикъ передумыванья, и водку мыслей передводлъ бы въ спиртъ. Ихъ количество можетъ быть уменьшится, но за то качество прибудетъ и невольно заставитъ тебя писать. А это теперь для тебя необходимо. Мн кажется: первый удачный опытъ, показавъ теб твои силы, ршитъ тебя сдлаться писателемъ. Это званіе не мшаетъ ничему, но, напротивъ, еще помогаетъ сдлать однимъ камнемъ два удара. Къ тому же не забудь, что ты общалъ Погодину. Кстати къ Погодину: онъ задумалъ пресмшную вещь: хочетъ писать особенную брошюрку о томъ, что политическое равновсіе Европы принадлежитъ къ числу тхъ мыслей, которыя, вмст съ поврьями о колдунахъ, привидньяхъ и чертяхъ, суть порожденія невжества и суеврія, и въ нашъ просвщенный вкъ должны вывестись и исчезнуть при свт истиннаго мышленія. Сколько я ни толковалъ ему, а переубдить не могъ; ибо для этаго нужно понять: чт`o такое Политическое равновсіе, а здсь-то и запятая. Однако надюсь еще остановить его отъ этой шалости, которая достойна издателя Моск. Вст. Впрочемъ ты не говори объ этомъ ни ему, когда увидишься, ни кому другому. Пусть оно умретъ вмст со всми его глупостями. По моему эта послдняя стоитъ казаковъ Останкинскихъ.
Сомнваться въ моемъ отвт на твое будущее общанное письмо не должно. Охотно готовъ возобновить съ тобою бумажную мну мыслей: будь же опять мой кошелекъ, въ который я стану складывать все золото мое. Скажи мое почтеніе твоей маменьк, также и ото всхъ моихъ, которые тебя обнимаютъ. Моя маменька съ самаго твоего отъзда была нездорова; теперь ей лучше. Прощай, твой Киревскій.
М.
(Петербургъ, начало 1830 г.).
25
Барсуковъ, Погодинъ, т. III. стр. 58.
Благодарю тебя, любезный Погодинъ, за твое письмо. Ты хочешь, чтобы я подробно высказалъ мое мнніе о твоей персон, и потому надобно распространиться. Прежде всего однако надобно поблагодарить тебя за довренность въ мою правдивость, довренность, которая, впрочемъ, больше теб комплиментъ, нежели мн. Но скажи, пожалуйста: что за мысль исповдываться другъ другу на письм, тогда какъ мы два дня назадъ могли говорить другъ другу тоже и полне, и свободне. Какъ ни коротко знакомъ съ человкомъ, но все легче сказать ему правду въ глаза, нежели написать ее заочно. Или можетъ быть ты думаешь, что я стану тебя хвалить; въ послднемъ случа ты очень ошибся. Все хорошее, что есть въ теб, такъ испорчено, задавлено дурнымъ или лучше сказать незрлымъ, неразвитымъ, дикимъ началомъ твоего существа, что нельзя довольно повторять теб о твоихъ недостаткахъ. Несвязность, необдуманность, взбалмошность, соединенная съ очень добрымъ сердцемъ, съ умомъ, очень часто одностороннимъ, вотъ ты, и какъ литераторъ и какъ человкъ. Одно можетъ тебя исправить: искать и найти кругъ людей, которыхъ бы мнніемъ ты дорожилъ какъ святынею, ибо нельзя довольно убдиться въ томъ, что человкъ образуется только человкомъ. Если же ты останешься теперешнимъ человкомъ, то конечно сдлаешь много хорошаго, можетъ быть иное рыцарски-прекрасное; но наврное сдлаешь много и такого, что просто называется нечистымъ поступкомъ. Бойся этого! И не обидься грубостью моей искренности. Ты думаешь, что сдлалъ все, когда оправдалъ свой поступокъ чистотою намреній, но это важная смертельная ошибка. Кром совстнаго суда, для нашихъ длъ есть еще другая инстанція, гд предсдательствуетъ мнніе. Имъ ты и не дорожишь, ибо слишкомъ много вришь въ собственное. Но это мнніе, не забудь, его зовутъ — честь. Можно быть правымъ въ одной инстанціи, а виноватымъ въ другой. Но для истиннаго достоинства, для красоты, для счастья, для уважительности человка, необходимо, чтобы каждый поступокъ удовлетворялъ и тому, и другому судилищу. Это возможно, ибо оно должно. Вотъ одно правило, которое я всегда почиталъ истиннымъ, въ которое врю еще и теперь, ибо понимаю его ясно и необходимо; вотъ оно: если сегодня я страдаю невинно, то врно вчера я былъ виноватъ въ томъ же безнаказанно и способенъ былъ сдлаться виновнымъ завтра, а наказаніе только предупредило, вылчило меня напередъ, какъ горькое кушанье, исправляя желудокъ, предупреждаетъ его близкое разстройство. Ибо Провидніе несправедливо быть не можетъ, а способность къ дурному или хорошему для него равнозначительна съ дйствительнымъ поступкомъ. Ибо время, которое раздляетъ смя отъ плода, для него прозрачное зеркало, воздухъ. Вотъ отчего, если хочешь узнать себя, то разбери свою судьбу, и перемни ее въ желанную, внутреннимъ переобразованіемъ самого себя. Но повторяю, только люди могутъ воспитать человка! Ищи ихъ, и знай, что каждый шагъ, сближающій тебя съ недостойнымъ, тебя отдаляетъ отъ достойныхъ. О сочиненіи твоемъ я не говорилъ и не скажу никому. Пушкину очень понравился твой Иванъ [26] *) и онъ общалъ писать и послать теб кое-что. Вс здшніе теб кланяются. Жуковскій благодаритъ за память. Кстати покуда ты не узналъ всхъ утонченностей того чувства, которое называютъ приличіемъ, то изъ тебя никогда не будетъ проку. Не хорошо бы кончить такъ, но бумаги нтъ.
26
„Іоаннъ Грозный” М.П. Погодина.
П. В. КИРЪЕВСКОМУ [27] .
(Берлинъ). 16—21 Марта 1830.
Правда, милый братъ-другъ, намъ надо писать чаще, покуда мы близко, но еще розно. Спасибо за твое письмо; но извстія твои объ Москв были не свже моихъ. Посл моего послдняго письма къ теб, я получилъ отъ маменьки и отъ сестры. Папенька въ Долбин. У дтей у всхъ была корь, но, какъ говорятъ он вмст съ Рамихомъ, хорошая корь. Маменька не спитъ ночи, ухаживая за больными; сестра вроятно также, хотя и не говоритъ объ этомъ. Тяжело думать объ нихъ. Я просилъ сестру во всякомъ письм ко мн выписать мн какой-нибудь текстъ изъ Евангелія. Я это сдлалъ для того, чтобы 1-е, дать ей лишній случай познакомиться короче съ Евангеліемъ; 2-е, чтобы письма наши не вертлись около вещей постороннихъ, а сколько можно выливались изъ сердца. Страница, гд есть хотя строчка святаго, легче испишется отъ души. Но что же? вотъ текстъ, который она выбрала въ своемъ послднемъ письм: Ne soyez donc point inquiets pour le lendemain, car le lendemain se mettra en peine pour lui-m^eme: `a chaque jour suffit son mal. „Какъ бы мы были спокойны, прибавляетъ она, если бы исполняли это. Но мы никогда не думаемъ о настоящемъ, а заботимся только о будущемъ”. — Бдная! въ 17 лтъ для нея будущее — забота и безпокойство. Во всей семь нашей господствующее, ежедневное чувство есть какое-то напряженное, боязливое ожиданіе бды. Съ такимъ чувствомъ счастье не уживается. Но откуда оно? зачмъ? Какъ истребить его? Какъ замнить спокойствіемъ и мужественною неустрашимостью передъ ураганами судьбы? — вотъ объ чемъ мы должны подумать вмст, чтобы дйствовать общими силами. Если бы намъ удалось дать сестр столько же твердости и крпости духа, сколько у нея нжности, чувствительности и доброты, то мы сдлали бы много для ея счастья. Между тмъ я надюсь, что это тяжелое состояніе духа, въ которомъ она писала ко мн, прошло вмст съ болзнями дтей. Но ты знаешь, долго ли нашъ домъ бываетъ свободенъ отъ причинъ къ безпокойству! Все это составляетъ для меня до сихъ поръ неразршенную задачу. Къ папеньк я писать буду на первой почт. Его мнительность изъ физическаго міра перешла въ нравственный. Но по счастью она обратилась на такой пунктъ, гд отъ нея легко избавиться. По крайней мр я употреблю вс силы, чтобы разуврить его и доказать, что я не пересталъ его любить по прежнему. Не знаю, откуда могла ему прійти эта мысль; боюсь, чтобы она не имла источникомъ вліяніе той враждебной звзды, которая отдаляетъ меня ото всего, чт`o дорого сердцу. Знаешь ли, мн иногда кажется, что судьба, прокладывая мн такую крутую дорогу въ жизни, ведетъ меня къ чему-нибудь необыкновенному. Эта мысль укрпляетъ мои силы въ стремленіи быть достойнымъ ея призванія. То, чт`o я писалъ къ теб о Берлинской жизни и университет, — неправда, или лучше полу-правда. Для тебя, я думаю, во всякомъ случа Мюнхенъ полезне, а не то — Парижъ? Приготовь отвтъ къ прізду. Между тмъ пиши ко мн въ Дрезденъ черезъ Рожалина. Тамъ я буду около перваго Апрля ихъ стиля. Но Святую мы встртимъ вмст.
27
Съ подлинника. Было напечатано въ Рус. Арх. 1907 кн. 1.
До сихъ поръ я еще, кром Гуфланда, не познакомился здсь ни съ однимъ профессоромъ, хотя сдлалъ нсколько знакомствъ интересныхъ. Надняхъ, однако, отправлюсь къ Гегелю, Гансу, Шлейермахеру. Такъ какъ я не имю къ нимъ писемъ, и черты моего лица будутъ единственнымъ рекомендательнымъ письмомъ, то я и не знаю еще, какъ я буду принятъ и удадутся ли мн нкоторые планы на нихъ, исполненіе которыхъ могло бы сдлать мое путешествіе не напраснымъ. При свиданіи разскажу подробне, но до сихъ поръ считаю, какъ говорятъ, безъ хозяина. Изо всхъ, съ кмъ я здсь познакомился, самый интересный — это майоръ Радовицъ, къ которому я имлъ письмо отъ Жуковскаго. Мудрено встртить больше оригинальности съ такимъ здравомысліемъ. — Изъ любопытныхъ вещей, виднныхъ мною, первое мсто занимаетъ здшняя картинная галлерея. Слишкомъ длинно было бы разсказывать вс особенности впечатлній, которыя я вынесъ оттуда. Скажу только, что здсь въ первый разъ видлъ я одну Мадонну Рафаеля, которая мн крпко понравилась, или, лучше сказать, посердечилась. Я видлъ прежде около 10 Мадоннъ Рафаеля, и на вс смотрлъ холодно. Я не могъ понять, какое чувство соотвтствуетъ этому лицу. Это не царица; не богиня; святая, — но это святое понимается не благоговніемъ; прекрасная, — но не производитъ ни удивленія, ни сладострастія; не поражаетъ, не плняетъ. Съ какимъ же чувствомъ надобно смотрть на нее, чтобы понять ея красоту и господствующее расположеніе духа ея творца? Вотъ вопросъ, который оставался для меня неразршеннымъ, покуда я увидлъ одну изъ здшнихъ Мадоннъ. Эта Мадонна объяснила мн, что понять ея красоту можно только однимъ чувствомъ: чувствомъ братской любви. Движенія, которыя она возбуждаетъ въ душ, однородны съ тми, которыя раждаются во мн при мысляхъ объ сестр. Не любовью, не удивленіемъ, а только братской нжностью можно понять чистую прелесть ея простоты и величіе ея нжной невинности. То, чт`o я говорю теперь, такъ истинно, и я чувствовалъ это такъ ясно, что чмъ больше я всматривался въ Мадонну, тмъ живе являлся передо мной образъ Машки, и наконецъ такъ завладлъ мною, что я изъ за него почти не понималъ другихъ картинъ, и на Рубенса и Вандика смотрлъ какъ на обои, покуда наконецъ распятіе Іисуса X., какого-то стариннаго живописца Нмецкой школы, разбудило меня. Это была первая картина, которую сердце поняло безъ посредства воображенія. Это лучшая проповдь, какую я когда
Начато 16-го, окончено 21-го Марта н. с.
М. В. КИРЕВСКОЙ [28] .
(Августъ 1830).
8-е/20. — Дружочекъ Маша! Сегодня твое рожденье и чтобы освятить себя на этотъ день, я начинаю его письмомъ къ теб, милая сестра. Мудрено и грустно начать твое рожденье письмомъ. За годъ назадъ, когда я былъ съ вами, — Вечеръ. Вотъ что я усплъ написать къ теб сегодня только что проснулся, т. е. въ 7 часовъ по утру. Но вмсто того, чтобы продолжать письмо свое, я засмотрлся на эти 3 строчки какъ будто на Рафаэлеву картинку, и до тхъ поръ, покуда братъ и Рожалинъ вошли въ мою комнату поздравляться, т. е. до 9-ти часовъ, — что же я длалъ въ эти 2 часа, — ты этаго не спросишь. Можетъ быть ты сама въ это же время думала объ насъ, и знала, что если мы и не пришли къ теб сегодня по утру, поцловать тебя и поздравить, то мысли наши были съ тобою еще прежде, чмъ ты проснулась, даже прежде чмъ мы сами проснулись. Знаешь-ли ты, что я во всякомъ сн бываю у васъ? Съ тхъ поръ, какъ я ухалъ, не прошло ни одной ночи, чтобъ я не былъ въ Москв. Только какъ! — Вообрази, что до сихъ поръ я даже во сн не узналъ, что такое свиданье, и каждый сонъ мой былъ повтореніемъ разлуки. Мн все кажется, будто я возвратился когда то давно, и уже ду опять. Сны эти до того неотвязно меня преслдуютъ, что одинъ разъ, садясь въ коляску, тоже во сн, чтобы хать отъ васъ, я утшался мыслію, что теперь, когда сонъ мой исполнился, по крайней мр я перестану его видть всякую ночь. Вообрази же, какъ я удивился, когда проснулся, и увидлъ, что и это былъ сонъ. — Это родъ соннаго сумасшествія, une id'ee fixe, qui est devenue un r^eе permanent. Mais pourquoi fallait-il que cette id'ee fixe soit la s'eparation, et non le revoir? — Хоть ты попробуй наслать мн сонъ со свиданьемъ. Надумай его. Хоть одинъ, а я уцплюсь за него всею силою воображенья, и разведу изъ него цлую гряду такихъ сновъ. Это будетъ смечко отъ цвтка: Иванъ и Марья, которое я посажу къ себ глубоко въ мысли, и стану за нимъ ходить, и буду его грть и лелять, покуда оно пустить корни такъ далеко, чтобы никакая буря его не вырвала, никакой репейникъ не задавилъ. — Не смйся надъ этимъ. Сны для меня не бездлица. Лучшая жизнь моя была во сн. Не смйся же, когда я такъ много говорю объ нихъ. Они вздоръ, но этотъ вздоръ доходитъ до сердца. Къ тому же съ кмъ лучше тебя могу я раздлить его? — Между тмъ, чтобъ ты знала, какъ наслать сонъ, надобно чтобы я научилъ тебя знать свойства сновъ вообще. Это наука важная, и я могу говорить объ ней аес connaissance de cause. По крайней мр я здсь опытне, чмъ на яву. Слушай же: первое свойство сновъ то, что они не свободны, но зависятъ отъ тхъ, объ комъ идутъ. Такъ, если мн непремнно надобно всякую ночь видть васъ, то сны мои будутъ свтлы, когда вамъ весело, и печальны, когда вы грустны, или нездоровы или безпокоитесь. Оттого, если ты хочешь быть моей колдуньей, то должна сохранять въ себ безпрестанно такую ясность души, такое спокойствіе, такое довольство, которыя сообщившись моему сну, вложили бы въ него чувство невмстное съ мыслію объ разлук. Разумется что такъ колдовать должны вы вс вмст. И для твоей веселости нужна веселость всхъ, и цвтокъ Иванъ и Марья ростетъ между Машкиной душкой, Васильками, Лиліями, и пр. и пр. Второе свойство сновъ то, что они дти, и безпрестанно хватаютъ все, что передъ глазами. А такъ какъ у меня передъ глазами все нмцы да нмцы, то и во сн они же мшаются съ вами. Оттого, чтобы прогнать нмцевъ изъ моихъ русскихъ сновъ, присылай мн скоре свой портретъ. Насмотрвшись днемъ на него, на брата, на Рож. и на все, что пріхало съ нами изъ Россіи, я надюсь по крайней мр во сн освободиться отъ Германіи, которую, впрочемъ, я не нелюблю, а ненавижу! Ненавижу какъ цпь, какъ тюрьму, какъ всякій гробъ, въ которомъ зарываютъ живыхъ. — Ты изъ своей Россіи не можешь понять что такое эта Германія. Все, что говорятъ объ ней путешественники, почти все вздоръ. Если же хочешь узнать, что она такое, то слушай самихъ нмцевъ. Одни нмцы говорятъ объ ней правду, когда называютъ ее землею дубовъ (das Land der Eichen), хотя дубовъ въ Германіи, кром самихъ нмцевъ, почти нтъ. За то эти изо всхъ самые деревянные. Вчера еще братъ зацпился за однаго изъ нихъ зонтикомъ, и такъ неосторожно, что зонтикъ сломался. Братъ извинился по-русски, своимъ обыкновеннымъ: ахъ! извините! — Нмецъ почувствовалъ ударъ только шаговъ черезъ двадцать, вдругъ, сталъ какъ вкопаный, вылупилъ глаза и молчалъ. Обдумавшись хорошенько онъ наконецъ снялъ шляпу, чтобы отвчать брату: Ich bitte recht sehr, Herr Baron! es thut nichts! — He знаю какъ ты назовешь такую живость, а для меня ей нтъ слова кром: нмецкой. — Но, — лучше воротимся къ нашимъ снамъ. — Они дти; все, что они говорятъ, почти такая же чепуха какъ это письмо; но они дти благородныя, изъ которыхъ ничего не сдлаешь ни угрозами, ни бранью, но которыя чувствительны къ ласкамъ. Потому ихъ надобно иногда баловать и лакомить. Но ласка, баловство и лакомство для моихъ сновъ, это твои письма. Каждое слово изъ нихъ, передумавшись на яву, переходитъ въ сонь, и сны мои, какъ дти воспитанныя, слушаются каждаго слова. Потому, чтобы они не капризничали и не хмурились, ты ихъ ласкай по-чаще, и по-больше и по-акуратне. Кром того, на сны, какъ на дтей, дйствуетъ много хорошій примръ. Это особенно представь на разсмотрніе Маминьк, и попроси ее исправить свои сны хотя для того, чтобы мои не портились. — А покуда спи. 2 часа ночи и спать пора и хочется. Это письмо дойдетъ до тебя черезъ мсяцъ. Я тогда вроятно уже буду въ Италіи. Первый сонь со свиданьемъ будетъ мн знакомъ, что ты получила мое письмо.
28
Съ подлинника.
5 сентября/24 августа. Отгадала ли ты, милая Машка, что это письмо писано посл 3-хъ бутылокъ шампанскаго, выпитыхъ за твое здоровье нами тремя? Я бы не послалъ теб этотъ вздоръ, если бы не хотлъ доказать на дл, что не ты одна бываешь пьяна. Передъ Папинькой извини меня за эту безтолковую трату почтовыхъ денегъ тмъ, что я впередъ пьяный писать не буду! — Теперь ты уже большая двушка! — Теперь ты уже отвчаешь за каждый поступокъ свой, за каждое слово! — Наднешь-ли букли? — Объ верховой зд я писалъ къ Маминьк. — Пишешь-ли журналъ? — Прощай! — Будь здорова и смотри за здоровьемъ маминьки. — Теб поручаю я при малйшемъ нездоровь посылать за Рамихомъ, m^eme au risque d''etre grond'ee. — Обнимаю тебя отъ всего сердца. Твой Иванъ.
Побраните хорошенько Петруху за короткость его писемъ и велите ему писать за недлю до почты. — А то мн стыдно посылать такія огромныя письма съ его такими маленькими.
А. И. КОШЕЛЕВУ [29] .
(Январь 1831).
Въ половин Генваря, пишешь ты, можетъ быть мы увидимся! Если бы это было въ самомъ дл, то неудавшееся путешествіе мое было бы мн меньше досадно. Боюсь, однако, что ты только мажешь по усамъ. Между тмъ во всякомъ случа, т. е. удастся ли намъ такъ скоро видться или нтъ, а мы все должны пользоваться сближеніемъ разстояній между нами и по крайней мр пусть хоть письма наши докажутъ, что нтъ границы между нами. Общать писать часто, — я не стану, потому, что врядъ ли ты уже повришь такаго рода общаніямъ; но постараюсь исполнить на дл, если твои отвты не будутъ откладываться въ длинный ящикъ, такъ какъ ты сдлалъ съ отвтомъ на мое письмо, которое я послалъ къ теб съ Тютчевымъ. Кстати: получилъ ли ты его? Если нтъ, то не жалуйся, что я не писалъ теб изъ за границы, потому, что я забылъ твой адресъ и въ письм съ Тютчевымъ просилъ тебя прислать мн его. Но ты доказалъ мн, что есть человкъ еще меня лниве.
29
Съ подлинника.
Удастся ли мн когда нибудь исполнить мой планъ путешествія, или останусь я на всегда въ этой несносной Москв, я еще не знаю. Знаю только, что употреблю вс силы, чтобы вырваться отсюда куда бы то ни было, и — либо сойду съ ума, либо поставлю на своемъ. Это желаніе, или лучше сказать, эта страсть, сдлалась у меня тмъ сильне, чмъ неудачне была моя поздка. А неудачна она была во всхъ отношеніяхъ, и не столько по короткости времени, сколько по тому, что я ничего не видалъ кром Германіи, скучной, незначущей и глупой несмотря на всю свою ученость. Но объ этомъ подробне поговоримъ при свиданіи.
Вотъ теб Норова Моръ, который совершенно оправдываетъ свое названіе. Изъ замчаній цензора ты увидишь, отчего Погодинъ его не напечаталъ. Дай Богъ, чтобы и теб не было больше успха.
1-ое Генваря. Очень радъ, что до сихъ поръ не отослалъ къ теб письма, и не начиная новаго, могу поздравить тебя съ Новымъ годомъ.
Я и теперь еще не отправилъ къ теб письма моего (8-е Генваря); вообразишь, какую я дятельную жизнь веду здсь? — Приняться за перо, для меня такая важность, что я прежде долженъ къ тому собираться. Теперь же, когда внутреннее чувство говоритъ мн, что ты скоро будешь въ Москву, — руки отнимаются писать къ теб. И зачмъ, въ самомъ дл, буду я трудиться писать, когда то же могу черезъ нсколько дней разсказать теб не обижая свою лнь? —