Любовь нам все прощает
Шрифт:
— Рейес, не груби! Женька, хватит, не истери.
— Пошел к черту, Смирнов! — рявкаю и демонстрирую гаду зубы. — Не желаю ничего о твоих прошлых бабах знать, кроме того, что венеролог в твоей карточке написал. Угроза есть?
Он прикрывает глаза и шепчет:
«Нет, малыш. Прости меня!».
У него заскок? Безжалостная похотливая скотина! «Телки! 'Их было слишком много», «всех не перечесть»! «Я трахал их»… Но мою дату выбрал в качестве пароля! Это типа честь, «Сережа»?
— Это правда, Женька. От нее не спрятаться не скрыться. Ты ведь не думаешь, что я влачил жизнь отшельника на Туманном Альбионе, воздерживался
— Мне пора. Гавана ждет.
Выкручиваюсь и изворачиваюсь, как приготовившаяся к сезонной линьке змеюка, вращаю нижней частью тела и постоянно задеваю его торчащий член.
— О! Да ты готов к труду и обороне, — высмеиваю его желание. — У тебя он когда-нибудь висит? Ты под препаратами? Сережа?
Он сползает игривым настроением с лица и странно шепчет, подозрительно сверкая глазами:
— Жень, я должен кое-что о себе рассказать.
— На хрена? — выкрикиваю ему в лицо, и мы, слава богу, наконец-то, останавливаем свою возню и тут же резко замолкаем. — На хрена? На хрена мне это знать, Сережа? Сегодня! Сейчас! Когда я и без того на взводе. Я больна, нездорова, эмоционально нестабильна. У меня большое горе! А тут ты, великий грешник, решил покаяться и получить отпущение своих побед на коварном любовном фронте. Не прощу! Услышал, гад? Не прощу! Не прощу! Не умею прощать… Из сердца, из памяти, из каждой мозговой ячейки извлеку, как ненужный кластер, как битый элемент — и на этом все! Прощай-прощай! Ты понял? Понял? Так вот, я еще раз спрашиваю, на хрена мне твои исповеди, мужик-герой?
— Умеешь ругаться, чика? — с усмешкой очень тихо уточняет.
— Я еще и драться могу, — упираясь стопами ему в бедра, отталкиваюсь и все-таки освобождаюсь. — Спи, любимый, мне нужно встретиться с родней.
Сергей приподнимается и упирается на локти:
— Я не святой. Жень, слышишь?
Плевать!
Это я и без внезапных задушевных откровений знаю. Кому ни попадя не подкладывают грудных детей на порог и под входную дверь. Он думает, что я не понимаю сложность и внезапность той сложившейся ситуации. Это слишком мерзко…
— Мне все равно, Смирнов, — расчесываю волосы пятерней и натягиваю на голое тело валяющуюся на полу его теплую рубашку.
— Тебе идет! — исподлобья смотрит и красиво, но как-то криво, улыбается. — Мой фасон — стопроцентно твой!
Ага-ага!
— Спасибо, Сережа.
Сдерживая слезы и зарождающееся намерение телесным образом взорваться, выхожу из комнаты и нигде не останавливаясь на маршруте, шустро скатываюсь вниз.
Нашел, чем хвастать, кретин! Много баб, «чикуита»! Детей, наверное, таинственное Саргассово море! Выпиши себе медаль и не дергай за эмоциональные веревки «эту Женю».
Забредаю на кухню, наощупь щелкаю выключателем и подаю на свою сетчатку яркий теплый свет. Усаживаюсь на высокий стул, наливаю стакан воды и щедро в парующую жидкость выдавливаю лимонный сок. Тошнота никак не отступает! У меня стопроцентный желудочный грипп. Смирнов, как вирус, как устойчивая к антибиотикам инфекция, долбаная недобактерия, влез внутрь и все там собою заразил. Пометил каждый Гольджи аппарат, все мои клеточки своей зараженной мембраной окружил.
Открываю серебристый современный ультрабук, тут же натыкаюсь на окно с вводом хозяйского пароля.
Это еще что такое? Когда? Где? Как? Откуда? Кто ему дал? Или он лично из чьих-то архивов выкрал?
Не помню, чтобы я дарила кому-то, и в том числе ему, свою фотографию, но судя по моим расслабленным чертам и внешнему виду это нынешний заканчивающийся год. Похоже, лето! Я вижу тонкие бретельки воздушной блузы, цепочку с каменным кулоном, растянутую на моих ключицах и возле моего плеча… Отрезанная в каком-то графическом редакторе маленькая детская рука. Господи! Это же Святик, Святослав, мальчишка с чудными складками-колесиками вместо ножек! Смирнов фотографировал нас? Тогда, на очередной прогулке? Меня с чужим ребенком? Зачем? На память? Или просто так… Сережа!
Закрываю рот двумя руками и несколько раз сильно-сильно, до страшной рези в глазницах, моргаю. Сворачиваю рабочий стол и громко выдыхаю. Кто я для него? Любовница, очередная женщина в послужной список, или все же нечто большее? Надо все это прекращать — анализировать и мечтать! Шустро вскидываю взгляд на время:
«Пора на связь!».
Настраиваюсь на тяжелый разговор с Гаваной и утыкаюсь всем своим отсутствующим видом в пока еще пустующий экран. Кто должен из нас сегодня начать? Тома за этим всегда очень тщательно следила, а сейчас я осиротела без нее и не в состоянии принять ни одного, даже простого и слегка дебильного, решения.
Булькает отвратительная компьютерная музыка, экран дрожит и запускает стационарную фотографию моей семьи — все пятеро, обнявшись, глядя в объектив, от всей души мне улыбаются. Потом щелчок — на том конце кто-то живой наконец-то снимает интерактивную невидимую «трубку».
— Женя, привет! — практически черная мать с тоской заглядывает в камеру.
Хорошо, что не отец! Я очень громко выдыхаю.
— Мамочка, добрый вечер! Как ты? — и тут же осекаюсь, понимая, что не с этого стоило мне начинать.
— Все нормально, детка. Где ты? — мать заглядывает ко мне за спину и, прищурившись, рассматривает красивую шикарную обстановку.
— В гостях, ма. Не могу оставаться сейчас одна. Друзья меня любезно, по доброте душевной, приютили.
Мне кажется, я слышу позади себя какую-то возню и даже дикое рычание. Оглядываюсь назад и застываю взглядом. Нет, глупости какие! Все показалось! Там мертвенная тишина! Сонный пустующий зал, потухший камин, а на его полке урна с прахом моей Томы.
— Женя, когда тебя ждать? Все получилось?
— Да-да, мамочка. Я выполнила ее желание. Бабуля, — всхлипываю, — здесь, со мной… Ты хочешь посмотреть на ритуальную вазу?
— Детка, — мать закрывает лицо руками и вздрагивает щуплыми плечами, — просто привези ее домой…
Домой? Бабушка ни разу не была на Кубе! Ты что-то путаешь, мама! Тамара пожертвовала собой, оставшись тут со мной, когда ты собралась с мальчишками в вояж за своим любимым криминальным мужем.
— У меня самолет через два дня…
Сзади точно кто-то есть! Еще раз оборачиваюсь — нет, снова показалось. Он подслушивает? Следит? Он догадывается обо всем? Даже если так, то что? Я свободная «чикуита» и у меня на все на это есть крайне уважительная причина — смерть дорогого человека.