Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Я не понимаю, о чем он говорит.
— Юра, пожалуйста, — скулю.
— Что теперь хочешь, Велихов? — елейно разговаривает со мной.
— Она ведь беременна, — шепчу. — Наташа в положении. Пожалуйста…
— Об этом догадался, не дурак. К тому же недавно прямо спросил — все подтвердила, только отца малютки предусмотрительно не назвала. Сказала, что изнасиловал один задрот, а я, козел, поверил. Так, стало быть, ребенок от тебя?
— Да.
Изнасиловал? То есть? Я не понимаю. Она не хотела меня? Как же так?
— Поздравляю! —
На издевку стараюсь не реагировать — выходит очень плохо. Дергаюсь и кобелем, ищущим место на «посрать», вокруг себя кручусь.
— Я так и знал! — Шевцов выплевывает, не сводя с меня взгляда. — Видимо, старость откладывает свой отпечаток — опыт, опыт — сын ошибок трудных, а чутье, слава Богу, не подводило никогда. Чего теперь ты хочешь?
Чего я, в сущности, хочу? Застываю, словно изваяние.
— У нас контракт! — рычу. — Она подписала, а я не заставлял!
— Это еще что такое? — выказывает изумление, поднимая бровь.
— Договор! Бумага с подписями! Два экземпляра обязательств — мой и ее.
— Не надо мне тут синонимы подбирать. Какой на хрен контракт? А-а-а-а! — хватается за голову, запустив пальцы во все еще богатую, но посеревшую шевелюру, с силой ворошит свои волосы. — Погнали! Люблю слушать обе стороны! С вами, черти, видимо, не заржавеешь. Даже из могилы достанете старика!
Он тянет меня на выход и по пути задает вопрос:
— По-человечески сейчас никак не получается? Ищите, где глубже и опаснее? Вставляет край, кайфуете от лезвия ножа?
— Что? — замедленно отвечаю вопросом на вопрос.
— Разговаривать, спрашиваю, разучились совсем? Сделки только письменно заключаете? Пытаетесь друг друга подловить? Форс-мажор подыскиваете?
— Это другое, — шиплю. — Это контракт на…
Нет! Стоп! Об этом лучше помолчать и вообще ничего из содержательного вслух не выдавать!
— Ну да, ну да! Обязанности и права сторон. Моя Наташа что-то нарушает? И вот ты приехал долг с нее взыскать?
Все, что возможно, по всем статьям; идет сучка, как по написанному! Взыскать? Да я убью ее! Ложь, бравада… Я просто заберу ребенка у нее!
— Да!
— Решил перед неучами блеснуть юридической подкованностью? — Шевцов язвит и показывает свои зубы.
— Так принято в нормальном обществе.
— Не смеши меня. «Принято»? — Шевцов подходит к пассажирской двери, распахивает ее и первым забирается в салон, а я завороженно за всем этим слежу. — «Принято», «принято»? В каком мире мужик заключает с бабой контракт? А на что? Она тебе что? А ты ей тогда что?
Я дал ей ребенка! Сделал малыша! Она беременна «из-за» меня!
— А впрочем, не отвечай, Велихов. Не снижай градус моего негодования. Какой у Наташи срок?
— Девятнадцать недель.
— Да ты подкованный, браток. У меня вот трое детей, но я так и не разобрался в этих неделях. Давай-ка месячно…
Пока я обхожу свою машину и рассматриваю влажный асфальт от накрапывающего осеннего
— Пять месяцев, — пристегиваюсь и завожу двигатель.
— Куда едем, Гриша? — пытается понять наш вынужденный из-за баб маршрут.
«Мы на объездной, Григорий Александрович!» — рассматриваю последнее сообщение от своего водилы.
— Ваша жена сейчас находится с Наташей, — сдаю Марину Александровну ее мужу с потрохами и, похоже, наслаждаюсь, наблюдая, как сильно сжимается его кулак, — она поддерживает то, что вытворяет ее дочь. Я понимаю, что она…
— Да ни х. я ты не понимаешь, потому что сам не отец, и к тому же, не женат. Бобыль, старый холостяк хоть и с мозгами, и с амбициями, да и мордой, безусловно, вышел, карманы большими бабками набил! Ты ведь приперся сюда за тем, чтобы разбить мою семью, своей не построив, посеять зерна ненависти между мужем и женой, Велихов? Между отцом и матерью! Между родителями, раз их дочерью не умеешь управлять. Я прав? — ухмыляется и показывает подбородком, что пора давать полный газ. — Я прав, сынок! Ты умный парень, но все-таки… Дурак!
— Мне нужен мой ребенок, — твержу, сипя сквозь зубы.
— Сомневаюсь, Гриша, — обреченно выдыхает, смотрит в боковое зеркало, пока я сдаю назад. — Не уверен, что ты вообще понимаешь, что такое маленький ребенок, что такое плоть и кровь, что такое «твоя частица», непокорная, шальная, блуждающая пуля, запущенная из пистолетного ствола. Ребенок, ребенок… Ты говоришь о моей дочери, Велихов! Помни об этом и не забывай! Я запросто, абсолютно не задумываясь о последствиях, за Наташину слезинку раздавлю тебя, мудак!
— Он мой! — упорно продолжаю. — Ребенок — МОЙ!
— Я принял! Слышу четко, Велихов! Твой, твой, твой… Что это означает? Вырежешь его? Вскроешь Наташе пузо? Переложишь ношу в подходящий инкубатор с маткой без мозгов, чтобы тебе удобнее было?
Об этом я не думал, но если мне придется отстаивать свои права, то я на многое способен. Я готов всех их растерзать! Растерзать?
Так чем тогда я отличаюсь от того же Николая, о котором вот только час назад разговаривал с униженной и покалеченной им Машкой? Я такое же безжалостное чмо, готовое до крови утверждать отцовские права?
— Вы…
— Я ведь прав, Гриша, — Шевцов спокойно и уверенно продолжает. — Ты слишком мелочен, педантичен, аккуратен, пунктуален, изобретателен, ты крайне эгоистичен. Охренеть! Просто охренеть, как четенько вы с дочерью совпали. А я ведь леди предупреждал. Моя жена, Марина, знает о тебе?
— Да, — отвечаю.
— Как давно? — еще тише задает вопрос.
— Уже четыре месяца.
Шевцов отворачивается и рассматривает с огромной скоростью мелькающие, проскакивающие за его окном, словно кинокадры, промышленные строения, дома, колышущиеся от бешеного ветра голые деревья и ноябрьскую вперемешку с первым снегом грязь.