Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
С недоверием разглядываю ту картину, которая она тут старательно разыгрывает сейчас передо мной и спокойно отвечаю:
— Я верю. Не утруждайся.
— Я попросила обо всем сама! — шипит. — Моя идея, моя затея, мой косяк.
— Не надо. Я все услышал!
— Он связал меня, а я скулила. Видимо, эти веревки не для меня, или Коля перемудрил с узлами. Нет практики, у нас это было в первый раз. А потом… — всхлипывает, — он увлекся! Я возбудила его! Сама, сама, сама! Он ни на чем не настаивал. Чем больше он двигался, тем сильнее стягивались эти чертовы
— Маша…
— Он вколачивался долго, словно никак не мог кончить, — затихает. Слышу, как сопит, подбирая свои дальнейшие слова. — Ему тоже было больно…
— Маша…
— Он плакал после всего. Просил прощения, стоял на коленях, целовал мои раны. Он…
— Мне очень жаль, — все, что я могу на это все ей сказать.
— Прощайте, Григорий Александрович, — дергает дверную ручку и, широко распахнув матовую стеклянную дверь, пулей вылетает из моего кабинета в общий коридор.
Прощай, прощай… Его ведь выпустят, малышка! Сволочь даже не успела испугаться и осознать свою вину. Всего лишь предварительное заключение, комфортное СИЗО до выяснения обстоятельств дела, а на финал — девчонка вчера заявление забрала. Дело закрыто за неимением заявления от потерпевшей стороны! Его просто нет!
Прокручиваюсь в кресле, откинувшись на мягкий бортик шеей.
— Гриш, как все прошло?
Мишка, подперев дверной косяк, рассматривает мою расслабленную фигуру.
— Как и предполагалось, старик! — хмыкаю и добавляю. — Ни-че-го!
— Отец будет пробовать… — Ланкевич заходит внутрь и прикрывает за собой дверь.
— У них «больные» отношения, Миш. Андрей ничего не добьется — это тот самый сраный тупик. Мне кажется, — ухмыляюсь, — Маша выйдет замуж за эту тварь, если он предложит. Пиздец какой-то! Гребаное искривление пространства и мировоззрения! Начисто мыслительную деятельность извращения снесли. Им ведь двадцать лет! Ха! Слышал бы ты, какие у нее понятия об интимной близости, как грубо она выражалась, как язвила.
— Это ПТСР! — шепчет где-то рядом. — Ты ведь знаешь дело…
— Нет, Миш. Она уже такая! Такое жалкое, испорченное существо. Я, — поворачиваюсь к нему лицом и разглядываю высокую фигуру друга, стоящую рядом со мной, — предложил бесплатную услугу.
— И?
— Не согласилась.
— Отгрузила, видимо, отступные! — с пренебрежением отвечает. — Богатей отвалил щедрую плату за оказанный интим.
— Да уж! Кровь, шрамы, растоптанное достоинство, психический приход девка дешево оценила. Да похрен! — громко выдыхаю. — Что ты хотел? Чего пришел?
— Обед, брат. Думал, может прошвырнемся.
— Я Вадика отпустил, какие-то дела у парня, — улыбаюсь. — Не хочу ногами топать.
— И не надо. Я тебе на что?
— Миш…
— Сюда закажем! — краем глаза замечает, как я отвлекаюсь на свой молчащий телефон. — Ждешь звонка?
Вторую неделю! После того, как сам сбросил вызов, брошенной собакой жду хоть какого-нибудь сообщения от беременной Наташи.
— Я…
— Неполадки в раю, Велихов?
— Нет рая, Миша. Есть контракт,
— Я предупреждал.
— Спасибо, что напомнил, — подтягиваюсь к своему столу, укладываю локти на поверхность и пальцем откидываю подальше телефон.
— Чего-нибудь попроще? — Ланкевич забирается рукой во внутренний карман пиджака, чтобы достать свой смартфон. — Вредное и очень колоритное? — подмигивает и улыбается. — Пицца? Жареная картошка? Газировка?
— Нет, старик. Если уж травиться общепитом, то по всем правилам. Салат, основное блюдо, гарнир, кофе и сладкий стол.
— Обжора, ты, Гришаня!
Немного есть!
Пока Ланкевич отползает, чтобы обед нам заказать, получаю необычное сообщение от своего водителя:
«Я задержусь! Здесь пробки!».
Поднимаю бровь и пытаюсь вспомнить, куда я его послал, а главное, какие еще на хрен пробки, в одну из которых он непредусмотрительно попал. Согласно сводкам, город движется, автомобильная кровь бурлит, не затихает, транспортные артерии чисты, пульсируют и поток свободно пропускают.
«Где ты?» — в ответ на просьбу шустро набиваю.
Не понял! Вадим задержится? А там, где он, какие-то, блядь, пробки?
— Миш, — пялюсь в телефон, обращаясь к другу, — Миш, Мишаня?
— А? — он отключается от аппарата и, пряча телефон в пиджак, внимательно рассматривает меня.
— А куда… — задумавшись о чем-то, начинаю. — Куда… Ты… Не помню… Что происходит? Он… Теперь с Андреем? Ты…
— Тихо-тихо. Голова болит? — Ланкевич подскакивает и внимательно рассматривает меня. — Ты что? У тебя давление или это сердце? Велихов, ты меня пугаешь, старик. Покажи лицо! Что с тобой?
— Вадим теперь с твоим отцом? Андрей одолжил у меня водителя?
— С чего ты взял? Твоя душа — твоя ответственность. Парень — исключительно твой! Отец тут ни при чем!
Нехорошее предчувствие, если честно. Сказать о том, что я себе сейчас представил, значит, в чем-то обвинить двух, возможно невиновных, человек, но…
«Наташа попросила заехать за своей мамой, Григорий Ал…».
Резко поднимаюсь, толкая задней частью коленей кресло, пригвождаю его к стене. Наташа? Попросила Вадика? Она с ним? Где? Когда? Почему я этого не помню? Какой сегодня день, месяц и число? Какая, мать твою, у нее неделя? Она ведь так и не позвонила мне. В этом сам виноват, дебил! Пустил все на самотёк! Решил свободу предоставить женщине и не настаивать на своем присутствии? Вот результат! Все закономерно — получай!
— Ты на машине? — вскидываю лицо на партнера.
— Что с тобой? — Ланкевич принимает внимательную стойку.
— Ты на машине? — подбегаю к вешалке и срываю с плечиков свое короткое пальто. — Блядь, Миша, приди в себя! Машина есть?
— Извини, но… Ты куда?
Последнее, что я услышал, когда не глядя набивал номер городского такси. За срочность я всегда доплачиваю, не скупясь, а здесь, видимо, сама судьба распорядилась. Отваливаю куш по доброте душевной, а у водителя выпучиваются на лоб глаза.