История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Сиповский Василий Васильевич

Сопоставленіе Поприщина съ Евгевіемъ ("Мдный всадникъ").

Произведеніе это можно сблизить съ "Мднымъ всадникомъ" Пушкина. Въ обоихъ произведеніяхъ выведены "маленькіе люди" и съ большими претензіями. Въ обоихъ произведеніяхъ судьба зло смется надъ нимя, и y обоихъ героевъ высокое о себ мнніе и неудовлетворенность жизнью доводитъ ихъ до безумія. У Пушкина эта идея развита сплошь въ трагическомъ освщеніи, — у Гоголя — въ комическомъ.

Отношеніе критики къ «Миргороду» и «Арабескамъ». Булгаринъ. Шевыревъ. Блинскій.

И «Арабески», и «Миргородъ» появились въ печати приблизительно въ одно время. Тонъ гоголевскаго предисловія задлъ нкоторыхъ критиковъ, и они (Сенковскій, Булгаринъ) высмяли философскіе и историческіе взгляды Гоголя, о беллетристическихъ повстяхъ отозвались вскользь, хотя и одобрительно. "Повсть о ссор Ивана Ивановича" не понравилась обоимъ критикамъ. "Какая цль этихъ сценъ? — спрашивалъ Булгаринъ — сценъ, не возбуждающихъ въ душ читателя ничего, кром жалости и отвращенія? Въ нихъ нтъ ни забавнаго, ни трогательнаго, ни смшного. Зачмъ же показывать намъ эти рубища, эти грязные лохмотья, какъ бы ни были они искусно представлены? Зачмъ рисовать непріятную картину задняго двора жизни и человчества, безъ всякой видимой цли?" — Изъ этихъ вопросовъ лучше всего видно, какъ мало въ то время понимали художественный реализмъ даже видные тогда литераторы, и какъ безпомощны были они въ критической

оцнк литературныхъ произведеній. Впрочемъ — "Тарасъ Бульба" y обоихъ строгихъ критиковъ вызвалъ одобреніе. Съ большимъ сочувствіемъ о новыхъ произведеніяхъ Гоголя отозвался Шевыревъ; онъ поставилъ его среди первыхъ юмористовъ міра, назвавъ представителемъ славянскаго простодушнаго юмора. Многіе критики похвалилм Гоголя и за его реалмзмъ. Самой значительной м содержательной была критика Блинскаго. Правда, онъ посмялся надъ «учеными» статьями Гоголя, но за то съ восторгомъ отозвался о немъ, какъ художник, который безсознательно создаетъ "изъ ничего" «великое». Онъ превознесъ его за простоту вымысла, за реализмъ, умнье найти поэзію дйствительной жизни. "Каждая его повсть — смшная комедія, говорилъ онъ, — комедія, которая начинается глупостями и оканчивается слезами, и которая, наконецъ, называется жизнію. И таковы вс его повсти: сначала смшно, потомъ грустно! И такова жизнь наша: сначала смшно, потомъ грустно! Сколько тутъ поэзіи, сколько философіи, сколько истины!" — Онъ отмтилъ «народность» гоголевскихъ повстей, отсутствіе въ нихъ сентенціи и нравоученій. Гоголя онъ называетъ талантомъ "необыкновеннымъ, сильнымъ и высокимъ"… Онъ считаетъ его "главою русской литературы, занявшимъ мсто, оставленное Пушкинымъ, начинателемъ новой эпохи въ исторіи русской литературы". "Если бы насъ спросили, писалъ онъ, въ чемъ состоитъ существенная заслуга новой литературной школы, мы отвчали бы: въ томъ именно, что отъ высшихъ идеаловъ человческой природы и жизни она обратилась къ такъ называемой "толп", — исключительно избрала ее своимъ героемъ, изучаетъ ее съ глубокимъ вниманіемъ и знакомитъ ее съ нею же самою. Это значило сдлать литературу выраженіемъ и зеркаломъ русскаго общества, одушевить ее живымъ національнымъ интересомъ. Уничтоженіе всего фальшиваго, ложнаго, неестественнаго долженствовало быть необходимымъ результатомъ этого новаго направленія нашей литературы, которое вполн обнаружилось съ 1836 года, когда публика наша прочла «Миргородъ» и "Ревизора".

Значеніе критики Блинскаго для Гоголя.

Изъ всхъ критическихъ отзывовъ того времени, несомннно, отзывы Блинскаго обращали на себя больше всего вниманіе Гоголя. Къ тому же Блинскій указывалъ Гоголю ту же дорогу, на которую его толкалъ великій Пушкинъ. Вотъ почему мнніе Блинскаго о повстяхъ «Миргорода» въ исторіи развитія гоголевскаго художественнаго творчества сыграло большую роль. Оба величайшія произведенія Гоголя — «Ревизоръ» и "Мертвыя души" — вдохновленныя Пушкинымъ, совершенно отвчали тмъ требованіямъ, которыя предъявилъ Гоголю и Блинскій, называя его «главой» новаго періода въ исторіи русской литературы.

b) Второй періодъ дятельности Гоголя. Интересъ Гоголя къ театральному длу. Значеніе Гоголя въ исторіи русскаго театра.

b) Второй періодъ дятельности Гоголя. Гоголь съ дтства интересовался театромъ; еще ребенкомъ онъ полюбилъ сцену, посщая представленія въ дом Трощинскаго; въ лице онъ сорганизовалъ изъ товарищей труппу, и самъ съ большимъ увлеченіемъ и успхомъ принималъ участіе въ представленіяхъ, причемъ особенно удачно игралъ роли старухъ (роль Простаковой была его лучшей). По прізд въ Петербургъ онъ даже пытался, было, поступить на сцену, но его декламація, простая и естественная, была въ то время до такой степени необычна, что театральные судьи, привыкшіе къ высокопарному, ходульному чтенію, на испытаніи забраковали его. Объ удивительной манер Гоголя читать просто и живо сохранилось немало самыхъ лестныхъ отзывовъ его друзей и знакомыхъ. Кром того, онъ обладалъ талантомъ имитированья: могъ представить чужую манеру держать себя и говорить. Вотъ почему такимъ успхомъ онъ пользовался, когда читалъ (врне: "представлялъ въ лицахъ") въ кругу друзей свои комедіи и повсти. [149] Вс эти "сценическія наклонности' и драматическія способности объясняютъ, до нкоторой степени, то обстоятельство, что Гоголь много и серьезно поработалъ для русской сцены въ качеств писателя. Его талантъ художника-реалиста, его любовь и знаніе «сцены» сдлали то, что въ исторіи русской драмы онъ занялъ почетное мсто «отца» новой реалистической бытовой комедіи. Въ его пьесахъ впервые правда жизни сочеталась съ художественной правдой въ искусств. Посл него сцена стала отраженіемъ жизни: общіе типы, типы заимствованпые, условности въ интригахъ, моральная тенденція — все исчезло: художникъ-драматургъ и бытописатель стали однимъ лицомъ. У своихъ предшественниковъ онъ немногому могъ научиться и на его долю выпало созданіе настоящей русской комедіи, т. е. такой, которая удовлетворяла одновременно двумъ требованіямъ, — и художественнымъ, какъ извстное литературное произведеніе, и требованіямъ идейнымъ, какъ врное изображеніе переживаемой диствительности. Такая гармонія формы и содержанія была, достигнута y насъ только Гоголемъ и притомъ самостоятельно и сразу. Были, конечно, недостатки и въ его комедіяхъ, но, тмъ не мене, съ момента ихъ созданія должны мы начинать исторію нашего самобытнаго "національнаго" театра. Если это значеніе получилъ Гоголь, благодаря своей безсмертной комедіи «Ревизоръ», то для историка литературы любопытны и первые опыты его въ области драматургіи. Къ такимъ ближайшимъ предшественникамъ «Ревизора» относятся комедіи: «Игроки», «Женитьба» и разрозненныя сцены комедіи: "Владиміръ 3-ьей степени".

149

"Гоголь, разсказываетъ С. Т. Аксаковъ, до того мастерски читалъ или, лучше сказать, игралъ свою пьесу ("Женитьба"), что многіе, понимающіе это дло, люди до сихъ поръ говорятъ, что на сцен, несмотря на хорошую игру актеровъ, эта комедія не такъ смшна, какъ въ чтеніи самого автора. Слушатели до того смеялись, что нкоторымъ сдлалось почти дурно".

"Игроки".

"Въ комедіи «Игроки» представлены шуллера, картежные игроки, которые, сами того не подозрвая, вступаютъ въ состязаніе. Типъ «шуллера» въ русской до-гоголевской комедіи и сатир встрчался довольно часто. Обыкновенно, этотъ преступный герой обыгрывалъ какого-нибудь "добродтельнаго", но, въ конц концовъ, добродтель обязательно торжествовала, и порокъ оказывался наказаннымъ. Такимъ образомъ, шуллеръ въ старой комедіи и сатир оказывался безжизненнымъ "общимъ мстомъ", — служилъ автору лишь темой для морализаціи. Гоголь избгъ всякой морали и сумлъ жизненно, въ нсколькихъ различныхъ лицахъ, представить разновидности этого типа. Угнетенной добродтели въ комедіи тоже нтъ, — пострадалъ изъ мошенниковъ тотъ, который сплоховалъ. Такимъ образомъ, "въ «Игрокахъ» описано не состязаніе хитрости и слабодушной простоты, порока и добродтели, a состязаніе семи жуликовъ-артистовъ, состязаніе, которое кончается самоуничтоженіемъ одного изъ самыхъ опасныхъ, по мннію Гоголя, пороковъ, — именно — плутовства". (Котляревскій).

"Женитьба". Кочкаревъ. Подколесинъ. Агафья Тихоновна. Положительныя лица комедіи.

Вторая,

по времени, комедія «Женитьба» представляетъ больше интереса, — она глубже и шире захватываетъ русскую жизнь. Вотъ почему по справедливости, этой комедіи можетъ быть присвоено почетное названіе — "первой бытовой русской комедіи": въ ней каждое дйствующее лицо является представителемъ извстнаго сословія, — здсь выведены и купцы, и чиновники, и военные. Вс они очерчены ярко, характерно, ничего общаго не имютъ съ безжизненными образами старой комедіи. Яичница, Анучкинъ, Жевакинъ, Агафья Тихоновна, Устинья Наумовна, — все это, быть можетъ, нсколько карикатурные, слишкомъ яркіе образы, но, тмъ не мене, образы живые, облеченные въ плоть и кровь. "И всми этими людьми вертитъ и крутитъ Кочкаревъ — натура, безспорно, энергическая, но съ однимъ, очень часто встрчающимся, недостаткомъ, — съ отсутствіемъ мысли о томъ, "что изъ всего этого выйдетъ". Ему лишь бы дйствовать и суетиться, a какъ на другихъ его суета отзовется, — до этого ему дла мало: онъ доволенъ, что вншался, что самъ на виду, и въ этой сует, безъ расчета и плана, все его самоудовлетвореніе. И, рядомъ съ нимъ, его — застнчивый спутникъ Подколесинъ, — этотъ родной братъ Обломова, безъ стремленій, безъ желаній, — съ одной лишь мыслью, чтобы скоре прошелъ день, который безконечно тянется. Этого человка ничмъ не пробудишь къ дйствію: онъ, со своей флегмой и пассивностью, устоитъ противъ всякихъ доводовъ разума, или обольщеній мечты; жизнь для него — дремота въ сумерки, и никто, и ничто его отъ этого полусна не пробудитъ. Вскипть и заторопиться на мгновеніе онъ можетъ, во лишь затмъ, чтобы сейчасъ же впасть въ отчаянье страха передъ поступкомъ" (Котляревскій). Комедія смшная, но безотрадная, — передъ нами выведена цлая галлерея лицъ "срыхъ, томительно-скучныхъ и глупыхъ"; жизнь ихъ безсодержательна, безсмысленна, a они этого не замчаютъ, не сознаютъ своего духовнаго убожества. Въ лиц Агафьи Тихоновны онъ высмялъ отклоненіе отъ старины, измну добрымъ старымъ традиціямъ жизни, безсмысленное тяготніе къ «новшествамъ». Въ лиц Арины Пантелевны, a особенно купца Старикова, Гоголь вывелъ положительные типы; его націоналистическія наклонности и стремленіе идеализировать патріархальныя "добрыя времена" сказались въ созданіи этихъ двухъ типовъ.

Отношеніе критики. Н. А. Котляревскій объ "общечеловчности" типовъ этой комедіи.

Современники неврно поняли эту коиедію, назвавъ ее веселымъ «фарсомъ». [150] Они обратили все вниманіе на интригу комедіи, дйствительно, довольно запутанную и искусственную — и просмотрли то обстоятельство, что комизмъ комедіи основывался не только на "положеніяхъ" героевъ, но и на ихъ «характерахъ». "Присматриваясь къ любому типу, тамъ выведенному, мы видимъ, что онъ самъ по себ законченъ и комиченъ. Его можно взять изъ той обстановки, въ которой онъ показанъ, взять его порознь, вн его столкновенія съ другими типами, — и онъ возбудитъ ту же улыбку, тотъ же смхъ, какъ рдкій оригиналъ и типичный продуктъ нашей жизни. Этотъ гоголевскій типъ возвышается и до "типа общечеловческаго", которымъ мы такъ удивляемся въ комедіяхъ Мольера. Хотя бы т же Подколесинъ и Кочкаревъ. Ихъ можно встртить въ любомъ мст, и въ любое время: здсь они передъ нами въ роли мелкихъ обывателей Петербурга, a сколько такихъ лицъ, — лицъ, прыгающихъ въ окно въ ршительную минуту, и лицъ, вносящихъ въ жизнь сумбуръ и суматоху, сколько ихъ дйствовало и дйствуетъ на широкой арен, общественной и политической?"

150

"Фарсомъ" называется комедія, построенная исключительно на смшныхъ "положеніяхъ", на неожиданностяхъ, на курьезныхъ qui pro quo.

Отношеніе Гоголя къ комедіи.

Самъ Гоголь придавалъ комедіи большое значеніе: онъ ее передлывалъ нсколько разъ съ 1837 года до 1842 года, кореннымъ образомъ мнялъ содержаніе и дйствующихъ лицъ. Въ начал эта комедія напоминала собою сюжетъ "Сорочинской Ярмарки" и "Ночи передъ Рождествомъ" и дйствіе комедіи происходило въ Малороссіи, и пьеса называлась "Женихи".

Значеніе этой комедіи.

Значеніе комедіи въ исторіи русской литературы громадно: начать съ того, что многія комедіи Островскаго изъ купеческаго быта (купеческая двица, жаждущая жениховъ некупеческаго званія, типъ свахи, идеальный купецъ Стариковъ, старая тетка) развиваютъ и дополняютъ то, что геніально намчено Гоголемъ въ его первой «бытовой» комедіи. Затмъ замтное вліяніе оказала комедія и на романъ Гончарова Обломовъ (сцена разговора Подколесина съ Степаномъ, типъ Подколесина, Кочкаревъ).

Попытка создать обличительную комедію съ общественнымъ содержаніемъ. "Владимірь 3-ьей степени".

Поощряемый друзьями-писателями, толкавшими его на путь «обличителя» русской дйствительности, Гоголь — чуть-было — не выступилъ съ комедіей, въ которой, по его словамъ, "правдиво и зло" осмивалась высшая русская бюрократія того времени. Обличеніе чиновничества въ русской сатир до Гоголя было предметомъ многихъ смлыхъ сатиръ. Очевидно, эти отрицательныя стороны бюрократического строя слишкомъ били въ глаза всмъ, если даже Гоголь, консерваторъ въ душ, всегда охотно и искренне восхваляющій строй русской государственной жизни, считалъ необходимымъ обличать «чиновничество». "Онъ не допускалъ даже мысли о томъ, что сама правительственная система могла быть виновата въ томъ бюрократическом зл, которое онъ такъ врно подмтилъ и оцнилъ; въ его глазахъ, вся вина падала не на укладъ правительственной власти, ставящій чиновника въ такое положеніе, при которомъ превышеніе власти и злоупотребленіе ею сами собой напрашивались, a на самого чиновника, какъ на отдльную нравственную единицу. Какъ на личность, съ извстнымъ нравственнымъ содержаніемъ. Такимъ образомъ, вопросъ съ почвы общественной переводился Гоголемъ прямо на почву нравственную, a поздне на религіозную. Все зло проистекало, по мннію автора, изъ природы самого человка, a не изъ тхъ условій, въ какія онъ былъ поставленъ. Чтобы излечить его, не было нужды мнять обстановку, въ которой онъ выросталъ и которая пріучала его къ гордын, своеволію, самопоклоненію, хитростямъ, обманамъ, лни и отсутствію понятія о гражданскомъ долг — лечить его нужно было или нравственнымъ воздйствіемъ на его душу, или силою кары — силою падающаго на него несчастія" (Котляревскій). Съ такой точки зрнія, смотрлъ онъ всегда на чиновничество своего времени: въ эпоху централизаціи оно играло особенно большую роль, — недаромъ Гоголь-юноша мечталъ о чиновничіей карьер, въ которой онъ видлъ истинное служеніе родин. Недаромъ, возмужавъ и присмотрвшись къ русской дйствительности, Гоголь съ особою страстностью напалъ на бюрократію или врне на тхъ недостойныхъ ея представителей, которые не понимали всей высоты и отвтственности своего положенія. Чиновный міръ отъ губернатора до квартальнаго — любимая мишень его сатиры. Въ комедіи "Владиміръ 3-ьей степени" Гоголь хотлъ вывести на сцену преидставителей высшей бюрократіи; но потомъ онъ самъ счелъ это дерзостью, которой тогдашняя цензура не пропуститъ, и отказался отъ мысли сочинить комедію.

Въ 1842 году онъ писалъ Погодину, что принялся, было, зa ея сочиненіе; въ ней было много "злости, смха, и соли". "Но вдругъ остановился, писалъ онъ, увидвъ, что перо такъ и толкается объ такія мста, которыя цензура ни за что не пропуститъ. A что изъ того, когда пьеса не будетъ играться: драма живетъ только на сцен. Безъ нея она, какъ душа безъ тла. Отъ этой начатой комедіи остались только сцены: «Тяжба», "Утро длового человка", «Лакейская» и «Отрывокъ». Обличеніе "бюрократіи", но мелкой, захолустной Гоголь сдлалъ въ позднйшей своей комедіи "Ревизоръ".