Том Соуер за границей
Шрифт:
Нкоторые изъ этихъ людей и животныхъ были полузанесены пескомъ, но большинство лежало открыто, потому что песокъ былъ здсь мелокъ, а самая почва тверда и камениста. Одежда несчастныхъ уже поистлла и многіе трупы лежали почти обнаженные: если мы дотрогивались до какого-нибудь лоскута, онъ расползался у насъ въ рукахъ, какъ паутина. Томъ говорилъ, что эти люди лежатъ здсь, по всему вроятію, уже многіе годы.
Возл нкоторыхъ изъ нихъ валялись заржавленныя ружья; у другихъ были сабли и длинные пистолеты въ серебряной оправ, заткнутые за шали, служившія поясами. Верблюды лежали не развьюченные, но мшки на нихъ разорвались, сгнили, и грузъ изъ нихъ
Мы поднялись выше, направились дале и скоро это темное пятно среди песковъ исчезло изъ нашихъ глазъ и не суждено уже было намъ увидать, когда-либо опять, этихъ несчастныхъ. Мы дивились и разсуждали, стараясь угадать, какъ они здсь очутились, что ихъ постигло, но не могли придумать ничего. Сначала мы предположили, что они, по всей вроятности, сбились съ пути и блуждали, пока не истощили всхъ своихъ продовольственныхъ запасовъ и воды, а потомъ изнемогли отъ лишеній; но Томъ замтилъ, что ни хищные зври, ни коршуны, не трогали ихъ, поэтому наша догадка была неврна. Наконецъ, мы и перестали угадывать, ршившись вовсе не думать боле объ этомъ предмет, который только наводилъ на насъ уныніе.
Открывъ ящичекъ, мы нашли въ немъ драгоцнные камни и золотыя вещицы. Тутъ была цлая куча ихъ, вмст съ нсколькими маленькими покрывалами, въ род тхъ, которыя были на мертвыхъ женщинахъ. Они были окаймлены бахромами изъ странныхъ золотыхъ монетъ, мн незнакомыхъ. Мы подумали, не воротиться-ли намъ, попытаться розыскать опять тхъ мертвыхъ и возвратить имъ эти вещи; но Томъ разсудилъ, что это не слдуетъ: въ этихъ мстахъ водилось много разбойниковъ; они могли придти и украсть это, и тогда грхъ былъ бы на насъ, потому что мы ввели бы ихъ въ искушеніе. И мы отправились дале; я только жаллъ о томъ, что мы не обобрали всего, что тамъ было; такимъ образомъ, не оставалось бы уже вовсе повода къ искушенію.
Мы провели два часа въ раскаленномъ воздух на земл и насъ страшно мучила жажда, когда мы взобрались снова въ нашу лодку. Но, бросившись къ вод, мы нашли ее совсмъ испорченной, горькой, не говоря уже о томъ, что она нагрлась до того, что чуть не обжигала намъ ротъ. Пить ее было невозможно. Эта вода была изъ Миссисипи, значитъ, лучшая въ мір; мы вздумали взболтать ея осадокъ, надясь, что это поможетъ; но, нтъ, осадокъ былъ не лучше воды.
Ну, мы не испытывали такой уже крайней жажды, пока были заняты участью тхъ погибшихъ, но теперь стали ее ощущать, а лишь только удостоврились, что намъ нечего пить, она стала чмъ-то ужаснымъ, точно увеличилась впятеро противъ-того, чмъ была за четверть минуты передъ тмъ. Скоро намъ пришлось сидть уже съ открытыми ртами и пыхтть по собачьи.
Томъ посовтовалъ намъ слдить зорко повсюду, потому что мы могли повстрчать
Но прошло нсколько времени и Томъ вскрикнулъ. Вода, была передъ нами! Цлое озеро, широкое и блестящее, съ склонившимися надъ нимъ дремотными пальмами, нжно и тонко отражавшимися въ вод. Ничего въ жизни не видывалъ я красиве! Озеро было еще довольно далеко, но что могло это значить для насъ? Мы тотчасъ же наладили машину на стомильный ходъ и разсчитывали поспть туда въ семь минутъ. Но озеро оставалось все въ одномъ и томъ же разстояніи отъ насъ, мы какъ будто и не придвигаясь къ нему… Да, оно лежало все тамъ, вдалек, все такое же блестящее и подобное мечт, но мы не могли долетть до него… и потомъ вдругъ оно совершено исчезло. Томъ вытаращилъ глаза и проговорилъ:
— Ребята, это былъ миражъ!
И сказалъ онъ это, точно чему обрадовался. Я же ршительно не видлъ никакого тутъ повода къ радости и отвтилъ:
— Можетъ быть. Но мн все равно, какъ оно тамъ называется, а хотлъ бы я знать только то, куда оно подвалось?
Джимъ дрожалъ всмъ тломъ; онъ былъ такъ перепуганъ, что не могъ говорить, но было ясно, что онъ предложилъ бы тотъ же вопросъ, если бы былъ въ состояніи. Томъ возразилъ:
— Куда подвалось? Самъ видишь, что пропало.
— Да, вижу; но куда ушло?
Онъ посмотрлъ на меня и сказалъ:
— Послушай, Гекъ Финнъ, куда же оно могло бы уйти? Или ты не знаешь, что такое миражъ?
— Нтъ, не знаю. Что это такое?
— Это только иллюзія. Собственно ничего нтъ.
Мн стало досадно на такую рчь и я отрзалъ:
— Къ чему городить вздоръ, Томъ Соуеръ? Не видалъ я озера?
— Ты воображалъ, что видишь.
— Я ничего не думаю воображать; просто, видлъ.
— А я теб говорю, что ты не видлъ дйствительно, потому что видть было нечего.
Джимъ былъ до крайности пораженъ такими словами и потому вступился и началъ говорить жалобно и съ мольбою:
— Масса Томъ, сдлайте милость, не говорите такихъ вещей въ подобное страшное для насъ время. Вы подвергаете опасности не только себя, но втягиваете въ нее и насъ… Озеро было тамъ; я видлъ его также хорошо, какъ вижу васъ и Гека въ эту минуту.
А я прибавилъ:
— Да онъ самъ его видлъ! Онъ первый запримтилъ его. Чего же еще?
— Да, масса Томъ, это такъ; вы не можете отпереться. Мы вс видли озеро и это доказываетъ, что оно было тамъ.
— Доказываетъ! Какимъ это образомъ?
— Да такимъ, какъ на суд и повсюду. Одинъ человкъ можетъ показывать спьяна, или спросонку, или сдуру, и ошибается; и двое могутъ такъ; не если уже трое видятъ одно и тоже, будь они трезвы или пьяны, все равно, но дло уже несомннно. Этого нельзя опровергнуть, вы сами понимаете это, масса Томъ.
— Нисколько не понимаю. Сорокъ тысячъ милліоновъ людей видли, что солнце переходитъ съ одной стороны неба на другую, но разв это доказывало, что оно, дйствительно, движется такъ?