Роман роялиста времен революции :
Шрифт:
"Увы! если я и могу себя упрекнуть, въ принцип, въ излишнемъ стараніи противъ правительства, то это потому, что я надялся, что оно съуметъ отстоять себя. Оно же прямо сдалось…
"Видя въ Собраніи начало сопротивленія, я былъ убжденъ, что правительство поддержитъ его. Оно только предало его.
"Наконецъ я думалъ, что правительство съуметъ по крайней кр возвеличить свои слабости, оно съумло только сдлать ихъ замтными, унизительными".
"Я имю въ виду напасть на правительство по нкоторымъ пунктамъ, и съ какимъ мучительнымъ удивленіемъ я увидалъ, что моимъ прямымъ долгомъ явилось поддержать
Какъ Верньо, когда тотъ садился въ роковую телжку, Анри могъ прибавить: "…Длая прививку дереву, мы его погубили… Оно было слишкомъ старо".
"Я долженъ былъ спасти людей отъ самоубійства, въ которому они шли, — продолжаетъ Вирье, — и прихожу въ отчаяніе отъ того несогласія, какое царитъ на счетъ единственныхъ мръ спасенія, которыя у насъ остались…
"Видно, только разбойники понимаютъ необходимость союза. Все, что честно, точно поставило себ въ обязанность — рознь. Всякій отнесется съ проклятіемъ къ взглядамъ, которыхъ онъ не раздляетъ"…
Если въ политик не существуетъ полезныхъ раскаяній, то есть, по крайней мр, искупленія; въ глазахъ же герцогини де-Роганъ искупленіе для Анри являлось столь же безполезнымъ, какъ и раскаянье.
У настоящей матери явилась бы жалость потому, что материнская любовь есть чувство прирожденное, а не наносное чувство, какъ это было въ данномъ случа. Оно держится всми фибрами за сердце, или врне — это чувство и есть т фибры, которыми живетъ сердце. Анри не испытывалъ никогда такого къ себ чувства. То, что ему давала герцогиня, была нжность пріемной матери.
Боле чмъ когда-нибудь убжденная, что ея достоинство заключается въ презрніи, герцогиня выслушивала стенанія своего питомца, не внимая имъ, не обращая вниманія на его отношеніе къ ней, полное многострадательнаго уваженія. Характеръ этой женщины не поддавался никакой ломк.
Шли дни, недли, не внося никакой перемны въ ея отношеніе. Она облачилась въ свою непреклонность точно въ кирасу, которая защищала ее отъ всякаго состраданія.
"Благодарю Бога, — писала она, — за то, что Онъ вдохновилъ меня на поздку въ Ниццу. Я Ему обязана за ту поддержку, которую я здсь нашла…".
Эта благодарность заставляетъ одновременно подумать и о фарисе, и о бдномъ мытар, который такъ смиренно билъ себя въ грудь у дверей храма, которыхъ ему не отворили.
А между тмъ пора было ихъ открыть. Немного состраданья насколько бы облегчило послдніе дни герцогини! Быть можетъ, будь она съ Анри и его женой, въ ней было бы мене геройства, но она умерла бы какъ умираютъ, когда по себ оставляютъ миръ и счастье.
А геройство ее не покидало до послдняго дня. Въ своемъ большомъ кресл, нагнувшись надъ пяльцами, она работала, бравируя усилившеюся слабостью, какъ она бравировала невзгодами судьбы.
Кресло и пяльцы помщались въ углубленіи окна, которое выходило на море. Но герцогин не было ни малйшаго дла до великолпнаго вида! Она понимала природу только въ теоріяхъ ея философовъ. Мягкій, теплый воздухъ, которымъ она дышала, не смягчалъ ее, также какъ и нжное обращеніе къ ней ея дтей.
Она невозмутимо вышивала, — вышивала, покуда ея дрожащіе пальцы были въ силахъ держать иголку. Такъ точно какъ заполняютъ вечерніе часы, когда день оконченъ, она измняла занятіе,
Въ ея салон не говорили боле объ извстіяхъ изъ Франціи. Они были слишкомъ печальны. Разговоръ часто замиралъ. И тогда вс съ уваженіемъ относились къ молчанію герцогини, также какъ и къ дремавшимъ ея страданіямъ и сожалніямъ. Между тмъ она слабла съ каждымъ днемъ. Силы ея точно постепенно отлетали. Скоро остался одинъ разсудокъ, все тотъ же замчательный, свтлый, освщающій собой далекіе горизонты, къ которымъ она спокойно приближалась.
"Заране подчиняюсь, — написала она въ заголовв своего завщанія, — страданіямъ, которыя будутъ сопровождать разложеніе моего тла. Приннмаю ихъ какъ искупленіе".
Послдніе часы этого искупленія были ужасны. Но герцогиня поддерживала себя удивительными доводами, которыми она подкрпляла бы друга и которые она находила въ вр. Она шла впередъ, минуя вс подводные камни и развалины, которые такъ часто длаютъ недостижимымъ для умирающихъ переходъ ихъ отъ жизни къ вчности.
Для герцогини на ея пути не было ни сожалній, ни раскаяній. Когда она встртилась съ своими прежними привязанностями, она отвернувшись прошла мимо. И если имя Анри и было у нее на устахъ, она произнесла его такъ тихо, что его никто не слыхалъ… Вроятно, она назвала это имя, такъ какъ въ Пюпетьер оно отдалось замогильнымъ эхо. Когда вскрыли завщаніе герцогини, на первой страниц прочитали слдующія строки: "Завщаю сейчасъ же посл моей смерти снять съ моей шеи маленькое золотое распятіе, которое я всегда носила и какъ можно скоре передать его m-me де-Вирье…" Въ послдній разъ эта кроткая женщина являлась соединяющимъ звеномъ между матерью и сыномъ…
Оторванная отъ мужа, m-me де-Вирье была не въ силахъ утшить его въ гор отъ потери его благодтельницы, а еще мене могла она смягчить т упреки, какіе получалъ онъ изъ Ниццы. По словамъ m-me де-Валь, неблагодарность Анри убила герцогиню. И въ довершеніе мученій, молодая женщина предсказывала второе несчастіе, которое, въ виду здоровья герцога де-Роганъ, являлось весьма вроятнымъ.
Бываютъ минуты, когда сердце или разбивается, или закаляется. Такъ было и съ сердцемъ Анри. Мене чмъ когда нибудь для него былъ возможенъ отъздъ изъ Парижа, гд конституція была при послднемъ издыханіи. Но онъ могъ отправить жену въ Ниццу. Герцогъ всегда такъ ее любилъ. Съ тою же почтою, съ которою онъ отправлялъ жен письмо съ просьбою отправиться въ Ниццу, Анри писалъ m-me де-Валь:
"Ахъ! еслибы она видла меня среди убійцъ, которые угрожаютъ мн каждый день, та, въ смерти которой вы меня обвиняете, поняла бы, что подлость сдлала бы меня недостойнымъ ея.
"Никогда я не былъ боле вренъ принципамъ, которые она мн внушила, какъ въ то время, когда я имлъ несчастье ее ослушаться.
"Я ее буду вчно оплакивать, и для меня будетъ облегченіемъ въ моемъ гор отдаться моей печали, моимъ слезамъ, моимъ сожалніямъ. Печали сердца, политическія сожалнія, слезы о прошломъ и о будущемъ, вотъ итоги за два послдніе года". И изъ всего, на что Анри надялся, изъ всего, что онъ сдлалъ, у него не оставалось ничего… ни даже вры въ эту конституцію, едва доведенную до конца и уже вышедшую изъ моды.