Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница

Малютин Николай Николаевич

Но, вероятно, было бы неверно доверять воспоминаниям таких небеспристрастных свидетелей, как Шпеер или Людде-Нойрат, относительно желания закончить войну. Советчик, который имел на Дёница наибольшее влияние, был Йодль, чьи интеллект и военное чутье он глубоко уважал. Йодль же по-прежнему верил, что еще можно создать все предпосылки для разрыва между западными и восточными союзниками. И Дёниц при всем своем скептицизме, который он выказал в апрельском декрете и позже, вероятно, считал невозможным, что западные союзники останутся до конца слепы к опасности распространения коммунизма в Европе. А попытка выиграть «политическое время» тянула в том же направлении, что и необходимость спасти как можно больше

солдат и гражданских немцев, оставшихся в Курляндии, Восточной Пруссии и Чехословакии, то есть продолжать войну с западными державами.

Ввиду крайней усталости населения и большинства военных и уязвимости и тех и других перед бомбежками это была опасная игра, и вестись она могла лишь под угрозой суровых наказаний. Дёниц перед этим никогда не останавливался. Точно так же, как юноши, принесенные в жертву Гитлеру, висели на деревьях и столбах в центральном Берлине, такой же жуткий урожай появился и на деревьях равнины Мекленбурга и в Шлезвиг-Гольштейне.

За моряками охотились не только «цепные псы» (Ketten-hunde), но и истребительные команды (Jagdkommandos). Кроме того, морские суды щедро раздавали смертные приговоры за попытки мятежа и за дезертирство.

На следующий день, 2 мая, Гиммлер приехал в ставку Деница и был приглашен на завтрак. Он принес новость о гауляйтере Кауфмане, который по-прежнему намеревался сдать Гамбург без битвы; это разъярило Дёница. Если каждый будет действовать сам по себе, сказал он, то в его назначении нет никакого смысла, и он согласился с предложением Шпеера подвезти его в Гамбург и поговорить с Кауфманом. Следовательно, на этой стадии он все еще желал сражаться с Западом, чтобы выиграть политическое время. Однако чуть позже, днем, он обнаружил, что и британские, и американские войска прорвались у полуострова Шлезвиг-Гольштейн к балтийскому побережью, совершив бросок, приказ о котором отдал главнокомандующий союзников генерал Эйзенхауэр, чтобы не дать русским захватить полуостров. Это уничтожало политическую причину продолжать сражаться с англосаксами на севере, и Дёниц решил попробовать стратегию локальной капитуляции, снова одобренную Йодлем, который в этот день тоже был в Плене на совещании.

Идея состояла в том, чтобы обойти отказ союзников принять что-либо, кроме безоговорочной капитуляции на всех фронтах, и при этом получить время для продолжения спасательных операций на востоке. Дёниц решил послать генерал-адмирала Ганса Георга фон Фридебурга, которого он назначил главнокомандующим флотом после того, как сам получил верховную власть, главой делегации к британскому командующему, фельдмаршалу Монтгомери.

Между тем маневр союзников вынуждал его сдвинуть свою ставку дальше на север, и он договорился встретиться с Фридебургом по дороге и передать ему свои инструкции в этот же день. Йодль же позвонил Кауфману и объяснил, что ни у кого больше нет намерения защищать Гамбург: немецкие вооруженные силы за Эльбой должны сдаться без боя.

Дёниц выбрал для своей последней штаб-квартиры училище морских кадетов в Мюрвике, рядом с Фленсбургом, на самом севере полуострова Шлезвиг-Гольштейн, и этим вечером он направился туда с человеком, которого он назначил министром иностранных дел, графом Лутцем Шверином фон Крозигком, представителем древнего аристократического рода, бывшим верным Гитлеру и служившим ему верой и правдой с 1933 года министром финансов. В 9 вечера они достигли моста через Кильский канал, у которого их ждал фон Фридебург.

Помещение для Дёница было оборудовано на борту новейшего моторного пассажирского судна «Патрия», стоявшего на якоре в гавани Фленсбурга. На следующее утро, 3 мая, Шпеер присоединился к Дёницу на завтраке. Кейтель и Йодль тоже приехали во Фленсбург и разместили там свои штаб-квартиры, как и Гиммлер. Офицер СС служил

офицером связи при ставке Дёница, из чего следует, что, чтобы ни говорили Шпеер и прочие о том, будто Гиммлер в это время уже погрузился в мир грез, он оставался членом правящего кружка и тесно сотрудничал с Дёницем. Это подтверждает и тот факт, что, когда в этот день был представлен рапорт о растущей усталости частей от войны, командующий на северо-западе генерал-фельдмаршал Эрнст фон Буш был назначен поддерживать порядок в Шлезвиг-Гольштейне, а во всех других областях ответственным оставался Гиммлер.

В 10 утра Дёниц провел совещание с партийными лидерами Норвегии и Дании и главнокомандующими немецкими вооруженными силами в этих странах, а также со своими военными и гражданскими советниками, Кейтелем, Йодлем, Шверином фон Крозигком и Шпеером. Гиммлер придерживался взгляда, что Норвегия и Дания представляют собой хороший товар для торговли с Западом, и этот взгляд был поддержан многими; в то же время многие офицеры полагали, что Дёниц должен переместить свою ставку в одну из скандинавских стран или на юг, в Прагу, и вести бой до самого конца в духе Гитлера. Буш даже упрекнул Дёница в том, что он действует против желания Гитлера, ища способов заключить локальную капитуляцию. На этом совещании военные не только полагали, что сопротивление следует продолжать за пределами Германии, но командующий вермахтом в Дании генерал-полковник Георг Линдеман заговорил о «последней почетной битве этой войны».

Против этого проекта со всей его несуразностью протестовали гражданские. Они указали на то, что это приведет к гибели еще большего числа немцев, к большему разрушению промышленности и коммуникаций и к увеличению потока раненых и беженцев в Шлезвиг-Гольштейн с востока, и на недостаток медикаментов и вероятность партизанских действий в тылу, а также на то, что Швеция может вмешаться военным образом, если они позволят себе такое «легкомысленное» перемещение на север.

Дёниц, неуверенный в том, как обернутся переговоры с Монтгомери, умолчал о своем решении; одновременно он послал Годта и Хесслера в Норвегию, чтобы выяснить ситуацию там, что в принципе указывало на то, что он серьезно рассматривал возможность переезда. Затем он приказал провести эвакуацию беженцев и раненых из Шлезвиг-Гольштейна в Данию и развернуть все имеющиеся силы на полуострове вдоль линии Кильского канала. В тот же день он встретился с рейхскомиссаром Нидерландов Артуром Зейсс-Инквартом, который приплыл на лодке «Шнель»; и снова он умолчал о своих планах до того времени, пока не выяснится итог миссии Фридебурга.

Союзники в принципе уже приняли идею локальной капитуляции, и, соответственно, миссия фон Фридебурга увенчалась даже большим успехом, чем ожидал Дёниц. Однако Монтгомери не пожелал принять капитуляцию частей, сражавшихся на Восточном фронте, и, когда фон Фридебург сказал ему, что не один немец не захочет сдаться русским, потому что они дикари и сошлют всех в Сибирь, англичанин резко оборвал его: «Немцам следовало подумать об этом до того, как они начали войну». Он требовал безоговорочной капитуляции и сдачи оружия по всей северо-западной области, включая Голландию, Данию и острова.

Фон Фридебург вернулся во Фленсбург этим же вечером, и его доклад был рассмотрен на совещании следующим утром, 4 мая. Так как условия отвечали изначальной задаче остановить разрушения на севере и при этом допускали продолжение военных действий с целью спасения немцев на востоке, то с ними почти никто не спорил; лишь военные заговорили о позоре, который падет на вермахт, если оружие и корабли будут переданы врагу неповрежденными, а Йодль упомянул о необходимости сохранить козырную карту в виде Голландии и Гельголанда.