Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

— Прости, пожалуйста, — поднимаю руки, направляя ей свои раскрытые ладони, показываю, что не представляю никакой опасности. Демонстрирую, вероятно, не слишком информативно, свое огромное желание помочь. — Маша, я могу помочь. Слышишь, девочка? Могу! Я обещаю, что он будет наказан. Мы добьемся справедливости в этом деле, а ты сможешь…

— Вы только что уничтожили меня, раздавили, как ничтожную блоху… Что это? Эти фотографии… Вы их рассматриваете, словно наслаждаетесь. Вы… Господи! Я сойду с ума! А-а-а-а-а!

Ей-богу, я не хотел! Знаю, что веду себя, как последняя скотина, но уже несколько недель никак не могу обуздать

свой сволочизм. Днем творю дичайшее, а ночами бессонницей себя бичую, старательно пытаюсь накопленные по неосторожности грехи мозгами отмолить.

— Приди в себя и не отказывайся от помощи. Я хотел бы…

— Я не хочу! — оскалившись, плюет в мое лицо. — Не хочу! Не хочу! Вы меня слышите? Просто хочу все забыть, а Вы меня терзаете, напоминая и демонстрируя то, через что мне пришлось пройти. Я смирилась со своей судьбой, горькой участью. Григорий Александрович, я прошу Вас, оставьте меня в покое. Я хочу домой. Довольно! Я устала!

— Зря! Маша!

— Вы такой же… Вы уверенный в себе мужчина! — задирает подбородок, горделиво вздергивает нос и, как пристяжная лошадь, косит сверкающим от злобы глазом. Была бы ее воля, она бы голыми руками растерзала меня.

— Хочешь адвоката-женщину? — как за соломинку, хватаюсь за ее слова.

— Домой хочу! Какая разница? Женщина-мужчина! Я просто не желаю разговаривать. А Вы, вообще, с Николаем из одного кузовка. Вы запугиваете меня, морально уничтожаете, пользуетесь огромной силой. Вы грамотнее, подкованнее! Вы долбаный профессионал! Терминатор! Так о Вас говорят! Знаю все. Наводила справки. У меня нет денег, — обреченно пожимает плечами, — Вы слишком дорогое удовольствие, если можно так сказать.

— Нет! — отрицательно мотаю головой. — Нет! Нет! Совершенно не такой. У тебя ложная информация и потом… Все бесплатно!

— Какая щедрость! С чего бы вдруг? Я ведь говорю, что не согласна, а Вы…

— Это мой конек, Маша! Я знаю, что говорю. Поверь, девочка, я добьюсь справедливости… Для тебя, Маша! Ты…

— Справедливости? — ухмыляется. — В чем, по-Вашему, выражается эта справедливость? В колонии строгого режима? В подходящем денежном эквиваленте, о котором мы заранее с Вами договоримся на случай сделки с противоположной стороной? Какой процент хотите, господин адвокат? В чем еще Ваша справедливость? В публичных извинениях? В чем? В чем?

— Он превысил силу, нарушил твои права, он наплевал на них, использовал тебя. Смеялся, вероятно, дышал на ухо, пошлости шептал. Сколько это продолжалось?

— Что именно? Обыкновенное мужское поведение в моменты близости? Это ведь именно оно, господин адвокат! Вам все равно! Вам, всем мужчинам… Что такое занятие любовью с женщиной для сильных мира сего?

Об этом хочет поговорить?

— Высшая форма проявления… — спокойно начинаю.

Она прерывает меня каркающим смехом, откинув голову назад.

— Высшая форма? Вы серьезно? Да Вы больной…

— Мария… Дать Вам воды? — предлагаю, пытаясь обуздать ее перевозбуждение.

— Обойдусь! Как по мне, — глазами плачет, а голосом стегает по голове, лицу, плечам, — ваши поршневые движения там, внутри нас, демонстрируют нам наше низменное положение. Не можете отстегать руками — синяки и шрамы, да перед людьми неудобно, а так запросто наказываете собой. Вот эти шалости и пошлости: «Накажу, выпорю, отжарю, отдеру, оттрахаю, выбью членом твою дурь», считаете, что это нас заводит и

возбуждает, что из-за грубости мы становимся податливыми, а значит, готовыми на все. А это… Шлюшка, сучка, стерва, пизденка, мокрощелка, розовая дырка, давалка, например…

Сколько в ней отравы! Сколько ненависти! Сколько зла! Сволочь! Он ее изуродовал не физически — на тело можно наплевать. Он убил в ней женственность и человечность. Маша смотрит на меня, старательно играющего роль потенциального защитника, как на самого жестокого врага.

— Ты не права! — останавливаю ее поток нецензурщины. — К тому же для своих двадцати малых лет ты чересчур язвительна, ядовита и весьма токсична. Секс — это ведь не про то, что ты злобно испускаешь и пытаешься доказать. Это…

— Ваш способ самоутвердиться! Так Вы нагибаете женщин! На спине с распахнутой пиздой — вот наша участь. Смирись и получи свое удовлетворение, жалкая тварь! Так все члены говорят!

Сжимаю кулаки, медленно выравниваю дыхание и пристально слежу за подобием женщины перед собой. Он должен сесть! Папенькин последыш определенно должен сесть надолго! На полной срок! Она специально выжила после того, что сделал этот «парень», и стала той, которую он мечтал увидеть рядом с собой? А если бы моя Ника осталась жива, что бы было с ней, с маленьким несчастным человеком, имеющим в анамнезе явное психическое нарушение, нелегкую повернутость в мозгах. Маша права — я конченая бесчеловечная тварь, которую интересует лишь одна победа! Слушая ее, прокручиваю в голове возможный сценарий жизни своей сестры после группового изнасилования на протяжении нескольких дней.

Убил бы падаль, не задумываясь! Господи, да что со мной?

— Ты посещаешь психолога? — насупив брови, задаю вопрос.

— Психолога? — с издевкой переспрашивает. — Ну хожу, конечно. И что? По два часа, три раза в неделю. Беседуем о чем-то, словно пришельцы с разных планет. Рассматриваем друг друга, стреляем глазками, испытываем на прочность нервы. Она, конечно, слушает — у тетки работа такая, а я пустозвоню о том, что мне в голову придет. Если не хочу рассказывать, она и не настаивает. В этом хотя бы нет дискомфорта и в том кабинете очень клево. Я про обстановку говорю. Тетка, видимо, повернута на Африке. Маски, какие-то статуэтки — глиняные бабы с огромной грудью и беременными животами, стеклянные бусики, есть даже топоры. Представляете? Иногда подумываю о том, чтобы стащить копье, но…

— Не отказывайся от этой помощи, — перебиваю. — Слышишь, девочка?

Маша хмыкает и протягивает свою руку за рюкзаком, скинутым у стола:

— Оставьте меня в покое, Григорий Александрович. Со мной все будет хорошо. Я не собираюсь с собой кончать — не дождетесь! Поживем-увидим.

— Маша… — встаю из-за стола и, выпрямившись, стоя провожу ее на выход.

— Коля тогда предложил заняться грубым сексом, я согласилась. Сказала «да» — он не обманул Вас, когда об этом вспомнил на допросе! Это истинная правда. Я не возражала. Мы целовались, а он трогал меня. Все, как обычно, — повернувшись ко мне спиной, почти у самой двери рассказывает о том, что с ней тогда произошло. — Я уже не девушка, а он мой первый парень, с ним все произошло. Мы пара, уже два года встречаемся и все у нас было хорошо. Было! Да, да, да! До этого сраного момента. Мы ведь любим друг друга. Так бывает! Недопонимание! Что Вы смотрите? Сомневаетесь? Так я Вам сейчас докажу!