Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Шрифт:
Глава 5
ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА СЕВЕРНОЙ ОБЛАСТИ
На советских агитационных плакатах времен Гражданской войны популярным мотивом был белый генерал в «царской шапке», которого везут к власти «буржуй», «поп» и «кулак» под лозунгом «Земли и фабрики – помещикам и капиталистам». Это должно было подчеркнуть политическую беспомощность белых правителей, под властью которых восстанавливались прежние непопулярные социальные и политические порядки. Однако белая политика в общем и целом не сводилась к реставрации. Хотя среди белых офицеров и полических деятелей были сторонники старого порядка, политический курс белых правительств в значительной мере определяли люди, находившиеся раньше в оппозиции царскому режиму. Правда, к 1918 г. многие либералы, вошедшие в белые правительства, изрядно поправели, а социалисты утратили веру в способность населения к самоорганизации и пониманию своих собственных интересов. Тем не менее, реагируя на вызовы модернизации и революции, они учитывали перемены, произошедшие в 1917 г., и пытались закрепить многие из революционных достижений, что отчасти сближало политические практики белых правительств с политикой большевиков [554] .
554
Хотя большинство историков Белого движения подчеркивают реакционность его политики, некоторые исследователи
Политическое будущее страны все белые правительства представляли в демократических категориях и связывали с созывом в той или иной форме Учредительного собрания. Оно стало объединяющим символом Белого движения. Правда, на практике конституанта первого и единственного созыва, в которой преобладали эсеры, едва ли могла быть восстановлена в прежних правах. Этому мешало не только сопротивление белых офицеров и политиков либерального и правого направлений. Репутацию прежнего собрания пятнали известные случаи нарушений при выборах, а также очевидная слабость этого форума, разогнанного большевиками при полной безучастности большинства населения. В итоге даже Союз возрождения России, инициировав создание антибольшевистских правительств из депутатов собрания первого созыва, в будущем предполагал провести новые выборы. Тем не менее в период революции и Гражданской войны Учредительное собрание оставалось наиболее известным и понятным символом, олицетворявшим представительство воли всего народа. Белые использовали этот символ в своих политических проектах, видя в нем противовес и власти советов, опиравшейся на отдельные классы, и наследственной монархии, которая, несмотря на симпатии к ней среди части белых политиков и военных, уже не могла возродиться в прежнем виде. И на Севере к Учредительному собранию апеллировало не только социалистическое Верховное управление, черпавшее в нем свою легитимность, но и все последующие составы Северного правительства вплоть до падения области в феврале 1920 г. [555]
555
О намерении Северного правительства созвать Учредительное собрание и его значении см.: Вестник ВУСО. 1918. 25 авг.; Вестник ВПСО. 1919. 18 янв. и 2 февр.; За Россию. Газета Северной Области. 1919. 14 авг.
Помимо заявлений о намерении созвать новое Учредительное собрание, которое должно было определить политическое будущее страны, политические проекты белых оставались довольно размытыми. Это дало основание многим современникам и историкам упрекать белых в скрытом намерении восстановить старый порядок. Тем не менее, желая или не желая того, белые офицеры и антибольшевистские политики признавали политический рубикон 1917 г. Главным вектором белой политики не была попытка возродить в прежнем виде царскую Россию. Политику всех белых кабинетов, с одной стороны, определяло национализирующее влияние Первой мировой войны, которое сказалось не только на взаиимоотношениях белых правительств с интервентами, но и на их подходе к вопросу о независимости национальных окраин России. Второй основой белой политики было признание ведущей роли государства в преобразовании общества и его социальных обязательств перед населением. Северное правительство, как и другие белые кабинеты, продолжило и в условиях революции еще более расширило практику периода мировой войны, когда государство осуществляло помощь бедствующему населению при содействии общественности. В результате, несмотря на существенные различия, белое законодательство, и в частности законодательство Северного правительства, отчасти было созвучно декретам большевиков [556] . Таким образом, в Гражданской войне противостояли не коммунистическое будущее и царское прошлое, но два варианта пореволюционного модернизационного государства.
556
Ср. с представлениями Ленина о государстве и его ведущей роли в революционном преобразовании общества: Ленин В.И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции // ПСС. Т. 33. М., 1962. С. 1–120. Ср. также с социальной политикой белых правительств на востоке: Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России (вторая половина 1918–1919 г.). Новосибирск, 2008.
Как будет показано в данной главе на примере попыток Северного правительства разрешить экономический кризис, выстроить социальную и национальную политику и взаимоотношения власти и церкви, урегулировать отношения с рабочими и земельный вопрос, корни неуспеха белой политики заключались не в ее предполагаемой «контрреволюционности». Главное значение имели политическая непоследовательность и внешние обстоятельства Гражданской войны.
Социальная политика Северного правительства и экономика Архангельской губернии
Революция 1917 года в России была прежде всего социальной революцией. Она была таковой не столько потому, что различные группы внутри политической элиты считали предметом своих действий и забот само общество [557] . Она была социальной потому, что многие обычные жители Российской империи видели в революции в первую очередь обещание социальной справедливости и социального равенства. Стихийные попытки населения установить на местах такую справедливость во многом сделали революционную Россию неуправляемой. Они же в годы Гражданской войны остро поставили перед всеми конкурирующими правительствами вопрос о социальных обязательствах государства. Северное правительство приняло этот вызов. Однако его настойчивые попытки исполнить ожидания населения разбились о кризисные обстоятельства Гражданской войны.
557
Этот аргумент см. в кн.: Holquist P. Making War, Forging Revolution. P. 56.
Придя к власти в августе 1918 г., Северное правительство получило в наследство пустую казну, расстроенное хозяйство и бедствующее население, ожидавшее от белой власти регулярного хлебного снабжения, оживления экономики и повышения зарплат. На Севере не только социалисты, но и многие либеральные политики признавали, что необходимо сокращать бедность и уменьшать социальное неравенство и что государство обязано помогать неимущим группам населения. Связывая радикальные изменения к лучшему с восстановлением и развитием хозяйства после войны, белые власти уже в период Гражданской войны настойчиво, но безуспешно пытались использовать имевшиеся в его распоряжении административные рычаги,
Неоднократные попытки архангельского кабинета стабилизировать финансовое обращение, чтобы обеспечить пополнение бюджета и остановить обесценение рубля, не увенчались успехом. Задуманная осенью 1918 г. масштабная денежная реформа, связанная с введением твердых северных рублей, обеспеченных валютным вкладом британского правительства, привела к половинчатым результатам. Займы от союзной эмиссионной кассы позволили северному кабинету временно сократить дефицит бюджета. Однако они не помогли побороть инфляцию или же создать устойчивую денежную единицу для развития внешнего товарообмена. Твердые северные рубли, которые могли свободно обмениваться на фунты стерлингов, быстро стали предметом спекуляции и исчезали из обращения [558] . Другие хаотичные попытки затормозить инфляцию, как то: учесть все деньги, имевшие хождение в Северной области, или провести решение Омского правительства об изъятии из обращения обесцененных «керенок», были настолько же непопулярны среди населения, как и бесполезны [559] . В итоге инфляция продолжала расти, а главным источником пополнения бюджета вплоть до конца существования Северной области оставался печатный станок.
558
Собрание узаконений и распоряжений ВПСО. 1918–1919. № 1, 2, 4, 6 и 7. Ст. 122, 198, 259, 299, 329; Вестник ВПСО. 1918. 15 нояб.; British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 1. Doc. 24. Р. 158–164. О денежном обращении на Севере см.: Овсянкин Е.И. Денежные знаки Северной России, 1918–1923 гг. Архангельск, 1995.
559
См.: Вестник ВПСО. 1919. 16 апр.; ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 11. Л. 196–196 об., 282 (постановления ВПСО, 16 и 30 июня 1919 г.); Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 95–96; Марушевский В.В. Год на Севере // Белое дело. Т. 2. С. 56–57.
Финансовые реформы были зеркалом общих неудачных попыток Северного правительства вывести из упадка экономику края. Земледелие, традиционно слабо развитое на Севере, не могло восстановиться из-за нехватки сельскохозяйственных орудий, семян и вследствие серии неурожаев. Крестьянское кустарное производство, морские рыбные и звериные промыслы страдали от отсутствия оборудования и традиционных рынков сбыта. Хотя правительство попыталось выписать все необходимое из-за рубежа, в связи с трудностью морского сообщения заказанные за границей снасти прибыли на Север уже посреди рыболовного сезона, а закупленные в странах Европы и Америки семена большей частью опоздали к началу посевной [560] . Правительство выделяло средства на просветительские акции по рационализации сельского хозяйства и промыслов, но они также не смогли принести немедленных результатов. И даже поощрение крестьянской кооперации, значительно укрепившей свои позиции в годы мировой войны, в условиях военных мобилизаций оказалось бесполезным. К концу 1919 г. изрядно поредевшие артели лесорубов едва покрывали даже потребность Северной области в дровах [561] .
560
ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 3. Л. 14 об. – 26 (воспоминания Е.В. Могучего); Борьба… на Мурмане. Док. 242; British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 1. Doc. 24. Р. 156. О заказах семян и рыболовных снастей за границей см. постановления и переписку ВПСО: Вестник ВПСО. 1919. 23 янв., 17 марта, 23 апр.; ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 11, 35, 70.
561
О кооперации см.: Вестник ВПСО. 1919. 11, 18, 21, 23 и 26 янв., 1, 7, 8 и 25 февр., 5 марта, 16 и 30 апр., 20 мая и др.; Северное утро. 1919. 5 янв.; ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 29. Л. 308–309 (доклад управляющего Отделом земледелия, 26 ноября 1919 г.).
В свою очередь, частная промышленность в Северной области, несмотря на объявленную Верховным управлением денационализацию предприятий и торговых и промысловых судов, сократилась до минимума. Хозяева заводов и лесопилок массово останавливали работу денационализированных предприятий, так как в связи с разрывом рыночных связей и ростом зарплаты рабочих производство оказалось убыточным. Тем временем у многих торговцев и судовладельцев не было ни оборотного капитала, ни средств на ремонт денационализированных судов. Несмотря на протесты рабочих и профсоюзов, правительство, страдавшее от нехватки денежных средств, также не могло ни оказать предприятиям достаточную финансовую помощь, ни силой заставить владельцев продолжить работу предприятий [562] . Попытка северной власти в 1919 г. оживить хотя бы внешний товарообмен, отменив действовавшее со времен мировой войны правило сдачи в казну всей иностранной валюты, полученной от экспорта, окончилась неудачей. Потребности губернии в импортном продовольствии и снабжении настолько превосходили возможности северного экспорта, что правительство было вынуждено немедленно восстановить разрешительный порядок торговли [563] . В результате, как признавал Н.В. Чайковский, «несмотря на снятие всякого рода запрещений и стеснений… во всем экономическом обороте обнаружился полный застой» [564] .
562
Постановления о денационализации судов и промышленности см.: Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. Ст. 10, 24, 60, 91. О закрытии лесозаводов см. жалобы рабочих в профсоюз и Отдел труда ВУСО, август – сентябрь 1918 г.: ГАРФ. Ф. 4065. Оп. 1. Д. 2. Л. 32–33 об., 35, 59, 61, 77, 104; Борьба за торжество… на Севере. Док. 51.
563
См.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 11. Л. 4–7 (меморандум Комитета внешней торговли, 2 сентября 1918 г.); Д. 99. Л. 16–18 (доклад управляющего Отделом промышленности и торговли, 16 мая 1919 г.); Д. 21. Л. 362–363 (доклад управляющего Отделом финансов, 20 июня 1919 г.); Д. 11. Л. 51 об. – 52; Д. 22. Л. 130–130 об. (журналы заседаний ВПСО, 26 мая и 30 июня 1919 г.); Д. 70. Л. 166–166 об., 182–183, 198, 212 (переписка Миллера о норвежской торговле, апрель – июнь 1919 г.). См. также: Вестник ВУСО. 1918. 29 сент.; 1919. 27 апр.
564
ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 11. Л. 86–86 об. (письмо Чайковского послу в Англии К.Д. Набокову, 6 декабря 1918 г.).
Главным последствием экономического упадка было то, что из-за остановки частной промышленности Северное правительство, управлявшее железнодорожной и телеграфной сетью и морским сообщением, осталось самым крупным работодателем в крае. Также оно оказалось один на один с населением, для значительной части которого государственная продовольственная и финансовая помощь были единственным источником существования. Эти обстоятельства определили отношение архангельского кабинета к рабочему вопросу и основные линии его социальной политики.