Зверь выходит на охоту
Шрифт:
Нет, этого ждать она не намерена! В город ее пустили за шелкопик? Значит, нет ничего запрещенного в том, чтобы одинокой женщине ходить по улицам Ошакати. В конце концов, ничто не мешает ей сбрить волосы на голове снова и притвориться мальчиком. С ее телосложением – ничего сложного. Только грудь плотнее замотать. Мало ли чернокожих мальчишек ходит по городу? Пастухи и степняки, удравшие на юг в поисках лучшей жизни.
Отмывшись, позавтракала и улеглась. Первым делом все-таки стоило выспаться. А уж к ночи убираться подальше.
Исполнить этот план Накато было не суждено:
Всех троих пришлось сначала развлекать, а затем – и ублажать. Буру явно не намеревался относиться к кадынье так же бережно, как его предшественник. Спать все трое остались у Накато, и убрались лишь ближе к полудню. Она даже требовать горячую воду в купальню не стала – кто знает, когда новый господин вернется! Может, снова заявится к закату – да не один и не втроем, а с целой компанией.
Лумузи боком протиснулась в комнату, поставила поднос с едой. Бросила на Накато опасливый взгляд и поторопилась выйти.
Раньше надо было бояться! Когда языком поганым мела, - подумалось той со злостью. А теперь-то что за смысл шарахаться от нее и одаривать перепуганными взглядами? Пусть другую постоялицу обхаживает и кланяется. С нее, Накато, довольно. Вымоется она где-нибудь в другом месте.
Девушка натянула длинную темную тунику, украшения стянула и бросила на покрывало: еще не хватало ей, чтобы Отино потом болтал – мол, украла у него! Ей чужого и не надо. Пусть даже ей не заплатили за прошедшие декады. От нее не убудет – она не за заработком стала содержанкой. Накато тишком выскользнула наружу.
Заспешила по улице – прочь, куда подальше. Замедлила шаг, лишь добравшись до окраины. Помылась в какой-то дешевой купальне, поела в похлебочной неподалеку. И пошла дальше, уже неторопливым шагом.
Боги и духи, как хорошо!
Вечер приблизился, накинул уж на город сумрачное покрывало. И до чего хорошо идти и не переживать ни о времени, ни об уместности! Пусть таращатся на нее, если угодно – ей не страшно, что о ее прогулках станет известно хозяину. Что до ночлега – можно будет переночевать и в трущобах разок-другой.
А потом залезть к какому-нибудь лавочнику, да стянуть пару-тройку кусов. Это с младенцем на руках она рисковать не хотела. А сейчас можно делать все, что захочет. Хотя до этого далеко – деньги у нее пока оставались свои.
Накато полной грудью вдыхала посвежевший вечерний воздух.
Нужно все-таки дойти до набережной. Взглянуть на море. Быть может, потому ветреная Нефер и отвернулась от нее, что она забыла о том, как радоваться.
Нефер любит решительных. А еще она любит тех, кто способен замечать красоту и радость вокруг. Так говорили жрецы Нефер. Она, Накато, сама себя загнала в клетку – вот капризная повелительница удачи и махнула на нее рукой. Нельзя злить богиню, пренебрегая ее дарами. А ее дары – свобода и счастье. Без них удачи не просто не существует. Удача без свободы и счастья – бессмысленна.
Когда в воздухе запахло соленой рыбой, Накато поняла – она приближается к цели. Путь через припортовые районы оказался долгим.
Еще дольше пришлось
Шагала, изумляясь про себя: в этих районах что, до рассвета галдят и веселятся? Пожалуй, имеет смысл днем где-нибудь спать – пусть даже и на крыше какого-нибудь склада, а ночами ходить по окраинам.
Сначала вокруг сделалось тише – пусть и не чище. Море закрыла стена сплошных построек в три-четыре этажа и почти без окон.
Ошакати оказался поистине огромным. Накато лишь сама себе усмехнулась. Уж сколько раз она за истекшие декады изумлялась тому, как мог разрастись единственный город. И каждый раз понимала, что Ошакати даже больше, чем она считала. Сколько еще придется ей так идти? Казалось, улица никогда не закончится – так и будет вести вдоль глухой стены до бесконечности.
Она дошла до конца припортовых построек, когда небо начинало сереть. Еще немного – и Накато спустилась к небольшому пляжу. С одной стороны узкого причала оказались несколько вытянутых на прибрежную гальку лодок.
В стороне от берега находились дома, на рогатинах сохли развешенные сети. Здесь, должно быть, жили рыбаки. Девушка прошла в предрассветных сумерках мимо, перебралась через нагромождения валунов у воды, обошла скалу и спустилась наконец по каменистому берегу к самой воде.
Здесь не было лодок и причалов. Да и пляжем эту часть берега назвать было сложно: здесь громоздились огромные камни, спускаясь к самой воде.
Кое-где между камнями застряли целые груды водорослей, от которых шел тяжелый запах. Вдалеке от воды и вовсе намыло небольшую гору, в которой запутались прозрачные тела безжизненных давно медуз. Сейчас вода была спокойна. Однако в ветреную погоду волны здесь, должно быть, перехлестывали через камни, вскидывая брызги выше человеческого роста. А еще из гладкой, едва тронутой редкой рябью воды торчали тут и там скалы и обкатанные головы валунов.
Навряд ли суда здесь рисковали подходить близко к берегу. Даже рыбацкой лодке сложно будет проскользнуть мимо скал. А уж при неспокойном море такая попытка будет чистым самоубийством.
Хорошее место, чтобы посидеть, поглядеть на рассветное море. Никто здесь бродить не станет, а значит – и не потревожит ее. Девушка уселась на крупный обкатанный валун над самой водой, постелив стянутый с головы платок.
Предрассветная тишь окутала пологом, даря умиротворение. Море едва-едва дышало, облизывая спускающиеся к нему бока камней. В отдалении над разгладившимся водным зеркалом собиралась туманная дымка – пока еще едва заметная. Накато прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Вот сейчас она ощущала запах моря – такой, каким он и должен быть: свежий и соленый, будоражащий кровь.