Белый олень. Часть 1

Ипатова Арина

Царевичи потупились.

Совет продолжался.

* * *

Чуть позже, проходя через сад, Касьян наткнулся на Стасию. То есть, не наткнулся, просто увидел её на одной из уходящих в сторону дорожек. Она стояла, обрывала листья с ветки. Уклониться от встречи не получится. Подойти, нет?

Толку. Сейчас ведь опять пренебрежительно смотреть будет.

— Что в башню больше не заходил? — вдруг окликнула Стасия.

Ну хоть говорит. Он развёл руками.

— Заперто было.

Что-то в лице её изменилось, она взметнула брови, наклонила голову вбок.

—

А ты пробовал?

Мелькнула нелепая догадка. Она что, из-за этого с ним не разговаривала?!

— Пробовал.

Касьян подошёл ближе. Стасия ломала ветку и бросала обломки на дорожку.

— Если тебя это утешит, — мягко сообщил он, — совет решил последовать твоему предложению.

Царевна размахнулась и отшвырнула ветку.

— Не сомневалась. Как я иной раз всё ненавижу. Если бы я была мужчиной, то я бы была царём.

Касьян пожал плечами.

— Всё равно ты бы сейчас не царствовала. Ты ещё маленькая.

— Значит, я стала бы царствовать через год.

— Если бы дожила, — рассудительно заметил Касьян.

Почему-то это задобрило царевну. Она улыбнулась и горделиво вскинула голову.

— Ты повиновался бы мне, если бы я была царицей, Касьян?

— Нет, — сказал Касьян. — Ты, конечно, умная. Но самоуверенная и тщеславная.

— Я? — вспыхнула Стасия. — Да как ты смеешь?

— Мой наставник учил меня говорить правду царям.

— Вот буду царицей, тогда и станешь говорить правду. А сейчас не надо.

Её голос сорвался, и Касьян с изумлением увидел слёзы на её глазах. Она повернулась и убежала.

Касьян остался один, размышляя.

Кому он сказал это? Наследнице царствующего рода или девчонке, которую ему захотелось подразнить?

А хватило бы смелости заявить нечто подобное Аристарху?

Так и не найдя ответа, он побрёл в сторону Браны, не слишком довольный собой.

* * *

— Лучшая наследница, говоришь? — Аннела стояла у окна своих покоев, хмурилась.

— Да. Это неприятно, когда отец заявляет подобное, да ещё и прилюдно. Хорошо хоть Стасию выгнал. Но слышало много народу, вплоть до мальчишки-звездочёта. Унизительно.

— Стасии скоро здесь не будет. Но тебе следует проявлять больше внимания к делам царства.

— Да знаю я, знаю, — раздражённо поморщившись, отмахнулся Гателий.

Посольство. Сватовство к Стасии.

Через несколько дней во дворце заговорили о скором прибытии большого посольства.

Засуетилась обслуга, подтянулась стража у ворот, Ольтем обрёл способность появляться в нескольких местах сразу. Смахивали пыль с лепнины, пересчитывали золотую посуду, подсыпали фиолетового песка на дорожки сада.

Послы махиола. Махиола — один из самых могущественных кочевых народов. У них столица на равнинах, Ксомкедра, движущийся город. Город великих шатров. Город, вместе с которым движется центр земного диска.

— Зачем они приезжают? — поинтересовался Касьян у Иллании.

Летописица, как обычно, ответила щебетом, всплёскивая руками.

— Ах, обычные переговоры. Торговые дела. Военные соглашения. Хотя поговаривают, — она спрятала руки за спину и понизила голос, — что

речь пойдёт и о другом деле.

Это прозвучало столь многозначительно, что Касьян просто обязан был спросить:

— О каком?

Иллания прошелестела ещё тише, но он разобрал.

— О сватовстве.

Он понял, на что намекает Иллания, но почему-то очень удивился и решил уточнить.

— Чьём?

С губ Иллании слетел вздох сокрушения его недогадливостью.

— К Стасии, конечно.

— А..

Хотя чему тут удивляться? Он же изучал историю. Всегда царевен выдают замуж. Затем они и существуют.

— Стасия мешает, — между тем тихо продолжала Иллания. — Она по пониманию государственных дел превосходит обоих братьев. Конечно, власть Аристарха прочна, ему Стасия не угрожает. Но спокойнее будет услать её подальше. На этом настаивает Аннела. И предложение выгодное. Махиола сильны.

Касьяна покоробило. Выгодное предложение… То есть, её продают.

— Обычное дело, — подвела итог летописица.

Да, обычное дело.

— За кого её выдают?

— За Дарро, царя махиола. Надо сказать, по законам махиола участь жены царя незавидная, её никто не должен видеть, она проводит век словно в темнице. Причём у него может быть ещё наложница, которая живёт свободно, в роскоши и почёте.

— Почему так?

Иллания развела руками.

— Жена — духовная опора, наложницы — телесное отдохновение. Разные у разных народов обычаи. Очень-очень разные. Ещё и не такое бывает.

— А Стасия кем будет?

— Женой, конечно, — грустно сказала Иллания. — Царицей.

“Вот буду царицей, тогда и будешь говорить правду…” — вспомнил Касьян.

Неужели она уже знала?

Его первым порывом было разыскать Стасию. Но — светлые небеса! — зачем? Что он может ей посоветовать? Да кто он вообще такой?

И всё же как-то это несправедливо. Несправедливость, которую не можешь поправить, оставляет на сердце не шрам, но царапину.

* * *

Быстро-быстро отщёлкивали костяшки, как на счётах Ольтема, день-ночь, день-ночь. Каждый занимался своим делом, предназначенным ему мирозданием. Зрели хлеба, шумели рыночные площади, двигались к морю гнёзда акеримов. Бабушка Мара далеко в Сини иглою переносила мир на белый холст. Плескались воды Талы, гонимые ветром, рассекаемые ладьёй, подталкиваемые рыбацким веслом. Люди думали свои думы, отражались в речных водах, и отражалась Тала-река в людях, в образе человеческом, иной раз как в гладком зеркале, а иной раз — как в кривом.

— Я хочу быть царицей, — прожурчала Тала-дева, волна речная.

И ответил ей человек:

— Разве ты не царица души моей?

— Хочу быть царицей земною.

— Зачем тебе это, звезда ночей моих?

— Хочу славы и почестей. Хочу, чтобы народ поклонился мне.

— Разве он не кланяется каждый вечер тебе на подмостках, прекрасная дева? Разве не восхищается тобою?

— Да, но этого мне мало.

Может, и не всё это было сказано, и не совсем так или совсем не так, но государя Аристарха Седьмого определённо начинала тяготить божественная Шимия. Слишком много у неё появилось прихотей, слишком много желаний…