Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

«Не забудь там авторство свое указать — время вылезать из тени, сын. Меня только не упоминай!».

— Женя, — не открывая глаз, хриплю, — когда ты вернешься? Ответь, пожалуйста, только на один вопрос. Когда мы встретимся? Когда тебя ждать?

Нет ответа — тихое сопение, мычание, скулеж, а потом вдруг… Тишина.

— Жень! — раздираю веки. — Рейес! Это не смешно! Сколько можно? Это пытка? Ты изводишь меня? Проверяешь? Хочу тебе, стерва, напомнить, что изначально речь шла о двух-трех днях. Потом чертова неделя, потом вдруг долбаные четырнадцать не

пойми с каких херов нарисовались. Меня там хорошо слышно, чика ты пакостливая, смуглая ты дрянь? Тебя уволили с твоей любимой работы! Как тебе такая новость? Моя родительница постаралась! А твоей диссертации пришел конец — Совет все тщательно отмерил и прочел. Ну что сказать? Ученейший председатель был крайне возмущен и удивлен, как ты вообще смогла в аспирантуру попасть. Ты ведь, Рейес, никуда не годна! Никуда! Бездарная и, к тому же, непробивная и слишком мнительная особа. Тревожащаяся девочка, но никак не диссертант! У тебя психоз на научной почве! Что там сразу замолчала? А-а-а-а? Р-р-р-р! Плохая связь?

Умащиваюсь в кресле, зажав телефон плечом и ухом, подтягиваюсь ближе к рулевому колесу, по-щенячьи упираюсь в обод подбородком и паскудно жалостью ее душу:

— Ты говорила… Твою мать! Что ты заткнулась? Чика? Плохо слышно? Жень, пожалуйста.

— Сережа, моя мама неважно чувствует себя. Братья тоже немного приболели, а отец…

— Тебе ведь было на них месяц назад смачно наплевать. А сейчас? Мама, братья… Папа! Сука! Твою мать…

— Сергей! — похоже, подгоняет долбаные нравоучения.

— Да пошла ты. Не буду за правдивые и однозначно к месту слова извиняться. Ты охренела, чика? Мне не разрешила сопровождать тебя, потому что, — кажется, конченный идиот кое-что начинает догонять, — знала! Знала, что не вернешься? Да?

— Сережа, я хотела тебе кое-что сказать, — настороженно шепчет в трубку.

Хмыкаю и добавляю в речь сарказм:

— Что нового ты можешь мне сказать? «У меня умерла бабушка, Сережа»?

— Перестань…

— «Я не беременна, успокойся, Серый»!

— Я прошу тебя.

— Или, — зажмуриваюсь и выкрикиваю, надеюсь прямо в смугленькое ухо, — «я не вернусь, Сергей, прощай»! Нет смелости сказать в глаза, решила сдрыснуть… Ты там кого-то нашла?

Она не отвечает, но все еще на линии находится. Я слышу всхлипы и неровное дыхание.

— Женя, прости меня, — шепчу и повторяю извинения несколько раз. — Прости, прости, прости… Я не сдержался. Скучаю по тебе. Пойми же ты меня!

— Угу-ага, — чика в трубку плачет. — Сережа, — смешно икает, — тут вся моя родня.

— А я? — шепчу. — Ты ведь говорила, что любишь…

Она ждет ответного слова? Люблю ли я?

— Женя?

— Я тебе люблю, но потерпи еще немножко. Думаю, через недельку.

— Я заказываю тебе билет, бронирую и передаю координаты. Семь дней, чикуита. Семь дней на семейное прощание. Хватит! Пора заканчивать! И пластырь надуманных страданий с мясом отрывать!

— Подожди, пожалуйста, не надо.

Хлопаю раскрытой ладонью по кожаной обмотке руля, рычу и скалю зубы. Мельком замечаю в

зеркалах свой жуткий вид — безумный, реально сумасшедший, затем чернющая окладистая борода, красные и очень влажные глаза.

— У меня дела, Евгения, — перевожу ее на громкую связь и нажимаю кнопку «Engine start». — Если это все, то вынужден откланяться и сказать тебе «пока»?

— Сережа?

— М? — вставляю сигарету в губы и таращусь в лобовое, наблюдаю, как Леха выползает из ресторана и с прискоком шествует к своей железной малышке. — Внимательно!

— Давай сегодня вечером поговорим наедине, тет-а-тет.

— А сейчас нас кто-то слушает? Кастро? Грозный Че? Или твой не бельмеса по-русски отец?

— Когда ты будешь дома?

— Я дома в семь часов вечера, Жень. Пора бы это знать.

— Я думала, может у тебя выступление, поэтому уточняю.

Ах да! Но не сегодня, только через пресловутую неделю, а сегодня я пишу тебе главу — весь вечер в статистических сводках, генеральных совокупностях и репрезентативных выборках, считаю, вычисляю, заношу в таблицы только для того, чтобы порадовать тебя. Ха-ха! Кому, блядь, рассказать, ведь не поверят, скажут, что я сбрендил, шарнирами поехали, сошел с колес, с ума. Теперь вот стойко задаюсь вопросом: «На хрена?». Спалить х. йню к ебеням, тем более что опыт в этом деле уже есть.

— Буду в семь, — подчеркиваю.

Брат отчаливает с парковочного места и, проезжая мимо меня, негромко, словно издевательски, сигналит. Киваю головой и, моргая фарами, даю понять, что «все пучком», зла не держу, не проклинаю.

— У себя?

— Жень, я не пойму, к чему ты это все ведешь? Да, как обычно, в том классном домике, в лесу. Что такое?

— Хорошо.

— Готовишь мне сюрприз? — начинаю улыбаться.

— До встречи, Серый.

— Жень, Жень, погоди. Ну, пожалуйста, не отключайся. Сюрприз? Да? — сально лыблюсь. — А какой? Это подарок? Ну, скажи, чика, будь человеком!

— Мне уже пора, но тебе понравится. По крайней мере, я на это очень надеюсь. А ты сейчас куда?

А вот и подленький вопрос! «Сереге» на дорожку, на засыпку!

— Зверь, Максим Морозов, крестник матери, друг детства, пасынок Шевцова, предлагает совместное дело. Вот выезжаю с ним обговорить детали. Как думаешь, стоит согласиться или лучше не влезать?

— А что за дело?

— Заинтересовалась? — ковыляя, выползаю на центральную проезжую часть, оглядываюсь по сторонам. — Дать больше информации?

— Если это интересно тебе… Мне хотелось бы знать, Сережа.

— Давай вечером все обсудим.

— Хорошо. Сейчас мне, действительно, пора, Сергей…

Пора! Господи! Какие отношения на расстоянии? Это откровенная ерунда! Глупости, кто говорит, что это однозначно укрепляет пару. Нет, абсолютно не так. Без чики я методично и уверенно схожу с ума. Реально! Я тут одиноким волком вою и основательно дурею… Загниваю и все дела!

— Привет, Сереженька. Сыночек, иди ко мне, тебе, малыш, туда. Давай помогу, детка. Ап! Двигайся к центру на попе. Умничка моя!