Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Да-да, конечно, проходите.
Поджимаю нижнюю губу, свищу братве, подавая команду выгружать истинную ценность. Ребята начинают суетиться, а мы с сыном идем за Велиховым, на спине которого расползлось огромное влажное пятно от пота.
— Любишь физическую нагрузку, Гриша, — задаю вопрос.
— Есть немного, — поворачивается ко мне лицом и, шагая задом наперед, не ломаясь отвечает. — Добро пожаловать! — разводит руки по сторонам и вращается вокруг себя, не прекращая нашего продвижения.
Охренеть пространство! Тут можно установить пожарную башню и маршрут
— Сколько здесь по площади?
— Тридцать соток, Юрий Николаевич, — с ухмылкой произносит.
— Под твою единоличную ответственность?
— Что есть, то есть…
Я бегло переглядываюсь с сыном.
Это только двор, а что тогда там, у него внутри? Королевский дворец, какой-нибудь средневековый замок, высокие потолки и длинный деревянный, пропахший разлитым вином, стол с блуждающей домашней птицей, обедающей вместе со своим феодалом-покровителем?
Оглядываюсь назад и наблюдаю неподдельное изумление на чумазых рожах пожарных ребят, которые заносят в этот огромный жилой двор карликовую мебель для ребенка. Да уж эти в своей жизни такое могли видеть только на вызовах, притом как раз в том самом пожарном случае и то, если хозяева заранее не побеспокоятся о средствах противопожарной безопасности. Как правило, в таких домах такая автоматика организована сверхинтеллектуально!
Мы заходим в дом, а я, как мальчишка, задираю голову.
— Гриш, ты золотовалютный магнат? — ехидничаю.
Пустовато, если честно, но габариты все же поражают. Да уж ребенку будет где разгуляться, когда приедет в гости к богатому отцу.
— Люблю простор, Юрий Николаевич.
— Ты хотел сказать свободу, Гриша? — Макс исправляет Велихова. Свобода и сам себе хозяин…
Дергаю сына за руку, лицом показываю, что кому-то следует сбавить красноречивые обороты.
— А кто ее не любит, Макс? Ты вот, например, за полтора года…
— Баста, олухи! — останавливаюсь и выставляю руки на свой пояс. — Значит так, — оборачиваюсь на суетящегося на входе Петракова. — Костя, все заносите сюда, в холл, а потом можете быть на хрен отсюда свободны.
— Есть! — парень отдает честь, на пятках выполняет команду «кругом» и орет своим горе-подчиненным, чтобы те еще быстрее заносили вещи в дом.
— Что там? — Велихов подходит ко мне и с очень добрым прищуром рассматривает брожение, организованное служивыми.
— Детская кровать, Гриша, и женское кресло-качалка, вероятно, для удобного кормления ребенка, — пожимаю плечами и тут же прячу ладони в карманах своих джинсов.
Он очень изумлен тем, что я только вот сказал? На мужском лице играет понятное недоумение вперемешку с… Нескрываемой радостью? Похоже, Велихов доволен тем, что в его палатах будут квартировать крошечный манежик и удобная качалка для Наташи.
— Кровать? — переспрашивает, глядя через мое плечо.
— Да, — спокойно отвечаю. — Ее бы собрать, Гриш. Место есть?
— Да, конечно…
Ох.еть!
— Это ведь звезды? Будет по ночам светиться, да? — Макс с раскрытым ртом курсирует по, мне кажется, ему хорошо знакомому периметру.
Был козел! Видел все! Ах, парни, парни… Вам лишь бы друг перед другом самоутверждаться!
— Не напугаю? — Велихов с такой же поднятой, как и у сына головой, негромко спрашивает.
— Нет, нет, нет. Прикольно! Отец? — Макс возвращается и словно отмирает от напущенного кем-то наваждения. — Пап, что скажешь…
Он уже прекрасный отец! Нет слов, только, как говорится, некультурные отечественные выражения. Бесконечные коробки с комплектующими материалами бережно устанавливаем в этой комнате, а я мимоходом бросаю взгляд на дверь, которая ведет в еще одно совместное с этой коробочкой помещение.
— А там что? — встаю с корточек, на которых несколько минут сидел, пока перекладывал и пересчитывал комплектацию и фурнитуру для манежа.
— Это для Наташи, — с его лица вразвалку уходит легкость и одухотворенность, а остаются вытянутые в одну сплошную линию мужские губы, стиснутые зубы и безумный, словно человек находится в горячке, острый взгляд. — Ее комната должна находиться рядом с комнатой ребенка…
Хмыкаю! Сейчас не прав, герой. Место матери твоего ребенка должно быть рядом с тобой. По его внешнему, по-моему, слегка озлобленному виду, понимаю, что этот шаг он оставляет за Натальей — ее черед, а Велихов уже устал идти за ней, рассматривая женскую несгибаемую спину.
— Для Наташи? — втроем замираем перед закрытой дверью — Максим, опустив голову, сопит, Гриша полосует закрытую дверь нехорошим взглядом, а я рассматриваю красивые профили молодых ребят, стоящих по левое плечо от моей фигуры, со мною рядом.
— Дальше сам, Велихов? — спрашиваю.
— Да, Юрий Николаевич, — быстро моргает, вижу, что смахивает с ресниц одну крупную слезу.
— Макс… — переглядываюсь с сыном через ровную прямую спину Гриши.
— Я помогу…
Талантливый психолог «Юра»! Ай да, сучий потрох я! Ну, что ж, я определенно горд собой. Теперь пора и за Мариной к воротам съездить…
— Одну возьмете?
— Да, — рассматриваю крупные ярко-алые бутоны роз.
— Одна, это как-то…
— Вот эту, — подбородком указываю предупредительной продавщице на выбранный цветок.
— Упаковывать? — вытягивает стебель с краснеющей головкой, отклячив пышный зад, откуда-то из ароматного подземелья спрашивает.
— Нет.
— Колючая, — дергается, как ужаленная.
Отлично! То, на что я и надеялся.
— Сколько с меня?
— Всего одна, мужчина? — женщина слезливо начинает раскручивать клиента.