Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Пожалуйста, — постанываю, повторяя точь-в-точь все его движения, — зачем ты… Мишенька, зачем?
— А что в поцелуе такого, Шашечка? — отрывается от меня, но целовать лицо не прекращает. Щеки, подбородок, скуловые ребра, лоб, глаза и брови… — Ты так млеешь, Дамка, словно это круче секса, — надменно ухмыляется. — Банальный обмен ротовыми жидкостями и больше ничего. Я облизываю тебе рот, как собака любимую миску; считай, что сверхмягкой щеткой чищу зубы, потираю нёбо, десны
— Ты, действительно, не понимаешь или издеваешься? — мечу глазами по красивому лицу — его заросший подбородок, чувственные мужские губы, кончик безупречно ровного носа и насилующие мое сознание, да и тело серые бездонные пытливые глаза.
— Это способ отвлечения женщины, Саша, когда я проникаю внутрь… Знаешь, чтобы дама не орала от распирающего чувства, надобно живой подстилке рот закрыть.
— Звучит пошло, Миша…
*это заново переписать — мне совершенно не нравится, какой-то бред… Он выходит откровенным грубияном, зацикленном на плотских отношениях! Это слишком жестко, пошловато даже! Грубо и цинично! Хотя «цинично» пойдет! Гриша посмеивался надо мной, но не грубил. Никогда. Гриша подкалывал, словно провоцировал, хотел услышать аналогичное в ответ. Стоп! Стоп! Придерживаться плана… Саша забеременеет на цветочной поляне! Решено! Пусть там будут ромашки, василек и дикий мелкий ирис…*…
— Иди ко мне, Резцова…
— Привет, — перегибаюсь через женское плечо, укладываюсь и целую в родную щеку громко сопящую Наташу. — Чем занят мой ребенок? Что это?
Она мягко убирает руки от клавиатуры, все же вздрагивает, но, слава яйцам, не до потери пульса и не до начала схваток и потуг.
— Пап, — Наталья мягко опускает крышку ультрабука и прячет от меня свой взгляд. — Я не знала, что ты сегодня тоже здесь?
— Решил проведать дочь. Я же отец, как-никак…
Обхожу ее и усаживаю свой наглый зад на стол рядом с вынужденным электронным другом, с ее… Дневником, что ли?
— Ната, — опускаю голову, прищуренным взглядом сканирую на глазах покрывающееся бордовыми пятнами красивое лицо, — Ната… Ты…
— Папа, пожалуйста…
Остановимся, наверное, для начала? Метнемся в противоположную сторону, отвлечем, а затем приспим ее.
— Как твоя рука? — прикасаюсь к правой кисти, которую она с усилием растирает пальцами другой. — Печатать уже легче?
— Я тебя прошу, — вытягивает конечность и прикладывает скрюченные пальцы к широко, словно в безмолвной истерике, раскрытому рту. — Пожалуйста… Это не то, что ты подумал…
Я ничего не думаю, ребенок! Вообще, ни хрена, ни одной мыслишки. Зато теперь я точно знаю! Наталья точно влюблена! Ну, или старается влюбиться! Привыкает девочка, сживается с «тяжелой» мыслью, смиряется с тем, во что влезла и мужика
— Как самочувствие, Наталья? — перевожу наш разговор в иное русло. — Как твоя кроха?
— Все хорошо, папочка. Отлично, — лепечет, лживые ужимки надевая на лицо. — Я очень хочу домой… Ты не мог бы…
Думаю, что:
— Нет, детка, я этого точно не могу. Нет полномочий! Увы, Шевцова. И потом, уже недолго, солнышко, осталось. Потерпи, Натали. Все будет хорошо.
Скоро! Скоро «Шелихов» станет отцом для ребенка « Шашки»! Она ведь пишет книгу… Об отношениях? Это же про них? Шелихов-Резцова — Велихов-Шевцова, Миша-Саша — Гриша и Наташа. Она рассказывает всему миру про их отношения? Про то время, которое провели вдвоем?
Глава 22
Без Нее… И с Ней! I
История повторяется для тех, кто плохо выучил первый ее урок. Повторяется для тех, кто прогулял контрольный опрос, прикрывшись больничным листом, уважительной причиной, своей несостоятельностью, неспособностью к обучению или просто ленью. Для таких двоечников по жизни заготовлен блиц-опрос на сверхкороткое время. Похоже, я как раз из таких. Да нет же, ерунда! Не может быть. У меня ведь несколько иная ситуация. Скорее, моя постоянная соседка по семейной парте отлынивала от обязательного домашнего задания, вот за это нас с ней судьба, по-видимому, и покарала изощренно, повторившись в следующем «революционном» поколении…
— Она действительно планировала здесь жить, пап? — Макс крутится вокруг своей оси, разводит руки в стороны и периодически пожимает плечами. — Обалдеть! Я думал, что ты пошутил, ей-богу. Но тут реально круто — ты прав. От центра, правда, далековато, да и от вас с мамой не самый близкий путь.
И от него, от Велихова, по всей видимости тоже. Она, словно загнанная, бежала, пряталась, затаскивала все свое добро в заготовленную норку. Хозяйственная, но в то же время… Глупая! Несмышленая! Или наивная! Леди бы сейчас сказала:
«Детка жизнью сильно битая, родной… Юрочка, это ведь не преступление! Наталья хочет в одиночку воспитывать ребенка. Ей не нужен его отец, только крошка, только ее детка…».
Все так, конечно. Вот только я, простой мужик, не сильно мудро рассуждаю. Но даже мне, наивно глупому, понятно, что от личного счастья не надо убегать! К нему, наоборот, на всех парах стремиться нужно!
Что Максу-то ответить? Он ведь сам такой! Хм-хм! Это сейчас Зверь окреп, уверенно стал на ноги, заматерел, отдал долг обществу, оброс законной и любимой до беспамятства женой, прекрасными детьми — долгожданной и больно выстраданной семьей. А когда-то, совсем, казалось бы, недавно, точно так же дикость вытворял. Да так, что небу было больно!