Трагедия деревни Мидзухо

Гапоненко Константин Ерофеевич

– За мостом через речку Окуловку высится холм. С него видна долина реки Лютоги, распадок между хребтами, где когда-то на­ходилось поселение Урасима. К холму есть два подъезда с трассы, соединяющей западное побережье с областным центром. Надо там лишь планировку сделать.

Тогда еще существовал совхоз «Чаплановский», и старанием его специалистов, механизаторов, водителей необходимые работы были произведены. Завезена даже плодородная почва. 12 мая 1992 года туда доставили саженцы, приехали люди из Пятиречья, Ча­планово, Пожарского, и мы принялись за работу. Трудились юные школьники, имевшие смутное представление о причинах траге­дии, пожилые корейцы, помнившие в деталях жизнь при японцах, рядом оказались русские, украинцы, даже японец, представляв­ший

телекомпанию Эн-эйч-кэй. Мы тогда высказали простую и ясную мысль: спасение человечества в дружбе людей, в их сози­дательном труде на общее благо.

Было решено: как только установят тут памятник, мы посадим возле него три дерева: корейскую сосну, японскую сакуру и рус­скую березу – любимые деревья трех народов. Пусть по весне цве­тет сакура, летом красуется белоствольная береза и вечно зелене­ет сосна.

Выдающийся ученый и поэт средневековой Кореи Сон Сам­мун сказал:

Если спросишь, кем я стану

После смерти, – я отвечу:

Над вершиною Пэнлая

Стану я сосной высокой.

Пусть замрет весь мир под снегом,

Зеленеть один я буду.

Письмена на сердце

Набежала волна

и отхлынула в море, стирая

письмена на песке, –

кто сотрет письмена печали

в безутешном скорбящем сердце?

Ёсии Исаму (1886–1960)

2 сентября 1945 года правительство Японии подписало акт о безоговорочной капитуляции. Южный Сахалин и Курильские острова отошли к Советскому Союзу. Победа – это трудная ноша. Победители брали на себя ответственность за охрану освобож­денных территорий, производственных объектов, за жизнь и здо­ровье мирных граждан Японии, а также пленных, которых тре­бовалось обеспечивать в соответствии с нормами, установлен­ными Советским правительством. В этом отношении командо­вание 2-го Дальневосточного фронта и Гражданское управление 112

Южного Сахалина проделали огромную работу, в частности, су­ровыми мерами пресекали попытки насильственных действий в отношении японцев. Японское население подлежало репатриа­ции, и советских людей призвали заселить новые земли. Десятки тысяч переселенцев и вербованных поехали на южный Сахалин. Прежние еще не убыли – новые прибыли, и история поставила ин­тереснейший эксперимент: тем и другим пришлось соседствовать и сотрудничать некоторое время.

Дипломатия на бытовом уровне

Было время, когда наши «корабли мира» часто навещали юж­ных соседей. Мне однажды рассказали про одну из таких поез­док. Встретили сахалинцев хорошо, были улыбки, цветы, рукопо­жатия, приветственные речи и застолья.

Приготовили хозяева и сюрприз, какого гости не ожидали. По­жилые японки пришли с необыкновенными реликвиями: они по­вязали головы красными косынками и развернули почетные гра­моты. Грамоты отпечатаны были на простой бумаге, единствен­ным украшением на них являлся портрет Сталина в обрамлении знамен. Японки рассказали, что наградили их за успехи в соци­алистическом соревновании по выполнению плановых заданий первой послевоенной пятилетки. И они, подданные Японии, внес­ли свой посильный вклад в выполнение советских планов, справ­ляясь со своими личными обязательствами досрочно. Работать они пошли ради чашки рису и были ошеломлены, когда на собра­нии им вручили эти грамоты, косынки и денежные премии. Та­кое внимание руководства и обрадовало, и напугало их. Обрадо­вала высокая оценка их труда, а напугал возможный гнев русских товарок, которые таких успехов не добились, поскольку не обла­дали должными навыками. Но все обошлось, работницы не оби­делись, а подружились, даже ходили друг к другу в гости, угоща­лись, песни пели. С той поры косынки и грамоты они берегут как самую дорогую память о молодых годах, переполненных бурны­ми событиями.

Сахалинцы с улыбкой смущения слушали откровения пожи­лых

японок. О событиях того времени они имели весьма смут­ное представление. А ведь в истории нашего островного края од­нажды сложились уникальные обстоятельства, когда довольно продолжительное время – от полутора до двух с половиной лет – жили бок о бок с японцами граждане Советского Союза. Бок о бок – не образное выражение, его следует понимать буквально. Люди, приезжавшие по оргнабору и переселению, селились не только по соседству, а нередко под одной крышей, поскольку свободного жилья не имелось. Староста приводил прибывших в японскую се­мью, там потеснялись, освобождая часть комнат. У хозяина была большая семья, у нашего два–три сорванца, а дальше отношения складывались так, как подсказывал уровень человеческой культу­ры и понятие о правилах людского общежития.

Конечно, для японцев наш приезд был нашествием. Но они уже знали, что им предстоит покинуть обжитые места и вернуться в метрополию. Понимали они, что такие вопросы решались в са­мых верхах, и в отношении русских проявляли терпимость и такт.

Равно и большинство советских людей не ударили лицом в грязь. На уровне бытовом, производственном, повседневном и в силу этого самом сложном, где конфликт можно было раздуть из-за сущего пустяка, между нами и японцами сложились отно­шения взаимопонимания и добрососедства. Над формированием этих отношений трудились не дипломаты и политики, а рыбаки, крестьяне, учителя, железнодорожники, лесорубы, шахтеры, ра­ботники бумажной промышленности, домохозяйки, и они суме­ли без высокого штиля, заурядной бытовой прозой «написать» та­кие страницы, которые способны подняться до самых великих че­ловеческих памятников. Здесь, на Южном Сахалине, где на вре­мя сошлись два потока, две идеологии, две культуры, две расы, два народа, находившиеся полстолетия в состоянии скрытой и яв­ной вражды, трижды вовлеченные в тяжелые военные столкнове­ния, здесь эти народы сумели достойно построить свою совмест­ную жизнь.

Поведение японцев можно объяснить просто: они были запу­ганы массой советских войск, дислоцированных на Сахалине. Что ж, силой можно добиться покорности, послушания, подобостраст­ной улыбки, низкого поклона, даже желания услужить. Но масса фактов свидетельствует о естественных мотивах человеколюбия. Шофер из поселка Яблочный, веселый здоровяк, рассказал, как его, безнадежно больного ребенка, выходила пожилая японка. По воспоминаниям его родителей, в течение двух недель она не отхо­дила от его постели, лечила травами, снадобьями, рискуя, в случае 114

если он умрет, вызвать не только гнев родителей, но и карающий меч властей. Об услуге ее никто не просил, она добровольно заня­ла место лекаря, ночной сиделки, родной матери, пришедшей в от­чаяние от бессилия сельской фельдшерицы и отсутствия лекарств.

Японка вырвала простуженное ослабленное тельце из цеп­ких лап смерти, а робкую попытку родителей оплатить лечение в какой-либо форме сочла для себя оскорбительной. Разве можно тут усомниться в человеческой доброте?

В Корсаковском районе на 1 марта 1946 года проживало: япон­цев – 14 250 человек; корейцев – 3 000 человек; русских старопо­селенцев – 197 человек; вновь прибывших русских – 1 264 челове­ка, украинцев – 87 человек, белорусов – 31 человек, евреев – 18, чу­вашей – 8, мордовцев – 8, татар – 20, поляков – 9, латышей – 2.

Из сообщения гражданского управления г. Отомари (Корсаков).

1 и 9 мая 1946 года были проведены митинги с участием япон­ского населения. Выступили представители японских рабочих и интеллигенции, их выступления переводились. 2 мая во всех шко­лах, русских и японских, состоялись утренники. В японских шко­лах были проведены беседы, которые переводились на японский язык. Прошли концерты детской художественной самодеятель­ности. В мае прошел районный смотр художественной самодея­тельности японцев. Первое место среди вокалистов занял работ­ник Сахалинторга Набухаро Тосидами. В районе дано два япон­ских концерта.