Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

— Он не делился со мной, пап. Обыкновенный мужик какой-то, Гришка о нем особо не распространялся. Он его не трогал, если ты об этом. Вероятно, непреодолимые противоречия, как принято считать.

Это мне как раз понятно!

— Макс, это все же отчим — не родной отец. Понимаешь? Парень чувствует такое. Пойми, пожалуйста.

— Пап… — говорит потише.

— Не надо, — поднимаю указательный палец, выдавая красноречивый жест о том, что будоражить старые раны сейчас никому не следует. — Не надо проецировать на наш случай — здесь все совсем не так. Тем

более, что я, видимо, допустил непростительную ошибку в твоем воспитании, поскольку у тебя какой-то клин на одном человеке. Если есть что-то более весомое для вашей наигранной неприязни, то я, естественно, готов выслушать. А если ты херней страдаешь и корчишь рожу, потому что необоснованно ревнуешь сестру, то тут сразу говорю, этого делать не стоит. Потому как определенно разные весовые категории и восприятия одного и того же человека. Для тебя она сестра, а для него — мать единственного ребенка. Ха! — подкатываю глаза, словно что-то вспоминая. — Хочешь, кстати, охренительный пример, тот самый интересный случай из жизни?

— Быть может, лучше на ходу? — сын подтаскивает упаковки, чтобы удобнее было брать и выносить из помещения. — Что там с транспортом? К тебе в салон, да и в багажник, точно мелкая мебелишка не влезет.

— Мы с тобой поедем на моей машине, а груз отправим простым пожарным транспортом. Кататься будем под конвоем!

— Я так и думал. И кто осмелился? Неужели Смирный?

— Да! Ведь он мне должен! — хмыкаю, подмигивая. — Максим не любит оставаться не при делах. Я чего-то как-то намекнул, а Смирнов тут же схватился за прекрасную возможность.

Пока мы двигаем коробки с фурнитурой и деталями на выход у меня перед глазами стоит, как принято в блатных кругах говорить, та самая «картина маслом» — изливающий душу Прохоров и прячущаяся от братского гнева моя младшая сводная сестра, Галя «Камушек» Прохорова-Шевцова.

— Какой случай, па?

— А?

— Ты вспомнил про какой-то то ли познавательный, то ли интересный случай из жизни. Поделишься? Или событие весьма щекотливо и скользко, — подмигивает и под нос себе тихонько ржет. — Про что или кого? В чем там было дело?

Давно было, очень — по календарному летоисчислению, хотя по ощущениям, кажется, вот только вчера Андрей, наша чистенькая зажравшаяся пожарная хромая «падла», скрывал отношения с Галкой и как-то, гнида, совершенно не торопился представляться, а потом, когда, наконец-то, Прохоров созрел с тем признанием, я поначалу воспринял все в штыки, вот так же, как и Максим, относительно нынешней ситуации с Григорием.

— Макс, я ведь тоже старший брат, — закрываю входную дверь. — Тоже за сестричку, тетю Галю, переживал. Сильно-сильно!

— И? — сын мельком замечает форменную братву, суетящуюся возле подъезда. — Отец, смотри, там ребята, кажется, приехали.

Присаживаюсь, затем присматриваюсь к гогочущей толпе в мышином обмундировании и свистом заставляю сизых молодцов проявить к нам с сыном должное внимание.

— Кто главный? — четко задаю вопрос забежавшему к нам на лестничную клетку мальчишке.

—

Здравия желаю, товарищ полковник. Старший сержант Петраков по Вашему приказанию прибыл, — парень вытягивается в смешную неуклюжую дугу и кривой, видимо, искалеченной на службе рукой отдает мне честь, о которой я в общем-то и не просил его.

— Вольно. Имя, Петраков? — протягиваю руку для приветствия. — Как зовут, сержант?

— Костя, — масляно ухмыляется.

— Котенька, значит? — обхватываю за плечо и пару раз встряхиваю, дергаю погон, а затем по щеке пару раз отвешиваю легкую оплеушину.

— Как Вам угодно, товарищ полковник, — словно недоразвитый, хихикает.

— Давай без чинов, без званий, Костя. Для тебя на определенный промежуток времени я — Юрий Николаевич, а это мой сын — Максим. Лады? Договорились?

— Так точно, — и опять натянутой струной стоит и неуклюже расставляет носки искривленных ног.

Да уж! Отменный служака. Смирный, видимо, решил поиздеваться. О чем они там договаривались с нынешним начальником родной пожарной части, остается только догадываться. Хочу верить… Пиздец! Хочу верить, что это банда не из болтливых.

— Загружайте это добро и выдвигайтесь за моей машиной. Макс?

— Угу, — сын крутится рядом со мной.

— Адрес Гриши скажешь или будем пользоваться сарафанным радио и городским путеводителем?

Сын произносит название улицы, на которой расположено жилье Велихова, а я от неподдельного удивления раскрываю рот:

— На набережной? Он живет…

— Гриша выкупил землю, пап. А там самостоятельно построил дом с зацепкой на выгодную впоследствии продажей, но что-то не срослось у землевладельца — теперь Велихов там сам живет. Так что, это не секрет — его супертаинственное местопребывание!

Это же глубокое и очень золотое дно! Отличный район, да и от нас с матерью недалеко — Господи, да почти рядом; мы недалекие соседи с ним — каких-то пятнадцать минут неспешной езды без пробок, и мы на том самом месте.

— У него есть квартира на другом берегу, но что-то Велихова с некоторых пор потянуло на природу. У него довольно странные предпочтения в комфортабельных условиях личной среды обитания, поэтому не пугайся тому, что там увидишь.

— Заинтриговал, Зверь! — ухмыляюсь и показываю, что нам уже пора на выход. — Давай, погнали. У меня сегодня еще есть дела…

В кои-то веки жена «назначила» свидание — боюсь теперь, как бы я не опоздал на встречу с судьбой по имени «неприступная Марина»…

— Андрей Петрович скрывался от тебя? — Макс откидывается, заходясь в грубом хохоте, и одновременно бьет рукой по своему колену. — Серьезно?

— Пристегнись лучше и заканчивай тут ржать! Макс, — делаю серьезное лицо, — харе скалиться. Да, Прохоров изрядно портил твоему папе нервы — еще немного, тут, правда, как посмотреть, Гале, и даже своему великому отцу. Андрей — далеко не добрая душа компании, а редкая задроченная скотина. Твой тесть с огромной придурью, Зверь, у него свои ого-го заскоки были. Надеюсь, что он их перерос.