Полжизни
Шрифт:
— Помилуйте, графиня, началъ-было я…
Но она, не слушала меня, встала, прошлась по комнат? и, ни къ кому не обращаясь, говорила:
— Для умнаго челов?ка съ характеромъ все равно какая вн?шность у женщины: графиня она, или простая мужичка. Если то, что она говоритъ и предлагаетъ — хорошо, надо брать безъ всякихъ заднихъ мыслей; иначе это мелкое самолюбіе: какъ см?етъ, дескать, русская барыня разд?лять наши идеалы!
Все это было выговорено не гн?вно, даже не запальчиво, но сильно, не то съ грустью, не то съ упрекомъ. Голосъ остался тотъ же, и ни одинъ нервъ въ лиц? не дрогнулъ.
Я былъ просто уничтоженъ. Тутъ ужь не было никакихъ чувственныхъ раздраженій. Разговоръ
— Не гн?вайтесь, шептали мои уже побл?дн?вшія губы… Простите…
Не могу припомнить, какія были первыя слова, сказанный въ отв?тъ графиней; только черезъ н?сколько секундъ мы ужь очутились съ ней рядомъ на диван?, и моя рука продолжала держать ея руку.
Лицо ея, все такое же б?лое и св?тлое, гляд?ло на меня съ дов?ріемъ и ласкою. Глаза говорили, что нечего мн? просить прощенья, что меня понимаютъ лучше, ч?мъ я самъ себя разум?ю.
— О себ? я вамъ ничего не скажу, вымолвила мн? она тихо и вдумываясь, точно въ каждое слово. Обо мн? р?чь впереди. Мы в?дь съ вами увидимся л?томъ.
— Приказывайте, приказывайте, повторилъ я, хоть сейчасъ же…
— Н?тъ, перебила она меня, угадывая мою мысль, поживите на хутор? еще съ полголода, приготовьтесь хорошенько, изучите р?шительно все, что вамъ нужно для усп?ха великаго д?ла. Я — вашъ союзникъ. Только уговоръ лучше денегъ, — впередъ выставляться я не хочу.
Она встала, и аудіенція кончилась. Я вышелъ преисполненный радостью, упреками себ?, в?рой въ будущее, увлеченный въ самомъ заманчивомъ и опасномъ смысл? слова. Желая сохранить во всей св?жести впечатл?ніе этой короткой бес?ды, чудной по неожиданности и содержанію своему, я чуть не тайкомъ скрылся изъ Москвы.
Вечеромъ я на-скоро простился съ графомъ, сказалъ ему, что хочу добраться на вторую ночевку до хутора, и вы?халъ еще до-св?та, въ пять часовъ утра. Я бы долженъ былъ сходить проститься съ графиней, но я этого не сд?лалъ, собираясь тайно объясниться съ ней при свиданіи, а можетъ быть и написать ей объ этомъ. На мысли объ ней я заснулъ въ кибитк?, отъ?хавъ уже станцій пять отъ Б?локаменной. О граф? я ни разу и не вспомнилъ. Никакого опред?леннаго чувства не вызвала во мн? его личность за все мое житье на Садовой.
Хуторъ вдругъ сталъ для меня ссылочнымъ казематомъ. Въ первый же день, нанюхавшись угара (моя мордовская экономка угощала имъ черезъ день) и лежа со страшной головной болью, я дико осматривалъ бревенчатые углы моей избенки. Д?ло, то самое д?ло, на которое снарядила меня она, было тутъ, подъ бокомъ; но мн? точно не хот?лось готовиться одному безъ нея. Да и къ чему я могъ приготовиться? Мужицкую нужду я зналъ, зналъ хозяйство крестьянина, зналъ, что для него воля, безъ земельныхъ угодьевъ, все равно что кр?пость. Большему я не научился бы на хутор?. Толковать зря, безъ толку съ «православными» — только смущать ихъ, подставлять ихъ, пожалуй, подъ исправничьи палки; изучать пом?щиковъ-сос?дей въ этомъ же дух?—р?шительно не стоило: я вид?лъ на что способенъ майоръ Лессингъ и мягкостелющій Шутилинъ. Въ должностныя лица я не попаду; не придется мн? и бороться съ ними. Если я понялъ графиню, она, назначивъ меня «правой рукой» мужа, подчинитъ его моему вліянію. Онъ получитъ, быть можетъ, важное м?сто
Да, я такъ ее понялъ, и теперь остается ждать, когда она скажетъ: — «пожалуйста, начинайте д?йствовать». Но къ такой роли я былъ достаточно подготовленъ. Неужели она не зам?тила этого? Конечно не зам?тила, и виноватъ я самъ. Вм?сто того, чтобы споритъ съ ней о литератур?, я бы долженъ былъ разсказать ей: что я д?лалъ въ медв?жьемъ царств?, вошелъ ли я какъ сл?дуетъ въ мужицкую сермягу или н?тъ?
Графское хозяйство опостыл?ло мн?. Я велъ его какъ чиновникъ, но вовсе не какъ агромонъ. Спеціальныя книжки не привлекали меня, охота не т?шила, въ разговорахъ съ пріятелями изъ крестьянъ я былъ до крайности сдержанъ — боялся слишкомъ ихъ обрадовать, да и не над?ялся вполн? на то, что, кром? собственной души, они унесутъ что-нибудъ изъ барскаго добра. Т?ло мое жило на хутор?, но воображеніемъ, мыслъю, порывомъ я оставался на Садовой, въ угловой комнат?, около той, кто меня такъ побила силой, блескомъ, правдой, обаяніемъ своей личности. Женщина являласъ предо мной ежедневно, и ея мраморный обликъ привлекалъ къ себ? какъ н?что, почти невозможное на Руси, но т?мъ не мен?е живое, существующее.
В?дь я вид?лъ её, эту графиню Кудласову, бившую княгиню Дурову, собственными глазами вид?лъ, ощущалъ её, знаю, какими духами она душится, какъ пьетъ чай, какъ куритъ папиросы; знаю, что у ней с?рые чулки и туфли съ пунцовыми бантами, красная кацевайка и пуховая лебяжья мантилья. Мало того, я держалъ ее за прекрасные б?лые пальцы, вид?лъ крупную бирюзу ея кольца, ц?ловалъ руку и шепталъ слова прощенья; слышалъ этотъ грудной, вздрагивающій, мягкій и повелительный голосъ. Все это не мечта, не въ роман? вычитано, а происходило въ Москв?, на Садовой, въ собственномъ доы? и даже не его, а ея сіятельства, какъ я самъ прочелъ на воротахъ.
Да, но все это было и исчезло. Предо мной же стоитъ Капитонъ Ивановъ и докладываетъ, что двадцать коровъ, десять телокъ и три бычка поставлены на барду «къ господину Шутилину».
Какъ я томился въ моемъ бревенчатомъ острог?, какою колоссальной глупостью казалось мн? мое б?гство изъ Москвы! Разв? я ие могъ оставаться сколько хот?лъ, хоть до великаго поста? Графъ былъ въ восхищеніи: стоило только слушать чтеніе его записокъ. Но она меня отпустила. Она дала мн? прощальную аудіенцію, напутствовала и благословила. А виноватъ все-таки я самъ! Зарекомендуй я себя полн?е, в?рн?е, обстоятельн?е, она удержала бы меня при граф?. Изъ этого круга упрековъ и соображеній я не могъ выбраться. Мн? тогда ни мало не сов?стно было того рабства, въ какое я вдругъ, по доброй вол?, окунулся. Точно будто моей личности совс?мъ и не существовало, а была только она, и никто ни выше, ни ниже, ни вокругъ, ни около. Такъ сильны были нравственные удары, нанесенные этой женщиной самомн?нію самоучки-студента, считавшаго себя и отм?нно умнымъ, и отм?нно краснымъ, и отм?нно суровымъ по части аристократовъ.
«Взяла нотой выше» — вотъ что звучало безпрестанно въ ушахъ; а кровь, нервы двадцати-шестил?тняго медв?жатника дод?лывали остальное вм?ст? съ обаяніемъ такого изящества, такой женской см?лости, такихъ просв?товъ въ мір? красоты и неожиданности, о которыхъ и не снилось п?вчему университетскаго хора, хуторскому управителю «изъ ученыхъ», оберъ-офицерскому сыну, не бравшему въ жизнь свою за руку ни одной благообразной д?вицы, хоть для того только, чтобы протанцовать съ ней контрадансъ.
Впервые познакомился я съ тоской ожиданія; я началъ молча, тупо, сосредоточенно страдать…