Прощай Атлантида

Фреймане Валентина

Вскоре исчезла и Амни. Родители еще оставались в Берлине, когда Амии бросила Ламача и съехала из пансиона. Она влюбилась и вышла замуж за знаменитого чемпиона мира по боксу в тяжелом весе Макса Шмелинга. В Германии он тогда был в зените славы. Он победил американского чемпиона, коричневого бомбардира Джо Луиса, стал чемпионом мира в тяжелом весе и национальным героем. Шмеллинг остался в памяти людей до сих пор. О нем много писали и издавали книги, уважение к нему заслужено не только легендарными достижениями в спорте, но еще и тем, что Шмелинг был человеком порядочным и честным, — во времена нацизма, несмотря на все славословия и привилегии, честь свою не запятнал ни угодливостью, ни равнодушием к коллегам, которые

подвергались преследованиям. Его именем названы большой спортивный зал в Берлине, школы, стипендии. Брак Анни и Макса оказался счастливым — они честь чсстыо прожили вместе долгую жизнь. Все годы, когда мы были отделены от остального мира железным занавесом, я лишь стороной получала

редкие известия об Анн и. Если бы удалось хоть раз попасть на Запад, я бы непременно разыскала ее. Но долгое время это оставалось несбыточной мечтой. Лишь в 1989 году меня впервые выпустили за границу соцлагеря, но к тому времени Анни уже умерла. Мне было очень, очень жаль. По фотографиям я могла убедиться, что она до конца жизни все еще оставалась хорошенькой, как куколка. Детей у нее так никогда и не было. Макс Шмелинг намного пережил супругу и, почти столетний и все еще знаменитый, покинул этот мир только в конце девяностых.

На обед к фрау Бергфельд или в гости к постояльцам приходили личные друзья моих родителей, многие из UFA или другие кинодеятели. По вечерам иногда собирались в музыкальном салоне, играли па рояле, пели и танцевали тоже. Некоторых из актеров я уже раньше видела на экране, реже на сцене — родители обычно не брали меня с собой в театр, только в оперу. К примеру, известный Ганс Альберс — в то время он блистал в роли Лилиома на сцене театра Комедии па Курфюрстендамм. Из всех привлекательных людей, среди которых я жила изо дня в день, самым красивым я считала светловолосого Вернера Футтерера ( Werner Futterei). Он казался мне именно сверхъестественно прекрасным. В шестилетием возрасте я избрала его своей первой любовью. Увы, все эти люди замечали только мою маму, ребенок для них просто не существовал!

Так как мама встречалась с представителями русской эмиграции и в Риге, и в Париже, и в Берлине, я тоже познакомилась с актерами и режиссерами из этих кругов. Тогда появился целый ряд молодых российских кинорежиссеров, эмигрантов или невозвращенцев, постепенно добившихся признания на Западе. Некоторые из них учились в русских театральных школах, кто-то успел поучиться у Станиславского, до и после революции сняться в нескольких русских немых фильмах. Одним из них был Анаголь (Anatole) Литвак. Он довольно часто гостил у нас,

так что казался мне чуть ли не родным дядей. Литвак, поздний эмигрант, появился в Берлине немного раньше нас. Тоже прибыл из Парижа. Так как он был замечательным рассказчиком, я сидела обычно тихо, как мышь, стараясь запомнить фамилии лиц, с которыми были связаны разные увлекательные истории. Анатоль был несколько моложе моего отца, но много успел повидать на своем веку. Родился он в Киеве, очень рано окончил гимназию. В двадцать три года бежал из Советского Союза (как, вот этого я не помню) и явился в Париж, но до этого успел приступить к изучению философии в Петрограде, поучиться актерскому мастерству в Москве — у Вахтангова и Мейерхольда — и поучаствовать в нескольких фильмах в качестве ассистента режиссера, художника-постановщика и сценариста. В Берлин его заманил один друг, постарше его, тоже русский эмигрант, кинорежиссер Николай Волков (в немецких титрах Volkoff), весьма успешно работавший в области немецкого немого кино.

Мой отец Аиатоля уважал за то, что тот без устали осваивал новые знания. "Не могу судить, есть ли у него талант, — говаривал отец, — но его любознательность и интеллигентность помогут ему сполна овладеть ремеслом и не опуститься до стыдных поделок". В первую очередь Анатоль овладел монтажом,

сам Г. В. Пабст взял его в свою группу. На его счету монтаж нескольких фильмов Пабста (в том числе Безрадостного переулка), в фильмах Волкова он участвовал как его ассистент; наконец подошел момент, когда Анатоль Литвак получил свой первый самостоятельный фильм. Мне его посмотреть не удалось, так как именно в тог момент я начала учебу в рижской школе. Зато два его следующих фильма я видела уже в Риге, где они имели большой коммерческий успех. Это были музыкальные комедии Nie wieder Liebe (С любовью покончено) с необыкновенно популярной в Латвии и во всей Европе Лилиан Харвей и Das Lied einer Nacht (Песня одной ночи) с прославленным польским тенором Яном Киепурой.

Одновременно выпускались и его фильмы, снятые в Париже, куда он вскоре переехал насовсем, так что в начале тридцатых, навещая родителей в Берлине, Аиатоля я там больше не встречала. Родители не теряли с ним связи, поэтому и я следила за карьерой Аиатоля. В списке его французских фильмов (пять фильмов за четыре года) один стал международным хитом, даже в Америке. Эго был фильм Майерлииг — первая звуковая версия о трагическом самоубийстве австрийского кронпринца Рудольфа и его любовницы, с Шарлем Буайе и молоденькой Даниель Дарье в главных ролях. Могу подтвердить, что в Риге показ "Майерлинга" сопровождался потоком слез. После этого Литвак был уже па копе. Последовало приглашение в Голливуд. Той же зимой, когда мои родители вернулись в Ригу, Анаголь покинул старый континент.

Последнее письмо, которое достигло нас уже в Риге, было написано в 1938 году, в год рокового Мюнхенского соглашения. Анаголь своего прежнего хозяина RKO сменил на известную компанию Warner Bros. Но главная новость — он простился с холостяцкой жизнью и женился на кинозвезде, героине своего первого американского фильма Мириам Хопкинс. О его последующих удачах и неудачах можно прочесть в любой киноэнциклопедии.

Это был последний контакт, — началась Вторая мировая война, и все произошло, видимо, так, как было суждено.

Уже в советских условиях, когда для меня начался новый, тяжкий и пока еще до конца не осознанный период выживания, в радиопередаче из Франции я вдруг услышала голос Аиатоля. Сердце екнуло. Он на своем безукоризненном французском благодарил генерала де Голля за вручаемый ему Почетный крест (впоследствии он стал также кавалером Почетного легиона). Оказывается, Анаголь служил в американской армии и вместе с Фрэнком Капра руководил группой документалистов, запечатлевшей для потомков высадку американских войск на берег Нормандии

и военные действия на территории Франции. Анатоля Лиг вака я тоже никогда больше не встречала, я ведь в советское время была "невыездной", меня па Запад не выпускали даже как туристку. Он умер в 1974 году в Париже.

Именно Анатоль во что бы то ни стало хотел затащить мою маму в кинематограф. Предлагал ей роли. Но маму эта мечта миллионов женщин ни в малейшей мере не привлекала. Ей это было не нужно, реальная жизнь сама предоставляла ей свои разнообразные сюжеты. Маме нравились ночные балы и танцы, поэтому она обычно спала до полудня и завтракала в постели. Вспоминаю, как она смеялась, глядя Литваку в глаза: "Чтобы я ни свет ни заря вставала, ехала в Бабельсберг, часами гримировалась и ровно в восемь стояла перед камерой?! Да ни в жизнь!" К тому же мама была женщиной умной и достаточно самокритичной, прекрасно сознававшей свои сильные и слабые стороны. Она не была фотогенична, камера ее не любила. Никогда, ни на одной фотографии она не была похожа на себя. Очевидно, подлинные ее достоинства были не в чертах, отображение которых доступно оптике, а в магнетическом притяжении, в жизни, которую излучал весь ее образ. Может быть, и по этой причине кино как профессия, даже как занятное времяпровождение ее не прельщало.