Полжизни

Боборыкин Петр Дмитриевич

Графиня не досид?ла до конца спектакля и у?хала посл? большой пьесы. Поднявшись съ м?ста и над?вая б?лую мантилью, она еще разъ посмотр?ла на меня. Взгляды наши встр?тились, и я не могъ не зам?тить, что она улыбалась и точно говорила мн?: «неужели вы будете сид?ть до конца?»

Я посмотр?лъ на часы: было уже четверть дв?надцатаго. Я самъ ждалъ минуты, когда она двинется. Мн? захот?лось поскор?е очутиться около этой женщины и еще разъ уб?диться, какое впечатл?ніе производитъ она, когда въ васъ заброшено сомн?ніе въ ея… ну не знаю тамъ въ чемъ, но, словомъ, большое сомн?ніе. Только

что начался водевилъ, я вышелъ изъ креселъ, разсчитывая, что прі?ду въ извощичъихъ ночныхъ пошевняхъ какъ разъ къ тому моменту, когда ея сіятельство будетъ наливать себ? чай и, бытъ можетъ, ждать управителя.

XXI.

Точь-в-точь, какъ въ первый разъ, когда я вступилъ въ графскую переднюю, вы?здной лакей доложилъ ын? сейчасъ-же:

— Графъ изволили по?хать въ клубъ-съ; а ея сіятельство просятъ васъ кушать чай въ угловую.

Я не поднялся въ антресолъ, а прямо, черезъ полутемную залу и полуосв?щенную гостиную, вошелъ въ знакомую мн? угловую. Еще на мягкомъ ковр? гостиной у меня екнуло что-то внутри, какъ только я заслышалъ легкій звукъ чашекъ. Въ камин? жаръ тл?лъ, какъ и въ первый мой «визитъ». Я также, какъ и тогда, остановился въ портьер? и также однимъ быстрымъ взглядомъ огляд?лъ графиню. Она сид?ла на диванчик?, передъ самоваромъ и, слегка наклонившись, заваривала чай. Св?тъ лампы подъ абажуромъ падалъ на ея плечи и грудь. Б?лизна ихъ еще р?зче, ч?мъ въ театр?, выд?лялась изъ лифа, и формы чуть зам?тно вздрагивали при каждомъ движеніи рук?. Л?вая рука была вся облита св?томъ, на этой рук?, у локтя, сид?ла ямочка и такая-же ямочка у самаго плеча, пониже ключицы.

«Femme a crime!» промелькнуло, у меня въ голов?, и тотчасъ же кто-то подсказалъ другую мысль: «на все, стало-быть, способна, только дерзай».

— Это вы, Николай Ивановичъ, окликнулъ меня все тотъ-же слегка дрожащій и какъ-бы утомленный голосъ.

Я подс?лъ къ столу, не сводя съ нея глазъ. Она въ эту минуту бросила мимоходомъ взглядъ на свой лифъ, и безъ всякаго смущенія, съ какой-то д?ловой небрежностью, поправила кружево (оно называется, кажется у женскаго пола: modestie) и выпрямилась, отчего вс? очертанія ея пышной груди стали строже и ц?ломудренн?е.

— Вы не озябли? Погр?йтесь, продолжала она, и подняла руку на конфорку самовара.

Я молчалъ; меня что-то стянуло къ горлу. Быть можетъ, своего рода globus histericus. Я только широко раскрывалъ ноздри и вдыхалъ въ себя воздухъ этой голубой комнаты, гд? все было переполнено ею. И жаръ камина, и св?тъ лампы, и темные углы, откуда выглядывали широкіе листья растеній, и главное, запахъ, тонкій, но проникающій всюду, запахъ фіалки обдавалъ меня, дразнилъ и щекоталъ. Когда она, съ чашкой въ рукахъ, обратилась ко мн? вс?мъ своимъ торсомъ, и глаза, кажущіеся вечеромъ совс?мъ черными, прошлись по мн?, я долженъ былъ сд?лать сознательное и напряженное усиліе надъ собой: зр?ніе у меня заволокло и я близокъ былъ, пожалуй, къ чему-то въ род? обморока.

— Вы съ лимономъ? пов?ялъ на меня холодкомъ вопросъ графини.

Я, съ чуть зам?тной дрожью въ пальцахъ, принялъ чашку, и долженъ былъ вынуть платокъ и провести имъ по лбу.

— Пожалуй, хоть съ

лимономъ, отв?тилъ я, а въ глазахъ у меня все еще искрилось.

— Неужели вы подъ такимъ впечатл?ніемъ спектакля? спросила она, присаживаясь къ тому углу диванчика, гд? я сид?лъ.

— Н?тъ, сказалъ я, овлад?въ уже собою; сегодня я недоволенъ Малымъ театромъ. Ни пьесой, ни игрой.

— А вообще вы, кажется, увлечены нашей сценой?

Она сказала фразу съ улыбочкой. Меня это раззадорило и я горячо заговорилъ о томъ новомъ мір?, какой открывался мн? съ театральныхъ подмостковъ. Графиня слушала меня внимательно, опустивъ н?сколько голову, но продолжая тихо улыбатьси. Ни разу она меня не перебила, ни возраженіемъ, ни жестомъ, ни восклицаніемъ.

Когда я закончилъ и залпомъ выпилъ свою остывшую чашку чаю, графиня покачала головой и тихо выговорила:

— Это вамъ такъ кажется на первыхъ порахъ.

— Однако, что-же вы можете возразить, р?зко зам?тилъ я, противъ глубокой правды этихъ народныхъ драмъ!

— Ахъ, Николай Ивановичъ, какъ вы мудрено выражаетесь… Говорите со мною попроще, я в?дь женщина, а не студентъ.

Она при этомъ улыбнулась улыбкой снисходительной сестры, говорящей: «ты не кипятись очень-то, в?дь я не глуп?е тебя».

Я смирился немного и съ любопытствовіъ ждалъ дальн?йшихъ разсужденій «женщины, а не студента».

— Вы говорите: народная драма… Полноте, какая-же тутъ драма?.. Ну, вотъ эта пьеса, гд? Косицкая-то все плачетъ ц?лыхъ два акта, какъ бишь она называется?

— «Не въ свои сани не садись», съ неудовольствіемъ подсказалъ я.

— Да, такъ… что это за женщина, что это за страсть, какая это борьба! Ничего тутъ н?тъ, кром? сантиментальное™ дурнаго тона и жалкаго рабства.

— Какого же-съ? вскричалъ я.

— Будто вы его ие зам?чаете? Ее увозятъ отъ ея «тятеньки» — оиа ?детъ; потомъ гонятъ, оиа хнычетъ, возвращается домой, тятенька третируетъ ее, вы знаете какъ… она продолжаетъ хныкать; беретъ ее замужъ тутъ-же какой-то… какъ бишь его зовутъ?

— Ваня Бородкинъ, еще сумрачн?е подсказалъ я.

— Да, Ваня Бородкинъ; она пдетъ за него въ тотъ-же день… и все хнычетъ; а подъ конецъ объявляетъ вс?мъ намъ, что она сохраніитл… свою невинность! Тошно смотр?ть!

— Но если такова настоящая жизнь? вопросилъ я.

— Не знаю, можетъ быть и точно такая, но зач?мъ-же это драмой называть? Ужь и въ жизни-то только и видишь, и въ мужчинахъ и въ женщинахъ, трянокъ и хныкалокъ, а тутъ еще героинь намъ изъ нихъ д?лаютъ.

XXII.

Я взглянулъ на нее въ эту минуту. Она выпрямилась и смотр?ла куда-то вдаль. Лицо у ней было строгое, почти грозное, такъ что я не захот?лъ больше возражать.

— Или вотъ еще другая комедія… гд? такъ хороша Лаврова-Васильева. Вы ее внд?лн на той нед?л? — «Б?дная нев?ста». Я ужь не говорю, какъ это м?стами длинно и скучно. Мн? она все-таки больше нравится, ч?мъ вс? эти купеческія кривлянья, но опять к-акия… размазня!

Графиня злостно разсм?ялась и прибавила:

— Вы видите, Николай Ивановичъ, что я съ вами не пускаюсь въ литературный споръ… и позволяю себ? даже такъ безцеремонно выражаться…