Империя проклятых

Кристофф Джей

Стойла были почти пусты – в здании, которое в более счастливые времена могло бы вместить целую армию, осталось всего несколько десятков животных. Вокруг очага, где готовилась еда, собралось около дюжины человек: конюхи, лакеи и уборщики пили из кружек только что сваренную на винокурне черную смоль, чтобы согреться. Клейменым не подавали столь же ужасающую пищу, как «скоту» Дивока, поэтому они ели рагу из грибов и ростков, запивая его спиртным. Среди них был и Собачья Ляжка – один из тех негодяев, которые увезли Диор из Найтстоуна. Под ногтями у него засохла кровь, а на поясе висели

мясницкие ножи. А рядом, слишком красивый для окружающей его компании, сидел юноша-псарь из Авелина. Хоакин Маренн.

Когда вошла Диор, Элайна подняла морду и завиляла хвостом.

– Мадемуазель Лашанс, – пробормотал Хоакин. – Что вы…

– Моя возлюбленная госпожа Лилид попросила меня поговорить с вами. Наедине.

Конюхи посмотрели на клеймо у нее на руке и, не говоря ни слова, вышли в морозную бурю. Хоакин не сводил глаз с Диор, пока она сидела рядом, а его собака обнюхивала ее левую туфлю. Парня, похоже, слегка развезло от выпивки – многие солдаты Дивоков пытались забыть об ужасах жизни в этой крепости, регулярно заливаясь доморощенным пойлом. Но рука у него не дрожала, когда он почесывал за ухом Элайну, одаривая Грааль одной из своих мрачных, кривых улыбок, пока потягивал из кружки.

– Почему ты до сих пор не сбежал? – прошептала Диор.

Парень моргнул, изображая замешательство.

– С чего бы мне убегать? Моя великая госпожа…

– Ты больше не привязан к Киаре, Хоакин, – прошипела она. – С того самого дня, когда я исцелила тебя в лесу. Именно поэтому ты меня и не остановил той ночью, когда я пыталась сбежать. – Она покачала головой. – Так почему же ты, черт тебя побери, до сих пор здесь?

Он набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но Диор схватила его за запястье, когда он попытался встать.

– Я тоже с ними не связана. Меня от них защищает моя кровь. Та самая кровь, которая разорвала узы твоего рабства и спасла тебе жизнь. – Она умоляюще сжала его руку. – Поверь мне, Хоакин. Я говорю о жизни каждого бедняги в этом городе. О тех, кого скармливают порченым в Ньютунне. О тех, кто поедает плоть мертвых в Ольдтунне. Всех рабов в этой проклятой крепости.

Юноша молчал, осмысливая слова Диор. Он посмотрел на свежевыжженное клеймо на ее ладони и крепко сжал квадратную челюсть. Его пальцы коснулись груди, на которой не было шрамов, несмотря на полученные смертельные раны. Диор спасла его от смерти.

– Исла, – наконец прошептал он. – Я не сбежал из-за Ислы.

– Твоей единственной на всю жизнь, – поняла Диор. – Ты ее не бросишь.

– Ни за что не брошу, – прошипел он. – Я пытался пробраться к ней, но… она служит Черносерду, а нам запрещено подниматься наверх. Я даже не знаю, жива ли она…

– Она жива. С ней все в порядке. Я все время вижу ее в покоях Никиты.

Юноша сглотнул, побледнев как смерть.

– Она… Он…

– Она убирает у него. Ничего больше. Он хорошо ее одевает. Следит, чтобы ее кормили. У нее дела идут лучше, чем у большинства в замке. – Диор опустила глаза и посмотрела в сторону кузницы. – В последнее

время Никита занят Аароном.

Хоакин сохранял невозмутимое выражение лица, но, несмотря на пары спиртного, мы увидели, как сквозь маску спокойствия пробились ярость и надежда. Мы удивлялись силе этого мальчика – ведь было непросто сохранять самообладание среди этих зверств, преклонять колени в тщетной надежде, что он когда-нибудь снова увидит свою любимую. И мы знали его таким, каким он был тогда.

Жан-Франсуа обмакнул перо, бормоча что-то себе под нос.

– Глупым дураком?

– Верующим, – ответила последняя Лиат, глядя на противоположный берег реки.

– Некоторые сказали бы, что это одно и то же, мадемуазель Кастия.

– Некоторые сказали бы. – Она кивнула. – Но они не знают того, что знаем мы.

Диор заглянула в глаза юноше-псарю.

– В замке есть еще один человек, которого я освободила, Хоакин, – прошептала она. – И мы намерены освободить еще больше людей. Нам понадобится твоя помощь здесь, среди солдат. Можем ли мы рассчитывать на тебя?

Юноша посмотрел на погруженный в тень дун, вспоминая свою запертую в нем возлюбленную.

– Я знаю Ислу всего восемь месяцев, – пробормотал он. – Она пришла в Авелин после того, как Дивоки уничтожил Дун-Кинн. У нее не осталось никого. Ни семьи. Ни друзей. Она выглядела такой грустной. Но собаки ее полюбили. Элайна хорошо разбирается в людях. – Он потрепал собаку по подбородку, и та завиляла хвостом. – Когда я выгуливал щенков, Исла обычно ходила со мной. Она говорила, что любит тишину. И однажды я сказал ей, что она хорошенькая. Поцеловал ее, не спросив разрешения. – Он огорченно покачал головой. – С такой внешностью, как у меня, быстро привыкаешь, что девочки не возражают против поцелуев. Но Исла меня пнула. Прямо в живот. – Он усмехнулся, потирая подбородок. – И я сразу понял, что это именно та девушка, на которой я хочу жениться.

Диор улыбнулась, и ее бледно-голубые глаза засияли.

– Она действительно похожа на хранительницу очага.

– Я так и не поблагодарил вас, – сказал он, встретившись с ней взглядом. – За то, что спасли меня. Вам не нужно было этого делать. Но если вы сможете спасти ее, мадемуазель Лашанс, вы можете рассчитывать на меня. До самой смерти.

– Этого мы постараемся не допустить. Я не хочу, чтобы кто-то умирал.

– Тогда ваше здоровье. – Юноша поднял свою кружку с вонючим напитком. – За вечную жизнь.

Сжав его колено, Диор быстро поднялась.

– Я сообщу тебе, когда смогу, как мы планируем действовать дальше. А пока будь осторожен, ладно? Обещаю, мы справимся. Все вместе.

Он кивнул. И в его глазах мы увидели свет, который слишком хорошо знали, – этот свет зажигался в глазах всех, кто встречался с Диор. Благоговейный трепет верующего, который наконец-то нашел то, во что стоит верить.

– Да пребудет с вами Бог, мадемуазель Лашанс.

– С нами обоими, месье Маренн.