Семейство Доддов за границей

Ливер Чарльз

— Прежде всего, сказалъ Моррисъ. — позвольте представить вамъ моего друга, графа Адельберга, который, что для васъ будетъ пріятно, говоритъ поанглійски.

Мы поклонились и пожали руки.

— По необыкновенно-счастливому случаю, продолжалъ Моррисъ:- графъ сидлъ у меня, когда принесли ваше письмо. Взглянувъ на почтовый штемпель, онъ сказалъ: „а, у васъ есть корреспондентъ въ моемъ уголк: кто жь это?“ Желая разузнать отъ графа о жених, я сказалъ ему, что вы пишете; онъ съ изумленіемъ вскрикнулъ: „ужели? Дйствительно ли это правда?“

Но, милый Порсель, я не могу пересказывать сцены, которая поразила меня тогда, о которой почти невыносимо и вспоминать.

Не буду возобновлять въ себ мученія и униженія, какія испыталъ я въ ту минуту. Скажу все въ двухъ словахъ. Графъ Адельбергъ — владлецъ Вольтентельзскаго Замка; Вольтеншетеры — его управители. Мнимый баронъ — пройдоха, который отправился въ Боннъ искать счастья, а не учиться. Обыкновенная нмецкая идея, что каждый англичанинъ — мильйонеръ и даетъ за дочерью горы золота, пробудила въ немъ мысль выдавать себя за богатаго аристократа и, посредствомъ этого, найдти невсту съ хорошимъ приданымъ, обольщающуюся иностранными титулами. Много представлялось ему затрудненій при исполненіи такой мысли, но онъ умлъ преодолть, или избжать ихъ. Такъ, напримръ, онъ не похалъ за нами въ Баденъ, гд обманъ не могъ скрыться; точно-такъ же спряталъ отъ насъ своего отца, мужиковатость котораго изобличила бы самозванство. Изъ служителей замка, хитрыхъ онъ завлекъ въ свои сообщники, недогадливыхъ умлъ провесть. Однимъ словомъ: была придумана и удачно исполнена хитрая затя обмануть людей, которые, по своей недальновидности и пошлымъ претензіямъ, могли бы поддаться гораздо-мене ловкому обману.

Я выходилъ изъ себя, выслушавъ это объясненіе. Они раза два или три должны были силою удерживать меня, чтобъ я не бросился въ домъ и не кинулся, въ бшенств, на негодяя. Моррисъ урезонивалъ меня боле часа. И графъ доказывалъ, что мы теперь всми силами должны стараться объ одномъ: чтобъ исторія наша не разгласилась, не разнеслась повсюду. Онъ съ необыкновенною деликатностью объяснялъ нашъ промахъ незнаніемъ Германіи, и изъявлялъ свое сожалніе о нашей непріятности съ удивительнымъ тактомъ истинно-свтскаго человка. Вс слабые упреки совсти за участіе въ обман съ нашей стороны совершенно заглушены были во мн чувствомъ обиды, и я ршительно позабылъ тогда воображаемыя земли и графства, которыми такъ щедро надлялъ невсту.

Первымъ нашимъ вопросомъ было: что теперь длать? Графъ съ большою любезностью и гостепріимствомъ говорилъ, что мы должны остаться въ замк по-крайней-мр на нсколько дней; онъ убждалъ меня, что это единственное средство уничтожить всякіе слухи и толки, могущіе возникнуть о нашемъ приключеніи. Онъ доказывалъ свое мнніе множествомъ основательныхъ и деликатныхъ соображеній; но Моррисъ совершенно согласился со мною, что лучше всего намъ ухать; что намъ въ замк невозможно оставаться ни на одинъ день.

Вслдъ затмъ надобно было сообщить пріятную новость мистриссъ Д. Быть-можетъ, вы, милый Томъ, несмотря на старую нашу дружбу, назовете меня человкомъ съ дурнымъ сердцемъ, но все-таки скажу вамъ чистую правду: для меня было бы достаточною отрадою за все униженіе, за весь позоръ мой, еслибъ мн позволили лично изложить сущность дла мистриссъ Д., прославить ея геніальное умнье отдавать дочерей замужъ и поздравить ее съ великолпными успхами. Я сердечно убжденъ, что, при тогдашнемъ расположеніи духа, говоря на такую прекрасную тэму, я довелъ бы ее до бшенства, отчаянія, стыда. Но Моррисъ объявилъ ршительное свое несогласіе. Онъ принялъ исключительно на себя обязанность объясниться, даже взялъ съ меня торжественное общаніе не вмшиваться въ переговоры; этого мало: онъ уговаривалъ меня бросить планы мщенія молодому плуту, который такъ жестоко оскорбилъ насъ.

Не

имю терпнія повторять его доказательства. Сущность ихъ состояла въ томъ, что настоятельнйшая необходимость требовала потушить дло и удалиться оттуда, гд оно загорлось. Мн кажется, что никогда не прощу я себ за то, что уступилъ въ этомъ Моррису. Много у меня долговъ, уплата которыхъ не безпокоитъ мою совсть; но не уплатить хлыстомъ долга своего этому молодцу, сознавать, что далъ слово не производить этой уплаты — это чувство невыразимо-унизительно. Я объяснялъ это Моррису; доказывалъ, что, принимая его систему, готовлю себ надолго тайныя душевныя мученія; предлагалъ даже удовольствоваться десятиминутнымъ сеансомъ съ Вольфеншеферомъ наедин при посредничеств кнута: содержаніе бесды осталось бы извстно только мн и ему. Но Моррисъ не хотлъ о томъ и слышать. И если приключеніе наше разгласится въ обществ, то, признаюсь, этотъ пунктъ будетъ самымъ прискорбнйшимъ для меня.

Не умю сказать вамъ, какъ я далъ уговорить себя, какъ ршился дать общаніе, столь противное моей натур и правиламъ моей родины. Единственное возможное объясненіе — вліяніе заграничнаго климата. Что же выигралъ я своею слабостью? одно утшеніе: не могу покойно спать съ того времени, потерялъ аппетитъ, чувствую мученіе въ душ; вс эти обстоятельства, хотя и непріятныя, убждаютъ меня, что, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, К. Дж. могъ бы быть прежнимъ К. Дж., и что хотя заграничная жизнь ослабила, но еще не совершенно погубила мой природный темпераментъ.

Однимъ словомъ: планъ нашъ былъ таковъ: я останусь съ графомъ въ его комнат, а Моррисъ отправится объясняться къ мистриссъ Д.; посл того мы удемъ въ карет графа въ Констанцъ, гд проживемъ недлю или дв, пока ршимъ, куда хать дале и дадимъ время Каролин, которая все еще гоститъ у старухи мистриссъ Моррисъ, возвратиться къ семейству.

Я сказалъ М., что не могу ухать далеко, дожидаясь денегъ (отъ васъ, милый Томъ) и М. сказалъ (славный человкъ!), что если двсти или триста фунтовъ будутъ для меня нелишними, то они готовы къ моимъ услугамъ. Конечно, Томъ, я отвчалъ, что не имю нималйшей нужды въ деньгахъ. Въ первый разъ въ жизни я отказался занять; но деликатность ршительно требовала того. Моррисъ покраснлъ, когда я отказался, и пробормоталъ какое-то извиненіе, что, быть-можетъ, оскорбилъ меня; и дйствительно, не могу сказать, чтобъ я не былъ сконфуженъ его предложеніемъ.

Хотя весь разговоръ этотъ происходилъ у воротъ, но едва мы съ графомъ Адельбергомъ вошли въ комнаты, какъ я увидлъ, что прибытіе графа уже извстно всему дому. Толпы служителей вышли встрчать его; но въ числ ихъ не было ни управителя, ни его сына.

— Пришлите Вольфеншеферовъ въ библіотеку, сказалъ графъ одному изъ лакеевъ и потомъ повелъ меня въ свою маленькую любимую комнату, ключъ отъ которой всегда бралъ съ собою. Онъ взялъ съ меня слово сидть тутъ до его возвращенія, и оставилъ наедин углубляться въ думы, неслишкомъ-пріятныя. Моррисъ ушелъ отправлять свою дипломатическую обязанность.

Я былъ погруженъ въ размышленіе о различныхъ впечатлніяхъ, которыя произведетъ на каждаго изъ насъ эта катастрофа, какъ въ комнату ко мн вошелъ Моррисъ, необыкновенно-взволнованный, что вовсе не въ его характер.

— Ну, что вы сказали ей? Какъ она приняла извстіе? спросилъ я.

— Удивительно! Мистриссъ Доддъ, кажется, мало вритъ моимъ словамъ, отвчалъ онъ, запинаясь:- то есть, не придаетъ имъ такого положительнаго значенія, внутренно не довряетъ справедливости открытія.

— Но вдь вы объяснили ей, что мы безчестно обмануты, нагло оскорблены?