Том Соуер за границей

Твен Марк

— Возьмите подзорную трубу, кто-нибудь изъ васъ… и посмотрите, что тамъ вдали, впереди птицъ.

Джимъ взглянулъ первый и повалился назадъ, на свой ларь, совсмъ вн себя. Онъ чуть не рыдалъ, восклицая:

— Оно опять тамъ, масса Томъ, и теперь я знаю, что смерть моя приходитъ, потому что, если кто увидитъ три раза привидніе, тому конецъ. Зачмъ я только сунулся въ этотъ шаръ, понесло же меня!

Онъ не хотлъ смотрть боле, а то, что онъ говорилъ, пугало и меня, потому что я зналъ, что это истинная правда, то есть насчетъ привидній; и я тоже ни за что не хотлъ смотрть. Мы оба просили Тома повернуть назадъ и летть какою-нибудь другою дорогой, но онъ не согласился и обозвалъ насъ невжественными, суеврными трещотками. Ну, думалъ

я, придется ему когда-нибудь, на-дняхъ, расплатиться за свою дерзость передъ привидніями. Они потерпятъ до извстнаго времени, можетъ быть, но не будутъ вчно терпть: кто разуметъ что-нибудь насчетъ привидній, тотъ знаетъ, до чего они обидчивы и мстительны тоже при этомъ.

Вс мы молчали и оставались на своихъ мстахъ; мы съ Джимомъ были перепуганы, а Томъ занимался своимъ дломъ. Наконецъ, онъ остановилъ свой шаръ и сказалъ:

— А теперь, поднимитесь-ка и посмотрите, глупыя вы башки!

Мы взглянули: подъ нами была теперь уже настоящая вода!

Чистая, голубая, холодная, глубокая, подернутая рябью отъ втерка, — самая чудная картина, какая только могла быть! Берега озера были покрыты травою, цвтами, оснены рощами высокихъ деревьевъ, увитыхъ виноградомъ. Все было такъ тихо, мирно, такъ усладительно, что хотлось даже плакать при вид такой прелести. Джимъ и то разревлся и принялся кривляться, плясать, суетиться; онъ былъ такъ доволенъ, что съ ума сходилъ отъ радости. Была моя вахта и я долженъ былъ остаться при машин, но Томъ съ Джимомъ спустились, выпили по боченку воды и мн тоже принесли. Пивалъ я много хорошаго въ жизни, но ничего, что могло бы сравниться съ этою водою. Они спустились опять внизъ и выкупались; затмъ Томъ влзъ и смнилъ меня, а я съ Джимомъ купался; потомъ Джимъ смнилъ Тома, а мы съ Томомъ стали бгать въ запуски и бороться. Признаюсь, никогда еще въ жизни не забавлялся я такъ! Было не жарко, потому что дло шло уже къ вечеру, притомъ же мы были безъ платья. Одежда хороша въ школ, въ городахъ и на балахъ, но какой въ ней толкъ, когда кругомъ нтъ цивилизаціи или другихъ какихъ непріятностей и стсненій!

— Львы идутъ!.. Львы!.. Скоре, масса Томъ!.. Бги, спасайся, Гекъ!

О, полагаю, что мы улепетывали! Мы не подумали даже захватить свое платье и кинулись на лсенку, какъ были. Но Джимъ потерялъ голову, — это бывало съ нимъ всегда, когда онъ въ страх или волненіи, — поэтому, вмсто того, чтобы подтянуть лсенку отъ земли настолько, чтобы зври не могли достать насъ, онъ повернулъ одинъ изъ машинныхъ рычаговъ и мы взвились вверхъ и стали болтаться въ пространств, прежде чмъ онъ усплъ опомниться и понять, что за глупую штуку надлалъ. Тогда онъ оставилъ машину, но забылъ, что слдуетъ длать дале; а мы находились на такой выси, что львы казалясь намъ щеночками, а втромъ насъ такъ и раскачивало.

Но Томъ все же усплъ взобраться наверхъ, сталъ править и спустилъ шаръ пониже; но онъ повелъ его обратно къ озеру, гд зври сидли, точно собравшись на военный совтъ. Я думалъ, что онъ тоже рехнулся, потому что зналъ же онъ, что я былъ перепуганъ до того, что не могъ лзть вверхъ; неужели же онъ хотлъ опустить меня среди этихъ всякихъ тигровъ?

Но нтъ; голова у него была въ порядк; онъ зналъ, что длаетъ. Онъ спустился на футовъ тридцать или сорокъ отъ воды. остановилъ шаръ надъ самымъ центромъ озера и крикнулъ:

— Отпускай и вались!

Я повиновался и упалъ внизъ, ногами впередъ, стрльнувъ такъ чуть не съ милю до дна; а когда я вынырнулъ опять, Томъ сказалъ мн:

— Теперь ложись на спину и плавай такъ, пока не отдохнешь и не придешь хорошенько въ себя; тогда я спущу теб лстницу въ воду и ты вскарабкаешься наверхъ.

Все это было исполнено. Но какова была смтка у Тома? Еслибы онъ старался опустить меня гд-нибудь на земл, звринецъ могъ бы слдовать за нами, и пока мы выискали бы безопасное мсто, я выбился бы изъ силъ и упалъ.

Въ продолженіи всего этого времени львы и тигры разбирали наши вещи, стараясь, повидимому, раздлить

ихъ поровну между собою; но, вроятно, вышло у нихъ какое-нибудь недоразумніе, кто-нибудь хотлъ стащить больше, чмъ приходилось на его долю, и тутъ началась такая свалка, что и представить себ нельзя. Всхъ зврей было штукъ до пятидесяти и все это смшалось въ одну кучу, рыча, ревя, кусаясь и царапаясь, въ воздух мелькали хвосты и лапы, и нельзя было разобрать, что кому принадлежитъ; кругомъ такъ и летли клочья мха и клубы песка. Когда бой окончился, одни изъ зврей лежали мертвые, другіе удалялись, прихрамывая, а остальные сидли на пол сраженія, полизывая свои раны или поглядывая на насъ, причемъ точно бы приглашали насъ сойти и поиграть съ ними; намъ не хотлось ни того, ни другого.

Что касалось нашей одежды, то отъ нея не оставалось ничего: каждый лоскутъ ея былъ въ желудк животныхъ, но врядъ-ли имъ могло поздоровиться отъ этого, потому что было тамъ много мдныхъ пуговицъ, въ карманахъ лежали ножи, курительный табакъ, гвозди, млъ, камешки, крючки для уженья и всякая всячина. Но мн не было дла до этого, а злило меня то, что у насъ оставались теперь только вещи профессора; запасъ платья у него былъ значительный, но намъ было невозможно показаться въ этомъ вид передъ кмъ-нибудь, — если бы случилось встртиться съ обществомъ, — потому что брюки были длинны какъ туннели, а сюртуки и прочее въ томъ же род. Но все же это годилось для передлки, а Джимъ былъ врод колченожки-портного, и онъ общалъ устроить каждому изъ насъ по одному приличному костюму, или даже по два.

ГЛАВА IX

Мы все же хотли спуститься на землю тутъ же, но по особому длу. Большая часть продовольствія, припасеннаго профессоромъ, находилась въ жестянкахъ, сохраняясь по способу, только что изобртенному тогда кмъ-то; остальное было въ свжемъ вид. Но если вы перевозите бифстекъ изъ Миссури въ степь Сахару, то будьте осторожны и держитесь повыше, въ холодныхъ слояхъ атмосферы. Мясо сохранялось у насъ хорошо до тхъ поръ, пока мы не провели такое продолжительное время внизу, среди тхъ мертвецовъ. Эта стоянка испортила намъ воду, а бифстекъ довела до степени, которая могла понравиться только англичанину, какъ выразился Томъ, но была слишкомъ пикантна для американцевъ; поэтому мы ршились спуститься на львиный рынокъ и посмотрть, нельзя-ли добыть тутъ чего.

Мы встали на лсенку, спустивъ ее настолько, чтобы зври не могли до насъ достать, остановились прямо надъ ними и закинули внизъ веревку съ подвижною петлею на конц. Намъ удалось такимъ способомъ выудить мертваго нжнаго львинаго дтеныша, а потомъ и маленькаго тигренка; но остальное собраніе надо было отгонять револьверомъ, иначе зври приняли бы посильное участіе въ нашей работ и помогли бы намъ тутъ по своему.

Мы срзали мясо съ обихъ тушъ, шкуры припрятали, а прочее бросили за бортъ. Потомъ, насадивъ свжей мясной приманки на профессорскія удочки, принялись удить рыбу, остановившись надъ озеромъ въ приличномъ разстояніи отъ воды, я вытащили множество превосходнйшей рыбы. Что за удивительный, вкусный ужинъ составился у насъ: бифстекъ изъ львинаго и тигроваго мяса, жареная рыба и горячая похлебка изъ крупъ. Чего еще лучше желать!

На дессертъ были фрукты. Мы достали ихъ съ страшно высокаго дерева. Оно было тонкое, безъ всякихъ сучьевъ отъ комля до верхушки, а здсь распадалось какъ бы метелкой изъ перьевъ. Понятно, что это была пальма; всякій узнаетъ сразу пальму, благодаря картинкамъ. Мы поискали на ней кокосовыхъ орховъ, но ихъ не оказывалось, а висли только громадные пучки чего-то похожаго на кисти винограда необычайной величины, и Томъ предполагалъ, что это финики, потому что они соотвтствовали описанію этихъ плодовъ въ «Тысяч и одной ночи» и другихъ книгахъ. Но могло это быть и не такъ, и фрукты могли оказаться ядовитыми; поэтому мы ршили обождать немного и посмотрть, станутъ-ли птицы сть ихъ. Видимъ, что дятъ; и тогда мы принялись за нихъ и нашли ихъ изумительно вкусными.