В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Марлитт Евгения

Видя что женихъ и невста не одни, Генріэтта прошла прямо въ кабинетъ, но Кети остановилась на порог, замтивъ отталкивающія черты неудовольствія и нетерпнія на лиц Флоры; она видимо была не въ дух и съ саркастическою улыбкою посмотрла на младшую сестру, которая въ первый разъ замнила свое черное платье свтлосрымъ.

– Входи безъ церемоній, Кети! – воскликнула Флора. – Ты опять вся въ шелку, удивляюсь твоему вкусу; это вчное шуршанье можетъ разстроить самые крпкіе нервы. Скажи, пожалуйста, къ чему ты носишь эту тяжелую, шелковую матерію,

которая вовсе не подходитъ къ твоей жизни въ Дрезден.

– Это моя слабость, Флора, – отвчала Кети хлоднокровно улыбаясь. – Можетъ быть это и ребячество, но я ужасно люблю шелкъ, хотя конечно при исполненіи моихъ домашнихъ обязанностей, я не ношу его.

– Однако, съ какою гордостью она говоритъ о своей куханной должности! Глупенькое созданіе! Очень бы я желала видть тебя въ полотняномъ фартук, сажая въ печь перепачканныя сажею горшки. Конечно у каждаго свой вкусъ, но я благодарю за такое удовольствіе. – Сказавъ эти слова, Флора взглянула на доктора, который въ это время спокойно захлопнулъ книгу и положилъ ее на столъ.

Кети чувствовала какъ ея руку судорожно сжимала Генріэтта.

– Перестань умничать Флора, – сказала больная двушка порывистымъ голосомъ. – Вспомни, какъ пять мсяцевъ тому назадъ ты ходила въ кухню, что-бъ ворочать горшки вмст съ нашей Кристель. Не знаю, успшно-ли ты хозяйничала, но я видла блый передникъ съ нагрудникомъ, который очень шелъ къ теб.

Флора закусила губы.

– Ты сама не знаешь, что говоришь, – отвтила Флора рзко; – кто-жъ виноватъ, что ты не поняла шутку или лучше сказать простаго каприза? – Затмъ она отошла отъ стола и сдлала нсколько шаговъ по направленію къ окну.

Какъ прекрасна она была въ своемъ бломъ кашемировомъ плать, окружавшемъ ея стройный станъ мягкими, длинными складками.

Совтникъ быстро вскочилъ.

– Не пройдешь-ли со мною въ гостинную, Флора, – сказалъ онъ. – У насъ сегодня мало гостей, что впрочемъ не удивительно, такъ какъ принцъ назначилъ сегодня дипломатическій вечеръ. Однако мы должны на сколько можно оживить общество, иначе бабушка цлую недлю будетъ не въ дух.

– Я приду въ гостинную не ране, какъ черезъ полъ-часа, – отвчала Флора, – мн необходимо кончить начатую статью; я была-бы теперь свободна, если-бъ мн не помшалъ Брукъ.

– Неужели это такое спшное дло? – спросилъ докторъ, подходя къ столу – къ чему такая торопливость?

– Потому что я имю обыкновеніе держать свое слово, – возразила она съ колкостью. – Впрочемъ я и забыла твой взглядъ на женскій трудъ, разв можно интересоваться такимъ вздоромъ?

– Нтъ, я не думаю такъ о женскомъ труд вообще.

– Да, вообще! – передразнила она его со смхомъ, – ты, конечно, подразумваешь подъ этимъ словомъ: шить, варить, вязать – пересчитывала она по пальцамъ.

– Ты не дала мн кончить, Флора, – сказалъ Брукъ спокойно – я признаю умственную дятельность точно также, какъ и рукодліе; я очень неравнодушенъ къ женскому вопросу, и стремлюсь къ тому, что-бы женщина сдлалась

сотрудницею и помощницею мужа.

– Помощницею! Скажите какая милость! Нетъ, милости мы не желаемъ, а хотимъ быть во всемъ равноправными съ вами.

Брукъ пожалъ плечами и усмхнулся, лицо его какъ будто оживилось.

– Твое требованіе весьма современно, – сказалъ онъ, – но многія разумныя головы добровольно отказались отъ этого, а борьба будетъ продолжаться до тхъ поръ, пока женщины не перестанутъ прибгать къ эксцентричнымъ выходкамъ, въ род американскихъ. Полную волю имъ все таки дать нельзя, это также опасно, какъ острый ножъ въ неосторожныхъ рукахъ.

Флора молчала, смертельная блдность покрыла ея лицо; она съ притворнымъ спокойствіемъ подошла къ письменному столу, взяла перо, попробовала его на ногт и положила на чернильницу, затмъ отворила ящикъ и вынула какой-то маленькій предметъ.

Генріэтта быстрымъ движеніемъ отошла отъ Кети и сдлала нсколько шаговъ впередъ, между тмъ какъ совтникъ поспшилъ выйти изъ комнаты. Кети испугалась – она видла, какъ блые, слегка дрожащіе пальцы Флоры схватили перочинный ножикъ и отрзали кончикъ сигаретки.

– Мы тоже не должны употреблять ножъ для этой цли? – сказала она искоса поглядывая на доктора, мрными шагами ходившаго по комнат. – Однако, нужно сознаться, что нашъ бдный женскій мозгъ, равно какъ и вашъ работаетъ гораздо живе и сильне во время куренья. – Сказавъ это, она зажгла сигару и взяла ее въ ротъ.

Между тмъ въ сосдней комнат давно уже перестали заниматься музыкой, и къ дверямъ кабинета подошла сама музыкантша.

– Какъ, Флора, ты куришь? – воскликнула она, – а помнишь, ты прежде не могла выносить табачнаго дыма?

– Моя невста шутитъ, – сказалъ Брукъ спокойно; – но этотъ опытъ, можетъ быть, дорого ей обойдется.

– Не думаешь-ли ты запретить мн это, Брукъ? – спросила Флора хладнокровно и вынувъ сигару изо рта граціозно держала ее между пальцами.

Казалось Брукъ ожидалъ этой фразы; съ невозмутимымъ спокойствіемъ, онъ взялъ сигару изъ ея рукъ и бросилъ ее въ огонь.

– Но я твой женихъ, я не имю права запрещать теб что либо. Я могу просить, но не люблю напрасно тратить слова, ты очень хорошо знаешь, что мн ненавистны курящія женщины. Въ настоящую минуту я запрещаю теб это, по праву доктора, теб не зачмъ портить твоихъ легкихъ.

Смлость Брука была видимо непріятна для Флоры, ее даже покоробило при его послднихъ словахъ, но она хорошо умла владть собою.

– Какъ ты скоро можешь опредлить, что кому вредно, – воскликнула она, насмшливо улыбаясь, – однако медицинскій совтникъ, пользовавшій меня съ дтства никогда не говорилъ мн объ этомъ. Этимъ можно пугать дтей! Впрочемъ, жизнь вовсе не такъ дорога для меня, что-бъ я стала лишать себя какого нибудь удовольствія! – нтъ, я буду продолжать курить, такъ какъ это необходимо при моихъ литературныхъ занятіяхъ, которыя составляютъ для меня все счастіе моей жизни.