Время жнецов
Шрифт:
— Пётр Апполинарьевич, а при чём здесь цветок розы, да ещё и распотрошенный?
— Это, возможно, послание преступника, тому, кому предназначен этот цветочный вызов. Что-то у Цветочника ассоциируется с самим цветком или розово-красным цветом. У меня пока нет чёткого ответа на ваш вопрос, Лавр Феликсович. Но скажу одно, цветочный магазин или лавку нужно искать здесь, на набережной. Цветок совсем свежий… А уличные торговки дорогими розами не торгуют. В магазине же персонал вышколенный, внимательный. Человека, покупающего одну розу несколько раз, они запоминают лучше, чем покупателей шикарных букетов, которых много.
— Простите, Пётр Апполинарьевич. Вы сказали «Цветочник»? Почему вы так называете убийцу? —
— Потому что сам цветок или его кровавый цвет, возможно, ключ ко всем преступлениям. Или, во всяком случае, один из трёх… А два остальных, Лавр Феликсович, назвать возьмётесь? — вопросом на вопрос ответил Вяземский прямо, без тени хитринки.
— Непременно. Даже три… Имитация ограбления с целью скрыть другое, более тяжкое или предыдущее, преступление. Устранение свидетеля, способного опознать преступника и сообщить о нём полиции или третьим лицам. Привлечь внимание полиции, чтобы сбить со следа возможное преследование уголомных элементов за прошлые преступные огрехи… Ничего сложного, не далее как вчера днём, мы с Иваном Дмитриевичем эти моменты разбирали подробно. А что вы, Пётр Апполинарьевич, скажете по поводу сегодняшних вещественных доказательств, — продолжил Сушко задавать вопросы, всё ещё его интересующие.
— Они во всех трёх убийствах имеют косвенный характер, и дознание вряд ли удовлетворят, а следствие и суд — тем более. Волоски разных париков, но их ещё нужно найти и доказать, что они принадлежат убийце, это же касается и его обуви. А вот шиповатый стебель розы и следы на шее жертв Цветочника кое-что мне поведали, — загадочно произнёс Вяземский.
Чтобы быстрее услышать, интересующий его ответ, Сушко не стал перебивать Вяземского воросом.
— Кровь на шипах розы ещё не свернулась. И это говорит о больших проблемах со свёртываемостью крови у убийцы. Любое, даже касательное, ранение может закончиться для него смертью от кровопотери, такие кровотечения трудно остановить, даже в условиях хорошей больницы. А на шее жертв были украшения, которые убийца постарался забрать, и не только потому, что они золотые, но и потому, что по ним его самого могут найти.
— «Меченые», — выдохнул Сушко свою догадку. — Из проданной в начале мая похищенной коллекции драгоценностей. Пётр Апполинарьевич, это ценное для Сыскной открытие. Бриллианты ушли в Европу, а вот золото осталось. Загвоздка в том, что не известна ни жертва, ни место ограбления. Иван Дмитриевич разослал запросы во все концы России, но ответов пока нет. И последний вопрос, Пётр Апполинарьевич, что скажете о времени наступления смерти сегодняшней жертвы Цветочника?
— Исходя из атмосферных условий, кожных признаков, выраженности трупного окоченения и времени нашего пребывания здесь, выходит более трёх-четырёх часов назад, — ответил Вяземский и достал свой «Breguet» из житетного кармана. — Да, от полуночи до 01:00 ночи. Точнее скажу после исследований в морге. Меня же интересует содержимое желудка жертвы, ожидаю сюрприза от этого ислледования. Кажется мне, что результат не будет отличаться от предыдущих убийств. Проще будет найти место позних ужинов жертв Цветочника.
— Пётр Апполинарьевич, остался ещё один неразрешённый вопрос, вы ничего не сказали о причине смерти этой жертвы Цветочника, — не унимался Сушко.
— Здесь нет ничего тайного, а сам ответ лежит на поверхности. Причина во всех трёх случаях одна, — ответил Вяземский. — Острая сердечная слабость, как результат стремительного травматического шока — сочетания невыносимой боли и большой кровопотери, в результате продольного проникающего ножевоого ранения брюшной полости с повреждением главного сосуда. Вижу ваш интерес к криминалистике и судебной медицине, Лавр Феликсович, и это похвально для сыскного полицейского.
Сушко улыбнулся и серьёзным голосом
— Не примите мои слова за лесть, Пётр Апполинарьевич, но я вижу в вас стремление к розыску. Из вас мог бы получиться прекрасный сыскарь.
На что Вяземский ответил:
— Искать спрятанное или то, что не стремится быть найденным или увиденным воочию, в этом и есть смысл моей профессии. Врочем, на таком подходе вся наука держится. Но, мне кажется, что мы слишком долго заняты обсуждением, а дело-то не движется. Что скажете о механизме данного преступления? Смелее, я вас подгонять или упрекать в скорополительности выводов не буду.
Лавр Феликсович, внутренне собравшись и потерев левый висок, подробно ответил:
— Вы правы, Пётр Апполинарьевич, время идёт. Скоро рассвет, а результата так и нет. Резюмирую… Женщину убили здесь, о чём свидетельствует пролитая кровь. Данная подворотня является конечным пунктом её пешей прогулки. Сами отмечаете, что подошвы обуви жертвы носят следы влаги. Ещё один момент, подтверждающий пешую прогулку убитой… Извозчики, работающие на набережной, номерные и все учтены биржей, найти такого труда не состовит, а извозчик этот — лишний свидетель связи убитой и убийцы. Женщину сопровождал поклонник, иначе, она давно бы была за воротами. Уверен, что вы уже слышали собачий рык и звон цепи за воротами. На ночь здешний дворник-сторож не отпускает собаку на всю длину цепи, чтобы не напугать и не навредить припозднившимся жильцам. Собачья будка должна находиться под окном дворника, собака лаем будит его в нужный момент. Вывод? Убитая жила в этом доме, потому нужно переговорить с дворником, такие незаметные люди много знают о своих жильцах, которых видят каждый день и имеют возможность говорить с ними. Вот, кажется, всё…
— Браво, Лавр Феликсович, — похвалил Вяземский полицейского. — Что же, стучите в ворота, будем дворника добывать.
Оба мужчины, занятые любимым делом, не чувствовали ни холода, ни голода, ни сонливости, ни усталасти. Они, как охотничьи гончие, шли по следу преступника.
***
Время шло, близился рассвет, но вот, наконец, зазвенела щеколда и калитка ворот отворилась, а в проёме появился мужичок с фонарём в руках. От появивщего накатило плотным облаком свежего перегара.
— Ктой-то там колобродит? Чаво безобразите, господа? Честной народ почивать изволит, а вы стучите, как оглашенные, спать мешаете. Почто людей тревожите? Фу, Агашка, замолчь! — разразился мужичок тирадой негодования, но собачий лай смолк.
— Полиция! — ответил Сушко и показал свой значок. — Милейший, проводи во двор, разговор имеется срочный.
Мужичок отсранился, поднимая фонарь выше, и проводил нежданных гостей во двор четырехэтажного дома. Вяземский, оглядевшись, обратился к мужичку:
— Представься, милейший.
— Так я Еремей Савельевич Бубнов, дворник здешний, бляха номер 117. Здесь все меня кличут Савеличем. Чего желаете, вашскоблагородь?
— Называй меня «господин полицейский», — поморщившись, попросил дворника Сушко. — Скажи, Савелич, проживает ли здесь молодая женщина двадцати-двадцати пяти лет, ходит в голубом платье с белым кружевным воротником и бордовой накидке, волосы светлые, шляпа соломенная с золотистым ободком?
— Так то ж вы Анфиску Груздеву описываете, господин полицейский, — качая больной головой, ответил Савелич, тяжко ему было с похмелья. — Здесь она проживает, на четвёртом этаже, в 12 нумере. Сама из тамбовских будет. Три года у нас обретается.
— Чём живёт Груздева? — снова спросил Сушко. — Чем на жизнь зарабатывает?
— Так Анфиска пошивом одёжи на дому трудится. Всех обшивает… И купчиху Громову со второго этажа, и капитаншу Свиридову, и Ляпишеву, супругу приказчика, и …
Знаком руки Сушко оборвал поток уточнений со стороны дворника и задал следующий вопрос: