Янки при дворе короля Артура

Твен Марк

Лишь только мы прошли ворота замка, какъ насъ привели къ ней. Король Уріенсъ также тутъ присутствовалъ; это былъ старикъ съ добродушнымъ лицомъ, но съ властнымъ взглядомъ; былъ тутъ также и его сынъ сэръ Уэйнъ ле-Бланжилъ, который крайне интересовалъ меня, вслдствіе той традиціи, что онъ однажды бился съ тридцатью рыцарями, а также и по его странствію съ сэромъ Гауэйнъ и съ сэромъ Маргаусъ, о чемъ оповстила меня Сэнди. Но Морганъ представляла изъ себя главный интересъ, она была самая замчательная личность изъ всхъ присутствовавшихъ; ясно было видно, что Морганъ была главою дома. Она предложила намъ ссть и потомъ милостиво стала разспрашивать. Ея голосъ походилъ на щебетаніе птички, на звукъ флейты или на что-либо подобное. Я былъ почти увренъ, что эту женщину оклеветали, что на нее налгали. Ея рчь такъ и лилась, такъ и лилась;

но вотъ появился молодой и красивый пажъ, одтый въ радужные цвта, онъ шелъ легко и плавно, какъ волна, и подалъ королев что-то на золотомъ блюд и хотлъ опуститься на колни, но потерялъ равновсіе и упалъ. Королева бросила въ него кинжаломъ такъ легко и свободно, какъ другой захватываетъ гарпуномъ крысу.

Бдное дитя пригнулось къ полу, путаясь въ своей шелковой одежд съ сильными судорогами въ лиц отъ страданія, и умерло. Вс, за исключеніемъ стараго короля, не могли удержаться отъ восклицанія сожалнія. Но его суровый взглядъ остановилъ это восклицаніе на полу-звук. Сэръ Уэйнъ по знаку матери вышелъ въ переднюю позвать слугъ унести тло, а королева опять защебетала весело и спокойно.

Я видлъ, что она была прекрасная хозяйка, потому что, разговаривая съ нами, въ тоже время наблюдала угломъ глаза за слугами, чтобы т не производили шума, беря тло и вынося его; затмъ они пришли съ чистыми тряпками вытирать полъ, но ихъ отослали назадъ, чтобы они взяли что-нибудь другое; когда же они кончили вытирать полъ и хотли было уйти, то она указала на багровое пятно подл слезы, чего они не досмотрли своими огорченными глазами. Теперь мн было ясно, что Ла Котъ Майль Тойль не удалось видть хозяйки дома.

А между тмъ, Морганъ все продолжала щебетать такою же музыкою, какъ и всегда. А что за взглядъ былъ у ней? Когда она обращала его съ упрекомъ на слугъ, то этотъ взглядъ ужасалъ и пугалъ ихъ, какъ пугаетъ внезапная молнія, прорвавшая тучу. Я испыталъ это на самомъ себ. Тоже самое было и съ этимъ старымъ Уріенсомъ; онъ постоянно находился въ какомъ-то страх; едва она обращалась къ нему, какъ онъ уже начиналъ волноваться.

Но вотъ въ самомъ разгар разговора я сказалъ какой-то комплиментъ по адресу короля Артура, совершенно забывъ о томъ, что Морганъ ненавидла своего брата. Этого небольшого комплимента было совершенію достаточно. Она сдлалась мрачна какъ грозная туча, позвала свою стражу и сказала:

— Свести этихъ негодяевъ въ башню!

Меня бросило въ дрожь отъ этихъ словъ, такъ какъ у этой башни была своя репутація. Я не могъ ничего ни выговорить, ни сдлать. Но Сэнди была не такая. Лишь только стража хотла меня взять, какъ она встала съ самою спокойною увренностью и сказала:

— Сохрани Богъ! Что вы длаете, маніаки? Васъ ждетъ погибель! Вдь это Патронъ!

Это была счастливая идея и вмст съ тмъ самая простая; но она никогда не пришла бы мн въ голову. Я отъ рожденія отличался скромностью; правда, не всегда, но при безчестіи, а это было одно изъ безчестій.

Это произвело на королеву магическое дйствіе: съ ея устъ исчезла улыбка и лицо приняло совершенно другое выраженіе, но она никогда по хотла признаться въ томъ, что боится кого-нибудь и потому сказала:

— Ба! ты съумлъ выбрать себ служанку! Если я обратилась съ такими словами къ тому, кто обладаетъ могуществомъ, равнымъ моему, и кто побдилъ Мерлэна, то, конечно, это было сдлано не иначе, какъ въ шутку. Благодаря моимъ чарамъ, я предвидла вашъ приходъ, поэтому-то я и узнала васъ, лишь только вы вошли. Я разыграла эту маленькую шутку въ надежд, что вы развернете тутъ все ваше искусство, призвавъ на стражей таинственный огонь и превративъ ихъ на мст въ пепелъ; такое чудо стоитъ много выше моей собственной ловкости и мн было любопытно это видть.

Однако, стража оказалась мене любопытной и поспшила уйти, лишь только получила позволеніе удалиться.

ГЛАВА XVII.

Королевскій банкетъ.

Королева, замтивъ, что я совершенно спокоенъ и нисколько не сердитъ, полагала, что я вдался въ обманъ и поврилъ ея извиненію; ея страхъ совершенію разсялся; но она стала надодать мн, прося меня показать образецъ моего искусства и убить кого-нибудь; но когда ея просьбы стали слишкомъ настоятельными, то это привело меня въ крайнее смущеніе. Но на мое счастье нашъ разговоръ былъ прерванъ; королеву позвали къ молитв. Здсь замчу кстати о дворянств; не смотря на свою тиранію, кровожадность,

безнравственность, вс эти такъ называемые благородные были религіозны. Ихъ ничто не могло отвлечь отъ исполненія обрядностей, налагаемыхъ на нихъ церковью. Часто мн случалось видть какого-нибудь дворянчика, побдившаго своего врага и, прежде чмъ перерзать ему горло, онъ останавливается и совершаетъ молитву; не разъ также мн приходилось видть, какъ какой-нибудь дворянинъ посл того, какъ онъ разставилъ сти своему врагу и убьетъ его, удаляется въ сторону отъ дороги и совершаетъ молитву, а посл нея идетъ грабить убитаго. Почти вс дворяне Британіи со всмъ семействомъ присутствовали на утренней и вечерней службахъ въ своихъ частныхъ домовыхъ капеллахъ; даже самые худшіе изъ нихъ собирались съ семьею на молитву пять или шесть разъ въ день. И все это было дломъ церкви. Часто, думая объ этомъ, я говорилъ самому себ: «Что сталось бы съ этою страною безъ церкви?»

Посл молитвы мы обдали въ большомъ банкетномъ зал, освщенномъ сотнями смоляныхъ факеловъ. Въ переднемъ углу залы было устроено возвышеніе подъ балдахиномъ, подъ которымъ былъ накрытъ столъ для короля, королевы и принца Уэймъ. Отъ возвышенія тянулся длинный общій столъ, верхній конецъ котораго назначался для благородныхъ постителей и взрослыхъ членовъ ихъ семьи, а также и для придворныхъ, всего тутъ было шестьдесятъ одинъ человкъ, а на нижнемъ конц стола сидли младшіе офицеры дворца съ ихъ подчиненными; всего за столомъ сидло сто восемнадцать человкъ; за ихъ стульями стояли ливрейные слуги, кром того, масса была другихъ слугъ, прислуживавшихъ за столомъ. Это представляло великолпное зрлище. На галлере помщался оркестръ съ цимбалами, рожками, арфами и другими ужасными инструментами, который и открылъ банкетъ нестройнымъ ученическимъ сочиненіемъ или своеобразною агоніею рыданій; это сочиненіе нсколько столтій поздне было извстно подъ названіемъ «Въ сладкомъ ожиданіи». Это была новость, которая должна была быть обработана нсколько боле. По вслдствіе этой причины или какой-либо другой королева приказала повсить композитора посл обда.

Посл этой музыки патеръ, стоявшій за королевскимъ столомъ, прочиталъ по латыни молитву. Затмъ цлый батальонъ служителей бросился съ своихъ мстъ и сталъ выносить блюда, шумть, торопиться, подавать; да началась. Никто изъ обдавшихъ не говорилъ ни слова, а вс были поглощены своимъ дломъ.

Шумъ жеванія шелъ въ унисонъ и этотъ звукъ походилъ на глухой шумъ какого-то подземнаго механизма.

Такое истребленіе пищи продолжалось полтора часа и невозможно себ представить количество потребленныхъ състныхъ припасовъ. Главнымъ блюдомъ этого банкета былъ огромный дикій медвдь, лежавшій такъ величественно и неподвижно на громадномъ блюд, но отъ него ничего не осталось, даже подобія какихъ либо объдковъ; а этотъ медвдь былъ типомъ и символомъ того, что сталось и съ другими блюдами.

Когда подали сладкія блюда, то начались попойка и разговоры. Вино и медъ исчезали галлонъ за галлономъ и всякій чувствовалъ себя сначала очень комфортабельно, затмъ счастливо, а потомъ весело — оба пола — и, наконецъ, поднялся шумъ. Мужчины разсказывали ужасные анекдоты, но никто не краснлъ, а когда разсказывалось что либо очень пикантное, то все общество закатывалось такимъ громкимъ смхомъ, который заставилъ бы задрожать любую крпость. Дамы также разсказывали анекдоты и исторійки, отъ которыхъ Маргарита Наваррская закрылась бы носовымъ платкомъ точно такъ же, какъ и великая Елизавета, королева англійская; но здсь никто не закрывался и вс только смялись, а, лучше сказать, ревли; въ большинств всхъ этихъ анекдотовъ духовныя лица играли главную роль, но это нисколько не смущало капеллана, онъ смялся вмст съ прочими; и даже боле, — сплъ по приглашенію псенку такого скабрезнаго сорта, какую еще никто и не плъ въ тотъ вечеръ.

Около полуночи вс утомились, смяться надоло и каждый только пилъ; затмъ нкоторые плакали отъ опьяненія, другіе были некстати любезны, иные ссорились; затмъ нкоторые были уже черезчуръ веселы, а были и такіе, которые какъ мертвые лежали подъ столомъ. Но изъ всхъ дамъ самое ужасное зрлище представляла одна молодая герцогиня, недавно вышедшая замужъ. Эта герцогиня могла служить прототипомъ жившей нсколько столтій посл нея молоденькой дочери Регента Орлеанскаго, которую вынесли на рукахъ съ одного параднаго обда, всю испачканную, пьяную, безпомощную и уложили въ постель; между тмъ, это было въ послдніе грустные дни Стараго Режима.