Прощай Атлантида
Шрифт:
Однажды утром — понимаю, что такие вещи не происходят за одно утро, но в моей памяти это осталось, как мгновенное откровение, — я повнимательнее всмотрелась в зеркало и с удивлением поняла, что случилось странное превращение. Когда, в какое время? Мой деловой, самокритичный взгляд совершенно отчетливо констатировал его. Я прошла к большому зеркалу в спальню родителей — рассмотреть себя в полный рост. Перемены были во всем. Мама смеялась: все, что женщине нужно, на своем месте. До этого слишком долго я почти нс уделяла внимания своей внешности, и теперь казалось — я изменилась в течение ночи и наутро проснулась в совершенно другом обличье. Странным образом мне удалось перепрыгнуть через подростковую стадию, которая обычно приносит сложные проблемы созревания и физических изменений. Должно быть, я была так занята разнообразными умственными впечатлениями, что совсем ее не заметила. Из ребенка я вдруг превратилась в молодую женщину.
Это открытие меня настолько потрясло и обрадовало, что на время я совсем потеряла голову. Мне была
головой, а частная школа, в которой я училась, успешным ученикам железную дисциплину не навязывала. Все и так знали, что с учебой проблем не будет. В результате я преспокойно целых три месяца в начале учебного года в школу почти не ходила. Мне было шестнадцать лет, я проводила волнующий научный эксперимент. С детства читая французские романы, научные сочинения, включая Фрейда, я теоретически чувствовала себя во всеоружии во всем, что касалось любви и взаимоотношения полов. Неожиданно заполучив неизвестное раньше, пьянящее ощущение власти над мальчиками и юношами в своем окружении, я незамедлительно воспользовалась им, чтобы некоторую часть теоретических познаний проверить на деле. Действовала со страстью исследователя, словно бы проводя интересную лабораторную работу. Я не испытывала особого физического притяжения к своим подопытным кроликам, так что крайности страсти мне вроде бы не угрожали. И была по-настоящему удивлена, увидев, насколько легко можно манипулировать юношами, как запросто они попадаются на крючок, когда пользуешься женской тактикой, заимствованной из романов и пьес. То был период, когда я прямо-таки запрезирала мужской род (истинное понимание пришло гораздо поздней). Сознаюсь, в этих не очень честных занятиях я иногда чувствовала к себе отвращение: увы, чтобы кого-то очаровать, нужно было притворяться намного глупее, чем я была в действительности. И главным образом подчеркивать, как я ими восторгаюсь. Моей целью не было заполучить близкого друга, мною руководил чисто научный интерес. Так как девушки вокруг меня направо и налево влюблялись и из-за парней чуть не падали в обморок, а я все еще была холодна как собачий нос, я вдруг вообразила, что совсем не способна влюбиться. Кое-какие реакции все же во мне были, некоторые мальчики мне даже очень нравились, я охотно с ними танцевала и заодно целовалась. Напрашивался утешительный вывод: не такая уж я ненормальная! — и этого было достаточно.
Все знакомые юноши для меня делились па две группы* С одними я охотно развлекалась, с ними отправлялась на танцы, вечерники, мы весело проводили время, однако говорить с ними мне, в общем, было не о чем. Равного себе общества я не представляла без обмена мнениями, без живых интересов. Поэтому дружила, в полном смысле этого слова, с совершенно другими молодыми людьми. Обычно такой, по-человечески мне близкий друг в свою очередь не годился для развлечений. Он не был ни искусным танцором, ни элегантным кавалером. Меня привлекали и первый тип, и второй. Иногда я мысленно представляла, как прекрасно было бы встретить мужчину, в котором сочетаются обе ипостаси. Тогда бы наконец и мне довелось пережить настоящую любовь, о которой я так много читала. Пока же время шло, и ничего не случалось. Имея склонность все обобщать, я решила: значит, я обречена па двойную жизнь, у меня всегда будут друзья для души и те другие — для развлечений, со временем, может быть, даже интимные партнеры, раз уж люди не могут обойтись без этого. Правда, в моих отношениях с друзьями для души нередко тоже проскальзывали кое-какие романтические и даже эротические нюансы, но я их как бы не замечала.
И так два-три года, примерно с пятнадцати до семнадцати лет я наслаждалась своей новообретенной властью, пока эти игры мне не наскучили. Моим скороспелым выводом было: любая женщина, не являющаяся патологически отталкивающей (что бывает сравнительно редко) и совершенно тупой (и это случается реже, чем думают), может получить любого мужчину. Вопрос в другом — сможет ли она его удержать и имеет ли вообще полученное таким путем (разными способами, хитростью, притворством) какой-то смысл и ценность. Нужно сказать, проводя свои эксперименты, я постоянно убеждалась: как только молодой человек, завлеченный особой стратегией, попадался на крючок, он вдруг терял в моих глазах даже минимальную
привлекательность. Оказалось, манипулировать поклонниками уже потому не стоит, что полученное презирается. Раз и навсегда я поняла, что настоящую ценность в любви и не только в любви имеет только то, что к тебе само приходит как подарок, как дар небес. Все иное — от лукавого. Я больше не хотела этого театра и притворства. Решила: буду только такой и тем, что я есть, а там уж видно будет, кому я понадоблюсь. Возможно, я уже созрела для встречи со своей первой любовью, но она не спешила прийти. Я чувствовала себя, как настырный ученый после удачно проведенного опыта, результат которого меня обогатил.
Во второй половине тридцатых годов многое изменилось в образе мыслей и стремлениях девушек из состоятельных семей. Я бы назвала это продолжением женской эмансипации, причем материальные мотивы тут не играли особой роли, речь шла о свободе самовыражения. Еще в поколении моей мамы женщина из этих кругов по большей части не желала ничего другого, как быть светской дамой, украшать жизнь своего супруга в обществе и дома, наслаждаться жизнью. Такие женщины, как
как среди юношей, так и девушек из моего класса были медицина и право. Те, чьим родителям принадлежали крупные фирмы или предприятия, хотели изучать экономику или технические специальности. Довольно часто мои соученики выбирали профессию родителей — и не только потому, что их уже ожидали обустроенные кабинеты и наработанная частная практика, но и потому, что в семейной атмосфере в них проснулся интерес к той же профессии.
У гимназии Эзра, по сравнению с Лютершколой, было еще одно отличие, о котором я уже упоминала. Здесь учились и девочки и мальчики, и в моем возрасте это обстоятельство становилось очень важным. Ученикам средних школ было запрещено посещать ночные заведения и по вечерам участвовать в мероприятиях только для взрослых. Но квартиры у семей были большие. Поэтому мы собирались на домашних вечеринках. В кругах, где я вращалась, в квартире обязательно был большой зал с паркетом и роялем. Кассеты и компакт-диски тогда еще не существовали, но грампластинки с популярными модными песенками, шлягерами имелись в каждом доме, а кроме того, для танцевальной музыки всегда можно было купить ноты с переводным или оригинальным текстом. Многие умели довольно сносно играть на рояле, более одаренные — и на других инструментах, так что иногда получался даже маленький оркестрик, и начинались танцы под живую музыку. Нам это больше нравилось, чем звуки граммофона. В последние годы перед советской оккупацией мы полюбили быстрые и ритмичные южноамериканские ганцы — румбу, самбу, кариоку и английский бальный танец ламбетвок. В качестве последнего крика моды появился свинг. Мы знали знаменитые танцевальные оркестры — Глена Миллера, Томми Дорси, Луи Армстронга, популярнейших крунеров (сгоопег), например, Бинга Кросби. Они были нам знакомы по американским музыкальным фильмам, которые в Латвии пользовались огромным успехом. Мы с увлечением смотрели
фильмы Фреда Астера и Джинджер Роджерс, Элеонор Пауэлл и других звезд и хорошо знали мелодии Гершвина, Керна, Берлина и Портера. Перед самым началом войны небосклон популярной музыки обогатился новой звездой, которую мы сразу же заметили па пластинках фирмы Ни Ма$1егз Уогсе. Это был еще не задействованный в кино молоденький обладатель прекрасного голоса Френк Синатра, вначале — радиозвезда. Весь этот набор легкой музыки мы с энтузиазмом освоили и танцевали, пока не падали с ног. Домашние вечеринки этого типа канули в небытие вместе с тридцатыми годами и другими, намного более значительными ценностями.
В предпоследнем и последнем классах гимназии мы, девушки, все реже танцевали со своими одноклассниками, теперь они в наших глазах выглядели всего лишь мальчишками. Уважающей себя гимназистке подобало иметь поклонниками студентов. Глядя на поколение своего внука, убеждаюсь, что в те далекие годы молодежь больше походила на теперешних молодых людей, чем на выросших в советское время. Очень схожие мечты и желания. Самые разительные отличия — в эстетических представлениях, которые выражаются не только в одежде, по и в поведении, взаимоотношениях, в которых эстетика пересекается с этикой. Кажется, мы выдвигали более высокие требования к себе и другим в сфере личности. Конечно, так было всегда, мещанская часть старшего поколения нас тоже считала слишком свободомыслящими, испорченными и ужасалась нашим нравам. К счастью, это никогда не относилось к моей семье. А все же в любовных делах наблюдаются различия. В мое время девушки имели романы разной степени близости, но интимные отношения не завязывались так легко и на скорую руку, так деловито и мимоходом.
Ночные заведения и рестораны, недоступные гимназистам, манили ароматом запретного плода. Нарушение запрета сулило крупные неприятности. Меня лично ни эти заведения,
ни рестораны особо не привлекали, однако я не выносила запретов, а следовательно, мне нужно было любой ценой попасть туда. Однако не мешала некоторая осторожность. Я не могла себе позволить посещать ни одно ночное заведение в центре Риги — там был риск нарваться на друзей дома или даже встретить кого-то из учителей.
Одним из самых шикарных ночных клубов был Альгамбра в центре Риги, известный развлекательными программами, по большей части пикантного содержания. Ходить туда мне нельзя было никоим образом, и я гам никогда не бывала, именно там скорее всего можно было наткнуться на знакомых. Мы обычно выбирали не столь престижное, зато более безопасное место, например, ресторанчик в Межа-парке. В той компании, которая брала меня с собой в места развлечений для совершеннолетних, я была самой молодой. Там были студенты и несколько моих подруг, немного старше меня, от пяти до семи человек, чтобы уместиться за одним большим столом. Большей толпой идти в ночное заведение не имело смысла.