Янки при дворе короля Артура

Твен Марк

Этотъ опытъ заключался въ игр въ мячъ. Но для того, чтобы поставить это дло какъ слдуетъ и чтобы это было недосягаемо для критики, я выбралъ девять борцовъ не по ихъ ловкости и способности, а по ихъ рангу и титуламъ. Около Артура роилась масса такихъ рыцарей. Кром того, эти люди никакъ не хотли разставаться съ своимъ вооруженіемъ. Одна сбруя была изъ Юльстерской кольчуги, другая гладкая — изъ моей новой Бессемеровой стали. Ихъ упражненія на пол брани представляли собой нчто самое фантастическое, что мн когда-либо удавалось видть. Но при опытахъ съ мячемъ они никогда не могли бы выскочить изъ колеи и должны оставаться спокойно до окончательнаго результата; когда какой-нибудь Бессемерецъ стоитъ въ брони и о него ударится мячъ, то послдній

иногда отскакиваетъ на полтораста ярдовъ. А если человкъ бжитъ и падаетъ на животъ, чтобы ускользнуть отъ удара мяча, то это точно броненосное судно, входящее въ портъ. Сначала я назначилъ нетитулованныхъ людей дйствовать въ качеств посредниковъ, но мн пришлось измнить первоначальное ршеніе. Эти люди не могли угодить на всхъ. Первое ршеніе посредника всегда было и его послднимъ; они положительно разрывали его на дв части ударомъ палки, а его друзья уносили его домой. Когда замтили, что ни одинъ посредникъ не переживалъ игры, то посредничество сдлалось непопулярнымъ. Такимъ образомъ, мн пришлось назначить такого человка, который по своему высокому положенію въ правительственныхъ сферахъ могъ бы быть подъ особою охраною.

Вотъ имена двухъ партій, въ каждой изъ нихъ было по девяти человкъ.

Бессемерцы:

Король Артуръ.

Король Лотъ Лонгіана.

Король Сверной Галліи.

Король Марсаль.

Король Малой Британіи.

Король Лабоуръ.

Король Пелламъ Листенгеза.

Король Багдемагъ.

Король Толлемъ ла-Фейнтъ.

Юльстерцы.

Императоръ Луцій.

Король Логрисъ.

Король Маргальтъ Ирландскій.

Король Морганоръ.

Король Маркъ Корнуэльскій.

Король Нентръ Гарлота.

Король Меліодасъ Ліонесскій.

Король Лэка.

Соуданъ Сирійскій.

Посредникъ Кларенсъ.

Первая публичная игра, конечно, должна собрать около пятидесяти тысячъ народу; весьма понятно, что стоило объхать свтъ, лишь бы только посмотрть на это. Все благопріятствовало этому зрлищу; стояла чудная весенняя погода, а природа облеклась въ свой новый красивый нарядъ.

ГЛАВА XVIII.

Интердиктъ.

Однако, мое вниманіе было скоро отвлечено отъ всхъ этихъ длъ; нашъ ребенокъ опять сталъ внушать намъ опасенія и мы не отходили отъ него ни днемъ ни ночью. Ахъ, у Сэнди было золотое сердце! Какъ она была добра, внимательна, предупредительна. Это была прекрасная мать и врная жена. Въ сущности, я женился на ней не вслдствіе какой либо особой причины, а только потому, что по законамъ рыцарства она составляла мою собственность до тхъ поръ, пока другой рыцарь не отниметъ её у меня на пол брани. Она объздила всю Британію въ поискахъ за мою; нашла меня у вислицы и затмъ опять заняла по праву свое мсто около меня. Я былъ новый англичанинъ и, по моему мннію, такое покровительство съ моей стороны могло скомпрометировать Сэнди рано или поздно, и я поршилъ обвнчаться съ нею.

Женившись, я не зналъ выигралъ-ли я въ жизни, или проигралъ. Но годъ спустя я положительно обожалъ мою жену; мы представляли изъ себя самое дружеское товарищество. Люди часто говорятъ о прелестяхъ дружбы между двумя лицами одного и того же пола. Но что можетъ быть выше дружбы между мужчиною и женщиною, когда у нихъ одни и т-же стремленія, одни и т же высшіе идеалы? Тутъ не можетъ быть сравненія между этими двумя родами дружбы; первый изъ нихъ, это — земная дружба, второй, это — небесное блаженство.

Во время сна мой духъ часто залеталъ впередъ за тринадцать столтій и часто взывалъ къ тмъ, кого зналъ въ этомъ исчезнувшемъ для меня мір. Чаще всего я взывалъ къ имени той, которую любилъ тамъ, въ исчезнувшемъ для меня девятнадцатомъ столтіи. Сэнди часто слышала этотъ умоляющій крикъ, срывавшійся съ моихъ устъ. Она знала, что это не относилось къ

нашему ребенку, а къ моему потерянному другу. Однажды она проснулась и, улыбаясь, сказала мн:

— Имя той, которая была такъ дорога теб, сохранено здсь, и составляетъ музыку для нашего слуха! Теперь поцлуй меня за то, что я съумла дать имя нашему ребенку.

— Знаю, моя милочка, какъ это было великодушно съ твоей стороны; но мн хотлось бы изъ твоихъ устъ услышать это имя и тогда эта музыка будетъ еще сладкозвучне.

Она была очень обрадована и сказала:- Гелло-Централь!

Первый разъ услышавъ форму привтствія, употреблявшуюся при телефонахъ, она была этимъ крайне поражена, но не обрадована. Я ей сказалъ, что это длается по моему приказанію: подобная формальность должна всегда практиковаться при телефонахъ въ воспоминаніе о моемъ потерянномъ друг и его маленькой тезк. Это была неправда; но я хотлъ чмъ-нибудь утшить Сэнди.

Боле двухъ недль мы ухаживали за нашей малюткой и для насъ ничего не существовало за предлами дтской. Но скоро мы получили свою награду. Ребенокъ сталъ поправляться. Но какъ было выразить наше чувство. Признательность? Нтъ, это былъ неподходящій терминъ. Но, кажется, и не подыщешь такого термина. Это нужно испытать самому; вы, ухаживая за вашимъ больнымъ ребенкомъ, видите, какъ онъ направляется по пути къ обители Тней и вдругъ сворачиваетъ съ этой мрачной дороги и снова возвращается къ жизни, и его крошечное личико озаряется свтлой и радостной улыбкой.

И вотъ мы опять вернулись къ событіямъ вншняго міра. Одна и та-же мысль мелькнула въ голов, какъ у меня, такъ и у Сэнди; мы посмотрли другъ другу въ глаза: прошло боле двухъ недль, а нашъ корабль не возвращался обратно.

Я тотчасъ отправился къ своей свит. Я видлъ по ихъ лицамъ, что вс они были въ какомъ-то тревожномъ состояніи. Я выбралъ себ провожатыхъ и вс мы понеслись на лошадяхъ за пять миль, чтобы посмотрть на море съ вершины холма. Но гд теперь мои торговыя суда, представлявшія такой живописный видъ съ ихъ разввавшимися блыми флагами? Они исчезли вс до одного! Не видно ни парусовъ, ни струй дыма — все вымерло. Мертвая тишина царитъ теперь здсь, на этомъ, когда-то оживленномъ морскомъ пространств.

Я вернулся домой грустный и недовольный, но никому не сказалъ ни слова. Только Сэнди я сообщилъ эти печальныя новости. Мы никакъ не могли объяснить себ, что бы это значило? Было-ли тутъ вторженіе? Землетрясеніе? Зараза? Неужели вся нація была стерта съ лица земли? Но загадывать было безполезно.

Я долженъ былъ хать самъ. Я выпросилъ у короля "корабль", который по своей величин былъ не боле парового баркаса.

Но какъ было тяжело разставаться! Я цловалъ и ласкалъ ребенка и не могъ отъ него оторваться. Посл ея двухъ-недльной болзни я въ первый разъ держалъ ее въ своихъ объятіяхъ и это, быть можетъ, было въ послдній разъ. Но воспоминаніе объ этихъ послднихъ ласкахъ я унесу съ собою и это будетъ для меня утшеніемъ.

На слдующее утро я уже приблизился къ Англіи, меня окружало море и я предавался своимъ грустнымъ мыслямъ. Въ Дуврской гавани стояли суда безъ парусовъ и нигд не было видно ни признака жизни. Это было воскресенье. Въ Кэнтербюри также вс улицы были пусты; все какъ-то было странно; даже не видно ни одного патера и не слышно звона колоколовъ. Повсюду царила мертвая тишина. Я никакъ этого не понималъ. Наконецъ, на слдующемъ углу этого города, я встртилъ небольшую погребальную процессію — только семья покойника и его близкіе друзья шли за гробомъ — и тутъ не было священника; это были похороны безъ колокольнаго звона, безъ зажженныхъ факеловъ; тутъ близко стояла и церковь, но она была заперта; они прошли мимо нея, плакали, но не смли войти въ нее. Я взглянулъ на колокольню; колоколъ былъ покрытъ чернымъ, а его языкъ привязанъ. Теперь я все понялъ! Я зналъ, какое бдствіе постигло Англію. Вторженіе непріятеля? О, нтъ, это было бы ничто въ сравненіи съ тмъ бдствіемъ, которое обрушилось на всю страну! Это былъ интердиктъ.