Янки при дворе короля Артура

Твен Марк

Я думалъ, что могу еще убдить ее, напомнивъ ей о ни собственномъ преступленіи въ припадк гнва, именно объ убійств пажа.

— Преступленіе! — воскликнула она. — Что такое ты говоришь? Преступленіе, вотъ еще что? Но вдь я заплачу за мальчика!

О, ей никакъ нельзя было этого втолковать. Воспитаніе, воспитаніе — это все; воспитаніе это главное въ каждомъ человк; говорятъ о природ, но это пустое; тутъ не можетъ быть и рчи о природ; то, что мы называемъ этимъ неподходящимъ именемъ, просто наслдственность или воспитаніе. У насъ нтъ ни мыслей, происшедшихъ отъ насъ самихъ, ни мнній; все это или унаслдованное или привитое воспитаніемъ. Все, что у насъ есть оригинальнаго и собственнаго, а поэтому хорошаго или достойнаго порицанія, то можетъ быть покрыто и сокрыто стежкомъ самой тонкой иголки; все же остальное, — придаточные атомы, унаслдованные отъ цлой фаланги предковъ, простирающихся на билліонъ лтъ до праотца Адама, или до кузнечика, или до обезьяны, отъ которой развилась наша раса такая тщеславная, такая вялая и вмст съ тмъ такая безполезная. Что касается до меня, то все, что я думаю объ этомъ корпніи,

объ этомъ странствованіи, объ этой патетической цли между вчностями, это смотрть впередъ и жить чистою, высокою, непорочною жизнію и спасти этотъ микроскопическій атомъ во мн, который и составляетъ мое собственное я.

Нтъ, что касается королевы, то она была далеко не глупа, у ней было достаточно ума, но воспитаніе сдлало ее сумасбродною, съ точки зрнія взгляда позднйшихъ столтій. Убійство пажа не было преступленіемъ, это было ея право; она же твердо стояла за свои права; ея характеръ являлся результатомъ воспитанія цлыхъ поколній, убжденныхъ въ томъ, что законъ, дозволяющій убійство какого-либо лица, былъ вполн справедливъ и правиленъ.

Впрочемъ, намъ всегда приходится платить дань сатан. Конечно, королева заслуживала комплимента за одну вещь; я хотлъ было сказать ей его, но слова застряли у меня въ горл. Она имла, по закону, право убить мальчика и вовсе не была обязана платить за него. Платить за убитаго былъ законъ, который существовалъ для другихъ людей, но но для нея. Королева прекрасно знала, что она поступаетъ великодушно, назначивъ плату за жизнь этого мальчика; я долженъ былъ бы сказать ей что-нибудь хорошее по этому поводу, но мой языкъ не поворачивался для этого. Въ моемъ воображеніи такъ и рисовалась сгорбленная фигура старухи съ разбитымъ сердцемъ и красивое молодое созданье, лежавшее заколотымъ на полу, въ одежд, испачканной его собственною кровью. Чмъ королева заплатитъ за это? Кому она, заплатитъ за него? Я прекрасно зналъ, что женщина, съ такимъ воспитаніемъ, какое получила королева, заслуживала похвалы, даже лести, но, согласно полученному мною воспитанію, я не въ состояніи былъ этого сдлать. Самое лучшее, что можно было придумать, такъ это поискать какого-нибудь другого комплимента, лишь бы только сказать ей что-нибудь пріятное, — но, къ несчастью, это была правда.

— Государыня, — сказалъ я ей, — вашъ народъ будетъ васъ обожать за это!

Это было совершенно врно; но съ своей стороны я былъ готовъ ее повсить нсколько дней спустя, если бы остался въ живыхъ. Дйствительно, нкоторые изъ этихъ законовъ были очень жестоки, даже слишкомъ жестоки. Господинъ имлъ право убить своего раба совершенно безъ всякой причины: для пустой шутки или забавы, или просто для препровожденія времени. Дворянинъ могъ убить простолюдина, но только заплатить за него наличными деньгами или садомъ. Дворянинъ имлъ право убить дворянина, насколько это дозволяется закономъ, но все же онъ могъ ожидать и наказанія за это. Кто-либо могъ убить кого-либо, за исключеніемъ простолюдиновъ и рабовъ; послдніе же пользовались такимъ преимуществомъ. Если они кого убивали, то это считалось преступленіемъ, а законъ не щадилъ убійцъ. Съ такимъ человкомъ и съ его семьей расправа была коротка.

Но, однако, мн надоло это ужасное мсто и я хотлъ скоре ухать оттуда, но, къ сожалнію, не могъ тотчасъ привести въ исполненіе свое намреніе, потому что у меня лежало на сердц одно дло, которое я долженъ былъ непремнно привести въ исполненіе. Меня это мучило цлое утро. Я хотлъ было сначала обратиться къ королю, но это не повело бы ни къ чему. Онъ былъ уже потухшій вулканъ; въ свое время король былъ дятельнымъ человкомъ, но его огонь погасъ и въ настоящее время онъ представлялъ только груду пепла; онъ отнесется, конечно, сочувственно и милостиво къ моему желанію, но только это не принесетъ мн никакой пользы. Этотъ, такъ называемый король, былъ нуль; одна королева имла власть. Но она была настоящій Везувій! Если дло касалось какой-либо милости, то королева готова была зажечь стаю воробьевъ, но тутъ сейчасъ же она сослалась бы на то неудобство, что отъ этого можетъ сгорть городъ. Сколько разъ мн случалось убждаться въ томъ, что если вы ожидаете чего-либо дурного, то часто оказывается, что это худое вовсе не такъ дурно.

Такимъ образомъ, я изложилъ свое дло ея величеству, сказавъ, что у меня было сдлано въ Камелот общее распоряженіе, относительно выпуска заключенныхъ изъ тюрьмъ и такое распоряженіе было распространено и на сосдніе замки; теперь, съ позволенія ея величества, я очень желалъ бы посмотрть и ея коллекцію, ея bric-'a-brac, т. е. ея заключенныхъ. Она сначала воспротивилась этому; я, конечно, этого ожидалъ. Наконецъ, согласилась. Я ожидалъ и этого, но только не такъ скоро. Она позвала стражу съ факелами и мы отправились въ подземелья. Они были устроены подъ фундаментомъ замка и многія изъ нихъ представляли приличныя каморки, вырытыя въ скал. Въ нкоторыхъ изъ нихъ вовсе не было свта. Въ одной изъ такихъ каморокъ была заключена женщина, одтая въ грязные лохмотья; она сидла на полу и не отвчала ни на одинъ вопросъ и не говорила ни слова, но только разъ или два взглянула на насъ изъ подъ всклокоченныхъ волосъ, падавшихъ ей на глаза, точно полюбопытствовала узнать, какой это такой необычайный свтъ и какой звукъ прервали ея безсмысленную и мрачную дремоту, которая теперь стала ея жизнью; затмъ она сгорбилась, услась на полу, лниво опустивъ свои исхудалыя, костлявыя руки на колни и боле не подавала никакого признака жизни. Этотъ несчастный скелетъ была женщина, повидимому, среднихъ лтъ; но только повидимому; она была заключена здсь девять лтъ, и ей было тогда восемнадцать, когда со посадили въ это подземелье. Она была простолюдинка и ее заключилъ сюда въ ночь посл ея брака сэръ Брэзъ Сэнсъ Питэ, сосдній лордъ, вассаломъ котораго

былъ ея отецъ и которому она отказала въ томъ, что обыкновенію называлось le droit du Seigneur; кром того, она отбивалась силою и чуть было не пролила его священную кровь. Новобрачный вмшался въ это дло, полагая, что жизнь его невсты находится въ опасности, вытащилъ лорда въ гоcтиную на показъ своимъ скромнымъ, затрепетавшимъ отъ страха, свадебнымъ гостямъ и оставилъ его тамъ, удивленнаго такимъ съ нимъ обращеніемъ и крайне озлобленнаго противъ новобрачныхъ. Названный лордъ обратился къ королев съ просьбою наказать преступниковъ и оба были заключены въ подземелье; здсь ихъ разсадили по разнымъ каморкамъ и они никогда уже боле не видли другъ друга, несмотря на то, что между мстами ихъ заключенія было всего какихъ-нибудь пятьдесятъ футовъ; но ни тотъ, ни другая не знали ничего другъ о друг. Въ первые годы заключенія ихъ единственнымъ вопросомъ было: «Живъ-ли онъ?» «Жива-ли она?» И этотъ вопросъ предлагался умоляющимъ голосомъ и со слезами на глазахъ, такъ что это могло бы тронуть камни; но ни тотъ, ни другая никогда не получали отвтовъ на свои вопросы; съ годами они перестали спрашивать.

Выслушавъ эту исторію, мн было желательно видть и мужа этой несчастной. Ему было тридцать четыре года отъ роду, но у него былъ видъ шестидесятилтняго старика. Онъ сидлъ на четырехъугольномъ камн съ опущенною головою, съ руками, сложенными на колняхъ; его длинные волосы падали ему на лицо въ вид бахромы и онъ что-то бормоталъ про себя. Онъ поднялъ голову, обвелъ насъ всхъ медленнымъ взглядомъ, казалось, его также поразилъ свтъ факеловъ, а потомъ опустилъ голову и не обращалъ на насъ никакого вниманія. Это было нмое свидтельство ужасныхъ страданій. На его ступняхъ и кистяхъ рукъ были знаки ранъ, старые лоснящіеся рубцы; къ камню, на которомъ онъ сидлъ, была прикрплена цпь, прикованная къ ножнымъ и ручнымъ кандаламъ; но эта цпь лежала на полу и была покрыта ржавчиной. Къ чему заключенному цпи, когда онъ потерялъ разсудокъ.

Я никакъ не могъ пробудить сознанія въ этомъ человк; я предложилъ свести его къ ней, къ его невст, которая когда-то была для него самымъ дорогимъ существомъ на свт. Быть можетъ, свиданіе съ нею взволнуетъ его кровь; свиданіе съ нею…

Но я ошибся въ разсчет; они сли на полъ другъ противъ друга и нсколько мгновеній какъ-то тупо смотрли одинъ другому въ лицо, съ какимъ-то страннымъ любопытствомъ животныхъ; но вскор забыли о присутствіи одинъ другого; оба закрыли глаза и ясно было видно, что ихъ мысли далеко блуждали отсюда, въ какой-то стран грезъ и тней, о которой мы ничего на знаемъ.

Я освободилъ ихъ изъ заключенія и отослалъ обоихъ къ ихъ друзьямъ. Королева осталась очень недовольна этимъ. Не потому, чтобы она была лично заинтересована въ этомъ дл, по потому, что она считала мой поступокъ крайне неуважительнымъ по отношенію къ сэру Брезъ Сэнсъ Нитэ. Но я ее уврилъ, что если онъ вздумаетъ протестовать противъ этого, то я съумю заставить его замолчать.

Я освободилъ сорокъ семь заключенныхъ изъ этихъ крысиныхъ норъ и оставилъ только одного. Это былъ лордъ, онъ убилъ другого лорда, какого-то родственника королевы. Этотъ лордъ хотлъ заманить его въ засаду и убить, но тотъ былъ хитрый парень и перерзалъ горло своему противнику. И его оставилъ въ заключеніи не за убійство, а за то, что онъ нарушилъ общественное благополучіе въ одной изъ своихъ деревень. Королева хотла его повсить за убійство ея родственника, но я этого не позволилъ, такъ какъ не считалъ преступленіемъ зарзать убійцу; но я предложилъ ей повсить его за нарушеніе общественнаго благополучія; она согласилась и на это, находя, что все же лучше это, чмъ ничего.

Но, Боже мой, за какіе пустыя проступки были заключены эти несчастные сорокъ семь человкъ! Правда, нкоторые даже и вовсе не совершили, никакихъ проступковъ, а были заключены тамъ для удовлетворенія чьей-либо злобы; не только для удовлетворенія злобы королевы, но даже и ея друзей. Преступленіе послдняго заключеннаго состояло въ томъ, что онъ сдлалъ одно самое пустое замчаніе. Онъ сказалъ, что по его убжденію вс люди равны между собою; различаются только по одежд; если бы раздть всю націю до нага и пустить въ эту толпу чужестранца, то онъ не отличилъ бы короля отъ врача-шарлатана, а герцога отъ служителя гостинницы. Вроятно, это былъ такой человкъ, мозгъ котораго не былъ испорченъ глупымъ воспитаніемъ. Я освободилъ его изъ заключенія и отправилъ въ мою колонію.

Нкоторыя изъ этихъ конурокъ были устроены въ самой скал, какъ разъ у пропасти; въ этихъ конуркахъ были пробиты отверстія, такъ что къ заключенному проникали слабые лучи благословеннаго солнца. Но въ особенности была тяжела судьба одного изъ заключенныхъ въ этихъ крысиныхъ норахъ. Отверстіе въ его конурк приходилось какъ разъ противъ большой расщелины естественной стны скалы и сквозь эту расщелину онъ могъ видть свой собственный домъ, находящійся въ широкой долин; въ теченіе двадцати двухъ лтъ онъ только и слдилъ за тмъ, что творится въ его дом и слдилъ съ тоскою и съ сильнымъ замираніемъ сердца. Онъ видлъ, какъ тамъ вечеромъ зажигались огни; днемъ, какъ оттуда выходили и входили — свою жену и дтей, хотя на такомъ разстояніи и трудно было различать лица; но онъ, покрайней мр, предполагалъ, что это должны быть они; иногда онъ видлъ, что тамъ устраиваются празднества и полагалъ, что это, вроятно, свадьба и радовался за нихъ; пришлось ему видть и похороны, но онъ только не зналъ, кого хоронятъ, его жену или кого-либо изъ дтей. Ему видна была вся процессія съ патерами и провожающими покойника; они проходили торжественно, унося съ собою и тайну, кого хоронятъ; въ теченіе девятнадцати лтъ онъ насчиталъ пять похоронъ; вс эти похороны справлялись съ извстною торжественностью, такъ что нельзя было предполагать, что хоронили кого-либо изъ слугъ; онъ оставилъ жену и пять человкъ дтей. Пятеро умерло! Но кто остался въ живыхъ? Жена или одинъ изъ дтей?