Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Шрифт:
Антисоюзные настроения русских чиновников, военных и общественности не могли пройти незамеченными и для главного союзного командования в Северной области. Не случайно летом 1919 г., когда дальнейшая судьба интервенции обсуждалась в британском кабинете, генерал Айронсайд выступил за скорейший вывод союзных войск, отмечая ненадежность северной армии и отрицательное отношение к интервенции на Севере [524] . Впоследствии, вспоминая о русских петициях и делегациях, настаивавших на дальнейшей союзной поддержке, он отмечал, что ему «трудно было испытывать какую-либо симпатию к людям, которые так мало сделали для того, чтобы помочь самим себе» [525] . Таким образом, широкое недовольство интервенцией среди военных кругов, политического руководства и общественности Северной области косвенно способствовало прекращению союзной помощи Белому движению.
524
Cм.: FRUS, 1919. Russia. P. 641–642.
525
Ironside E. Archangel. P. 175.
Недовольство интервенцией среди северной элиты укоренилось настолько глубоко, что даже эвакуация союзных войск осенью 1919 г. и затем поражение белых армий не заставили северян пересмотреть свои взгляды. Союзная эвакуация, значительно уменьшив северную армию и затруднив снабжение войск и населения из-за прекращения крупных поставок из-за рубежа, в первый момент породила панику в русских военных и политических кругах [526] .
526
После вывода союзных войск на мурманском и архангельском направлениях оставалось в общей сложности около 25 тыс. штыков. См.: Марушевский В.В. Год на Севере // Белое дело. Т. 3. С. 49–50. С целью предотвратить союзную эвакуацию в августе – сентябре 1919 г. в Европу были посланы десятки обращений от органов самоуправления Северной области, общественных и профессиональных организаций, религиозных обществ и сельских общин. За границу с той же целью отправились несколько делегаций, в том числе от открывшегося 12 августа 1919 г. Земско-городского совещания. См.: ГААО. Ф. 50. Оп. 5. Д. 1. Л. 82–83; ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 32. Л. 96, 97; Ф. 17. Оп. 1. Д. 61. Л. 114–115; Северное утро. 1919. 17, 18 авг.; Возрождение Севера. 1919. 10, 19 авг.; Отечество. 1919. 11 сент.; Union of Russian Zemstvos and Towns (London Committee). North-Russian Zemstvos and Municipalities. Statements by the Congress of Zemstvos and Municipalities of North Russia and by the North-Russian Municipal and Zemstvos Delegation to the Peoples of the Allied Countries. London, 1919.
527
Albertson R. The debacle of Archangel // The New Republic. 1919. 19 November. P. 346.
528
Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 68. Союзная эвакуация Архангельска была завершена 26 сентября, Мурманска – 12 октября 1919 г. Вместе с войсками также выехали иностранные консульства и дипломатические миссии. Интервенция обошлась Великобритании (самому активному участнику интервенции на Севере) в 18 млн. фунтов стерлингов только за период с ноября 1918 г. по октябрь 1919 г., и только британские общие потери, самые многочисленные из всех союзных потерь в Северной области, составили 983 человек, из них 327 – убитыми. См.: The Campaign in North Russia. Memorandum by the Chief of the Imperial Staff H. Wilson. 1st December, 1919 // British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 1. Doc. 110. Р. 428; Ullman R. Britain and the Russian Civil War. P. 199. По сведениям Ульмана, в английском парламенте звучали также утверждения, что в 460 британских солдат погибло на Русском Севере. Потери американцев составили 222 убитых и умерших от ран. См.: Moore J., Mead H., Jahns L. The History of the American Expedition Fighting the Bolsheviki. P. 299–303.
529
Ironside E. Archangel. P. 166.
Недовольство интервенцией пережило Гражданскую войну. Позже в эмиграции многие участники белой борьбы, раньше возмущавшиеся союзным вмешательством, теперь именно на интервентов, которые бросили белые армии на произвол судьбы, стали возглагать значительную часть ответственности за свои поражения. Яркими оценками интервенции на Севере пестрят воспоминания, записки и речи членов Общества северян. Это эмигрантское объединение было создано в Париже осенью 1924 г. по инициативе Миллера [530] . Самому генералу и принадлежит, вероятно, одно из наиболее авторитетных эмигрантских суждений о Гражданской войне на Севере, которое он изложил в своей речи на торжественном собрании Общества северян в 1926 г. Миллер подчеркивал заслугу участников Белого движения в том, что на Севере в 1918 г. была создана «русская территория с русской государственной властью» и что они сокрушили представления о невозможности осилить большевиков. Если успехи он всецело приписывал храбрости русских офицеров и солдат, то вину за поражение Белого движения на Севере он во многом возлагал на союзников. Как утверждал Миллер, русское командование и правительство вовремя осознали опасность со стороны интервентов и не допустили «политического и экономического захвата области, для колонизации ее, с превращением ее в великобританскую концессию, изобилующую несметными естественными богатствами». Однако, по мнению Миллера, тем самым они лишили себя союзной поддержки. Союзники, утратив практический интерес к интервенции, эвакуировали свои войска, что и предопределило в итоге поражение и белого фронта [531] .
530
ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 1. Л. 1–3 (письмо Миллера Городецкому, 24 сентября 1924 г.). Подробнее об Обществе северян и его деятельности см.: Новикова Л.Г. Как белые стали северянами: эмигрантское Общество северян и память о Гражданской войне на Севере России // Проблемы истории Русского зарубежья: материалы и исследования / Ред. Н.Т. Энеева. М., 2008. Вып. 2. С. 153–176; Безбережьев С.В. Об одной попытке белогвардейцев написать историю гражданской войны на севере России // Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1989. С. 34–50.
531
Миллер Е.К. Борьба за Россию на Севере. 1918–1920 // Белое дело. Летопись белой борьбы. Берлин, 1928. Т. 4. С. 6–7, 9–10.
Миллер, безусловно, пытался несколько облегчить свою собственную ответственность за военные неудачи белых на Севере. Но как показывают записки и мемуары северян, его отношение к интервенции разделяли многие из его бывших соратников. Они также упрекали союзников в колониальных амбициях, а падение Северной области во многом связывали с уходом интервентов. В переписке ветеранов-северян также нередки упоминания о «предательстве» белого дела со стороны союзников [532] .
532
См., например: Семенов Е. Последняя Пасха на Родине // Вечернее время. 1925. 19 апр.; ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 1. Л. 69 (письмо полковника М. Костевича Городецкому, 20 сентября 1925 г.).
Существенная доля вины за поражение белых возлагается на англичан и в набросках очерка истории Северной области, написанных бывшим членом Северного правительства С.Н. Городецким на основе собранных им документов,
533
ГАРФ. 5867. Оп. 1. Д. 5. Л. 53, 64–65, 69–70 (Городецкий С.Н. Очерк истории Северной области).
Ветераны-северяне, возлагая на союзников вину за собственное поражение, пытались, с одной стороны, как-то объяснить проигрыш того национально-патриотического дела, которое, по их убеждению, должно было иметь все шансы на успех, и, с другой стороны, не утратить представления о высоких мотивах и идеализированной сущности Белого движения. Концепция «предательства» союзников позволяла эмигрантам одновременно и говорить о героизме белых войск и величии белого подвига, и объяснить причины их полного разгрома в Гражданской войне, связав поражение с «ударом в спину» со стороны союзников. В эмигрантских мемуарах белая борьба приобретала некоторые черты патриотической войны на два фронта – против интернационалистов-большевиков и против захватчиков-англичан. Эту последнюю борьбу, в отличие от войны с красными, ветераны-северяне считали выигранной, так как они смогли отстоять Север от полного подчинения англичанам. Так что даже поражение белых отчасти оказалось окрашено в цвета победы.
Недовольство интервенцией, не только не утихшее, но еще более обострившееся в эмиграции, подчеркивает, что его главная причина едва ли скрывалась в непосредственных действиях интервентов. Скорее она заключалась в самом представлении русских офицеров и политических деятелей о сути и характере белой борьбы. Белые офицеры и политики, выступив под знаменем патриотизма и упрекая большевиков в пособничестве немцам, крайне болезненно воспринимали свою собственную зависимость от иностранной помощи и всеми силами пытались ограничить участие союзников в Гражданской войне. Идеология Белого движения консолидировалась вокруг лозунга освобождения страны от «позорного» Брестского мира и «предателей родины» – большевиков и включала в себя значительную дозу российского национализма и этатизма, выросшего и укрепившегося в сознании общественных элит в годы мировой войны [534] . Это не позволяло антибольшевистским военным и политикам, представлявшим различные грани политического спектра, более спокойно воспринимать присутствие иностранной, хотя и союзной вооруженной силы на российской земле. Панически страшась оказаться «марионетками» союзного командования, они пытались ограничить союзное вмешательство во внутрироссийский конфликт. Именно с этим было связано постоянное недовольство и даже придирки к союзникам. В итоге, показав себя хорошими патриотами, но плохими стратегами, белые в значительной мере сами оттолкнули руку союзной помощи, которая могла сыграть более существенную роль в их борьбе с большевиками.
534
О национализме в идеологии Белого движения см.: Heretz L. The Psychology of the White Movement // The Bolsheviks in Russian Society. P. 105–122; Robinson P. «Always with Honour»: The Code of the White Russian Officers // Canadian Slavonic Papers. 1999. № 2. Р. 121–141. В определенной мере антисоюзные настроения могли быть продолжением англофобии периода Первой мировой войны. Как показал Б. Колоницкий, англофобия была распространена как среди правых кругов, преувеличивавших английское влияние на русскую политику, так и среди некоторых представителей левых, которые после Февральской революции 1917 г. полагали, что Англия насильственно удерживает Россию в войне. См.: Колоницкий Б.И. Политическое функционирование англофобии в годы Первой мировой войны // Россия и Первая мировая война (Материалы международного коллоквиума). СПб., 1999. С. 271–287.
Союзная интервенция и население Северной области
Национально-патриотические идеи белых политиков и военных не были совершенно чужды широким массам населения Архангельской губернии. Первая мировая война не только усилила национальные и этатистские убеждения элит, но и сработала как катализатор для появления массового российского национализма. Возложив на все население страны обязанности и ответственность в связи с ведением тотальной войны, она вовлекла широкие массы в общенациональную политику [535] . Большинство жителей Архангельской губернии поддерживали военные усилия страны, отправляя призывников на фронт, и живо интересовались сведениями с театра военных действий. Они были и потребителями массовой патриотической пропаганды, которая не жалела красок для храбрых союзников России (стран Антанты), вступивших в смертельную схватку с извечным врагом – Германией [536] .
535
О национализирующем влиянии Первой мировой войны см.: Санборн Дж. Беспорядки среди призывников в 1914 г. и вопрос о русской нации: новый взгляд на проблему // Россия и Первая мировая война. С. 202–215 (расширенный вариант этой статьи см.: Sanborn J. The mobilization of 1914 and the question of the Russian nation: A reexamination // Slavic Review. 2000. Vol. 59. № 2. P. 267–289); Sanborn J. Drafting the Russian Nation: Military Conscription, Total War, and Mass Politics, 1905–1925. DeKalb, 2003; Retish A. Russia’s Peasants in Revolution and Civil War. Ch. 1.
536
См.: Jahn H. Patriotic Culture in Russia during World War I. Ithaca, 1995; Хеллман Б. Первая мировая война в лубочной литературе // Россия и Первая мировая война. С. 303–314.
Однако антигерманские настроения и зачатки крестьянского национализма не переросли в апологию национального государства, как это было у значительной части образованной общественности. Поэтому простые жители Архангельской губернии, видя в Гражданской войне во многом продолжение длительного конфликта России и Антанты с Германией, не испытывали изначальной враждебности к интервентам. Проявлявшееся периодически недовольство интервенцией было вызвано прежде всего практическими соображениями. Его определяли бытовые столкновения и конфликты, а также неоправдавшиеся надежды населения на то, что союзники принесут с собой «мир и хлеб».
Летом 1918 г. многие жители губернии с нетерпением ожидали начала интервенции. Они связывали с ней прекращение непопулярной мобилизации в Красную армию и поступление хлеба из-за границы, что могло спасти нехлебородный Север от надвигавшегося голода. Население губернии в целом благожелательно отнеслось к высадке союзников в Архангельске. Сформированные в деревнях отряды самообороны не только не противодействовали интервентам, но, напротив, помогали белым и союзным отрядам изгнать красногвардейцев из соседних деревень. Приветственные обращения и телеграммы, приходившие в Архангельск в первые недели после переворота из городов и сел губернии, говорили о сочувственном отношении населения к интервенции и белой власти [537] . Хотя на крестьянские обращения часто влияли представители политических элит и приезжие агитаторы, массовость схожих резолюций показывает, что крестьяне были готовы по крайней мере выразить согласие с переменой власти и первоначально не противодействовали приходу интервентов.
537
ГАРФ. Ф. 18. Оп. 1. Д. 22. Л. 2, 4 (машинописные Известия Бюро печати при ВУСО. 1918, 3 и 5 авг.); Ф. 16. Оп. 1. Д. 65. Л. 3–4; Ф. 3811. Оп. 1. Д. 142. Л. 7–9 об. (телеграммы в адрес ВУСО из деревень); Вестник ВУСО. 1918. 13, 14, 18, 23 авг.; 3, 11 сент.; Ружников Г.И. Борьба за Советы в Усть-Вашке // В боях за Советский Север. Воспоминания участников борьбы с интервентами и белогвардейцами на Севере в 1918–1920 гг. Архангельск, 1967. С. 139–142.