Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Создание вируса было занимательным делом, пускай Раиду и не отводилась в нем ключевая роль. И всё же ничто в целом свете не могло возродить его былой задор и увлечение. Раиду чувствовал постоянную усталость: давали знать о себе бессонные ночи, проведенные в библиотеках месяцами ранее. К тому же ангажировать было некого: поселенцы и так работали не покладая рук, не то вдохновленные идеями Раиду, не то запуганные угрозами Локи. И если раньше естественник ощущал себя посланником бога, царским любимцем и прочее, то теперь стал рядовым исследователем. Это угнетало и лишало остатков сил. Не было желания даже огрызаться на тупых софелаговцев. Несколько раз он вынуждено наорал на парочку из них, а потом

затих. Даже постоянное присутствие брата больше не требовалось. Поселенцы вздохнули спокойно, обрадовавшись переменам в натуре признанного гения.

Даже когда объявили, что с Локи беда, что надо срочно готовиться к обороне и активировать сложные заклинания, Раиду не почувствовал ничего — сердце не ёкнуло в страхе за любимое божество. Он выгорел изнутри. Единственное, что он сделал — это перерезал горло очередному пленнику, чтобы в случае опасности не тратить на это времени. Пути норн неисповедимы: люди, которыми он еще недавно восхищался и чьи изобретения превозносил до небес, сейчас корчились на пыточно-операционных столах и умирали по одному его жесту или слову. Те же самые люди, которые изобрели рентген и вертолетик с квадрокоптером. Из властителей его дум они превратились в бесправных жертв. И он не чувствовал к ним ни малейшей жалости.

Вот уже несколько дней Локи шатался по своим огромным покоям, словно редкий зверь по ванахеймскому саду. Он не чувствовал в себе никаких изменений, спал без сновидений, но по каким-то непонятным причинам его не выпускали даже в пиршественный зал на завтрак и ужин, при этом не осматривая и не проводя курс лечения: даже младшие целительницы ни разу не заглянули, что уж говорить об Эйр. Зато о существовании младшего сына Одина вдруг вспомнили все старые друзья, приятели и знакомые. Два дня Локи не знал, куда спрятаться от потока неестественно веселых и улыбчивых гостей. Асы и асиньи вели себя так, словно не игнорировали его появление почти целый год. Локи не сомневался, что тут не обошлось без вмешательства отца, но не понимал смысла такой сложной манипуляции. Хагалар тоже наведывался, причем едва не под ручку с Тором. Братец буквально светился от удовольствия, находясь в обществе выжившего из ума старика. Накануне вечером он навестил Локи и принялся расхваливать Хагалара на все лады. Все то, что младшего царевича бесило в поганом маге, вызывало у старшего невероятный восторг.

— Неужели ты и правда его не помнишь? — спросил Тор после особенно длинных восхвалений. — Он ведь забирал нас с занятий, когда мы только осваивали руны.

— Только осваивали руны, — процедил Локи сквозь зубы. — Напомни, братец, сколько между нами лет разницы?

— Около восьмидесяти. А что?

— А то, что в то время, когда ты осваивал руны, я в них играл, — Локи отошел к окну, чтобы смотреть на заснеженный Асгард, а не на довольную физиономию Тора. — Это сейчас наша разница в возрасте несущественна, а в раннем детстве она была огромной. Ты гораздо раньше начал учиться. Это тебя он забирал с уроков, и для тебя это было важным событием. А мне было не очень важно, кто отвлекает меня от игр. Сколько тебе было, когда он исчез из нашей жизни?

— Не знаю точно, — Тор задумался. — Но, кажется, в мои четыреста его уже не было.

— Твои четыреста — это мои триста! — фыркнул Локи, не оборачиваясь. — Я и себя-то почти не помню в этом возрасте. Не то, что его.

— Но теперь-то ты его вспомнил, и он снова рядом, — возразил Тор. — Он вернулся.

— О да, — прошептал Локи и не стал продолжать неприятный разговор.

Он был доволен тем, что поганый маг оставил его в покое и пристал с учебой к Тору. Не раз и не два во время семейных советов, проводимых в комнатах Локи, отец и брат обсуждали, какие важные задания наследник может

выполнить с помощью мага и Тессеракта. Хагалар постоянно терся подле Тора, поэтому как бы входил в круг семьи, но Локи старался на него не обращать внимания. Насколько он понял, братец должен поехать в поселение и ненамеренно сорвать тайную промышленную революцию. Этого нельзя было допустить. Но просить Хагалара о вмешательстве было ниже достоинства царевича, а лично с Тором говорить не хотелось. Не родной брат вновь обошел его, пускай и в том, что Локи было вовсе не нужно: Хагалар вел себя так, будто души не чаял в старшем наследнике. Быстро же он переключился, за какие-то пять-шесть дней и одно случайное преображение! Если только это не провокация, на которую Локи вестись не собирался. Хагалар — никто, особенно по сравнению с приемной матерью. С тех пор, как она умерла во сне, Локи не терпел ее присутствия и особенно — прикосновений. Стоило ей появиться на пороге, как внутреннее чутье тут же сигнализировало об опасности.

— Ты пережил слишком большое потрясение, — мягко успокаивала мать.

Локи не хотел ее обижать, но не мог заставить себя дотронуться даже до пряди ее волос, не говоря уже о руке или плече. Царица пока ни на чем не настаивала, считая, что время вылечит.

Очередным хмурым утром Локи бы еще долго мерил шагами спальню, пытаясь постичь непостижимое, если бы слуги не доложили о визите Одина. Царевич тут же поспешил в главную залу и в самом деле нашел там отца. Ни поганого мага, ни братца, ни даже матери рядом не было. Всеотец осведомился о его самочувствии и получил тот же ответ, что и день назад, и два.

— Отец, когда я смогу выйти из тюрьмы? — спросил Локи, ненавязчиво перекрывая собой двери, чтобы отец не улизнул, избегнув неприятных вопросов.

— Я думаю, что уже скоро, — задумчиво ответил Один. — Совсем скоро я буду спокоен за тебя.

Локи кивнул. Он не понимал, почему с ним ничего не делают и никак не исследуют, если только исследования не проводят во сне или незаметно для него самого. И поскольку Всеотец не спешил ни покинуть покои, ни спросить о чем-нибудь еще, Локи взял инициативу в свои руки.

— Отец, а ты действительно маг мозга?

— Что ты понимаешь под этим странным словосочетанием? — искренне удивился Один. По крайней мере, Локи показалось, что удивление искреннее.

— Что ты можешь копаться в чужой памяти, видоизменять поведение, выжигать отдельные участки мозга, входить в чужое сознание и контролировать его, — быстро перечислил царевич все свои догадки, на ходу понимая, что произнесенные вслух они звучат абсурдно.

— Ты считаешь, что маг с такими способностями может существовать?

— Нет, наверное.

— Тогда в чем вопрос?

Локи не нашелся с ответом. Спокойный тон отца не приносил упокоения, скорее раззадоривал любопытство.

— Отец, ты ведь не из обычных магов, коими полон Асгард, поэтому… Хотя я помню, ты рассказывал нам с Тором о том, что разные виды магии уравновешивают мироздание, поэтому не может быть мага выше определенного уровня.

— Хоть что-то из моих уроков ты помнишь, — тон голоса отца стал отчего-то сухим и недовольным.

— Я все помню, — покорно опустил голову Локи. — Нельзя забыть речи бога.

— То есть ты хочешь сказать, что намеренно хотел разрушить Девять Миров и свершить Рагнарек, который не оставит от нашей вселенной даже воспоминаний?

В комнате резко похолодало, словно разом потухла печка и ворвался ледяной ветер из плотно закрытого окна. Локи поднял голову. Отец не смотрел на него. Он стоял посреди комнаты спиной к нему, упираясь взглядом в голую стену, на которой до переезда в поселение висело оружие и охотничьи трофеи. Один будто видел что-то, неподвластное чужому восприятию.