Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Юр…
— Ты говорила, что она будет есть, клялась и заверяла, что нет проблем с питанием, а она с нескрываемым отвращением на лице развозит пищу по тарелке. Ты говорила, что все нормально, и мы все вынесем, переживем, а дочь не разговаривает со мной и прячется, скрывается, что-то там даже комбинирует. Марин…
Меня перебивает дальний свет, видимо, очень ярких фар, окатывающих лучом окна нашего дома и все дворовое ограждение. Ни хрена себе световой удар! У кого-то слишком мощная проводка или ого-го какая тяга в выпендрежничеству. Светло, как днем! А может быть, нас похищают зеленые
— Это ведь… — внимательно присматриваюсь к автомобилю, остановившемуся возле ворот и, заткнувшись резко, нетерпеливо жду, когда оттуда кто-то выйдет. — Что это за тачка? Это к нам?
Белая машина! До рези белая, от ослепительного блеска в моих глазах двоится, троится и, сука, что-то даже множится! Дебильный белый цвет! Практически стерильный! У меня от этого слова теперь изжога и стабильный нервный тик. Навороченный модный внедорожник, высокая посадка, стильное обрамление передка, но этот цвет, конечно… Кто-то слишком сильно любит себя, самомнение, видимо, зашкаливает!
— Это еще что за принц на белом коне? Ей-богу, я как в страшной сказке. Это кто, Марина? Дочь с тобой не поделилась, с кем она там в кемпинге отдыхала? Что хоть за компания?
— Я не знаю, — Марина точно так же всматривается, даже немного вытягивает шею и, Бог ты мой, приподнимается и становится на цыпочки.
— Леди, леди, леди… Мы сейчас следим за собственной дочерью! И кто мы после этого с тобой?
Шпионы! Нет! Беспокойные родители!
— Юрка, — она легонько шлепает меня по голове и выдает очень здравое предложение, — надо убираться из ее комнаты… Быстро-быстро! Хватит тут рассиживаться. Слышишь?
— Да-да, тебе точно пора. Не спорю! Давай-ка, родная, на выход. А у меня есть разговор к этому очень скрытному ребенку. Марина! — отталкиваю ее от себя и направляю к двери мягким шлепком по все еще упругой заднице. — Иди к нам, а я поговорю с ней, а потом приду. Иди-иди, давай-давай. Не задерживайся в коридорах.
— Не дави на нее. Я ведь уже все рассказала, Юра, нам больше нечего скрывать.
Ну, я не знаю, если честно! Верится с охренительным трудом! Обе вышли из круга моего доверия, причем одновременно — и жена, и дочь!
Марина все же удаляется, то и дело оглядываясь на меня, а я вот теперь в гордом одиночестве внимательно слежу за тем, как открывается пассажирская дверь, как выкатывается бордюрная неоновая подсветка, и как высовывается маленькая ножка Наташки, плавно, словно у танцовщицы, опускающаяся на нашу грешную землю. Кто это ее подвез? Ну-ка, ну-ка! Не помню такой машины ни в ближайшем окружении, ни в дальнем. Что сильно напрягает и делает мое желание все рассмотреть в подробностях не просто огромным, а охренительно заоблачно космическим! Надеюсь, что это не какой-нибудь очередной извращенец с манией величия и завышенной самооценкой! Наташа покидает салон автомобиля и застывает перед открытой пассажирской дверью. О чем-то, видимо, договариваются? Замечательно! Отлично! Пусть Черепашка наслаждается жизнью, пока молода, и так ведь ничего хорошего, по сути дела, как оказалось, не видела.
Обсудив детали, я очень надеюсь, новой встречи, она аккуратно закрывает дверь и открывает нашу калитку. Машина, твою мать, не отъезжает! Чего
Прикрываю на одно мгновение свои глаза и слышу мягкое урчание автомобильного движка. Ну, наконец-то! Очень щекотливо шепчет подкапотная механика. Следит, сученок, за своей железной лошадиной крошкой! Любит, видимо, игрушку! Как и все мы! Чего я, собственно, прицепился к этому типа ухажеру? Думаю, что там нормальный и достойный мужчина!
Раскачиваюсь из стороны в сторону, наблюдая отбытие от нашего двора неизвестного кавалера! Да, я надеюсь на то, что там был все же качественный, порядочный мужик, а совсем не наглый и не похотливый хрен, и что совсем немаловажно, подходящий ей по возрасту и мировоззрению!
Видимо, задумался и о чем-то замечтался. Чувствую, что в комнате я больше не один, тут кто-то есть еще и этот кто-то очень недовольно, я бы сказал, с некоторым возмущением громко дышит в мою спину.
— Папа?
Вот теперь и поговорим, Черепашка!
— Привет, малыш, — улыбаюсь и включаю настольную лампу с какой-то детской хренью на светильнике.
— Ты…
— Что я здесь делаю, Наташа? — прокручиваюсь к ней лицом и скалю мину.
Да я сегодня крайне чувствителен к ее словам, это, вероятно, все же нервное.
— Ты…
— Мы так давно с тобой не разговаривали, дочь. Вот так, чтобы с глазу на глаз, тет-а-тет, наедине. А мне очень не хватает общения с моей малышкой.
Я издеваюсь? Поливаю желчью собственную и без того очень раненую дочь, да еще набрасываю ей шквальный выброс новых обвинений. Вот, например, ненавязчиво выкатил, что давно не видел ее, завуалированно сказал, что хотел бы поговорить, да все никак не представлялся подходящий случай, или…
— Где ты была, Наташа? Три дня прошло! А от тебя ни одного слова в телефонную трубку. Что-то нехорошее происходит, детка, да? У тебя проблемы? И ты хотела со мной что-то обсудить?
— С тобой? — дочь смешно таращит глазки и начинает плавно двигаться по комнате. — Пап! Нет… С тобой нет!
То есть? Со мной больше нечего обсуждать? Или я типа тупой? Недостойный? Прокаженный? Проклятый? Видимо, я все же Наталью чем-то обидел!
— Не пойму, Наташ, — оперевшись на подлокотники, встаю и выхожу из-за стола. — Обидел? Ты объясни, пожалуйста, свое поведение. Ткни меня носом, не знаю, отшлепай по рукам, предъяви претензии. Мы не общаемся, я не понимаю… В чем моя вина? Или…
— Все нормально, па. Все очень хорошо. У меня стабильно без изменений.
«Нормально, па»! — великолепное объяснение. И характер леди, чтоб ее! Тогда попробуем вот так:
— Я все знаю, Наташа. Все! Все, что с тобой произошло, в часы твоего наигранно счастливого замужества. Мне тяжело это принять, но…
— Не сомневаюсь. У мамы язык за зубами совсем не держится. Дура, дура я. На те же грабли! Доверяю людям, а получаю сильный по носу щелчок. Моя простодырость не доведет до добра и когда-нибудь я попадусь на том, на чем и не рассчитывала попасться.