Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— А ну-ка иди сюда, Шевцова, — приближаюсь к ней и, взяв за тонкий локоть, резко разворачиваю. — Что с тобой происходит? Где ты была? Три дня отсутствовала. Хочу напомнить тебе, что…
— Я совершеннолетняя, отец.
Это означает, что ей все можно?
— Ты живешь в моем доме, а здесь строгие правила.
— Извини, что нарушила. Но… Пап, я спать хочу. Устала сильно.
— Чем ты занимаешься, когда не катаешься в таких автомобилях? Как проводишь свое время? Чем увлекаешься? Что с работой, Наталья Юрьевна?
Это, видимо, было лишнее. Наташа пытается выкрутится из моего захвата и в жалких попытках неосторожно
— А-а-а-а! А-а-а-а! М-м-м-а-м-а-а!
— Господи, — быстро отпускаю и пытаюсь сгладить боль, обняв ее за плечи.
Наташа всхлипывает на моей груди и вместо просьб о ласке гадкие грубости выплевывает:
— Оставь меня в покое. Пожалуйста, я очень прошу тебя. Брось, брось, брось! Выкинь из головы! Сможешь так, м? Забудь, отец. И обо мне в том числе. Я со всем разберусь сама. Справлюсь и не смирюсь, не смирюсь, не смирюсь! Не дождетесь! Не будет этого! А у меня все получится. Но прекрати же за мной следить, копаться в моих вещах, шнырять хвостом и допытывать мать. Па-а-а-ап! Я умоляю! Хватит! Противно! Мне на колени стать, чтобы прекратить твой контроль? Что ты хочешь? Господи!
— Мне очень жаль, детка, что так с тобой произошло. Слышишь? Веришь? Наташа, ну что мне сделать? — глажу по голове и зарываюсь носом в теплую макушку.
— Не трогай меня, папочка. Хочу расслабиться и успокоиться. Мне нужен покой. Я выдержу любое испытание, но только не твое вмешательство…
Мешаю! Я ей мешаю, потому что лезу не в свое дело? Мог ли я представить, что эта когда-то хлипенькая кроха скажет гордо:
— Да оставь же ты меня в покое! У меня своя жизнь и интересы. Я…
Вот так все просто! Очень плохо, что она не мать, не знает, что такое материнство и отцовство, и совсем не понимает, каково это быть отвергнутым в тяжелую минуту собственным ребенком. Мой дрянной задиристый характер и гребаная несгибаемая ничем настойчивость заставляют выдать грубо то, что запланировано было к представлению в несколько иной форме.
— Я нашел тебе работу, Шевцова. Доходчиво и четко слышно?
— Я не просила, — шипит и смотрит исподлобья. — Не просила помогать. Отец…
— А я, детка, и не спрашивал твоего разрешения.
— Ты…
— Откуда у тебя деньги, Черепашка, если ты не крутишься на производстве, не репетируешь детей, не выносишь медицинские судна, не сидишь на коммутаторе, не засеваешь семенами городские клумбы. Ответь на один вопрос.
— Не твое дело!
— Ты права. Но я все-таки позволил себе найти тебе отличную работу. Странно выглядит. У тебя красивые вещи, все оригинальное, но…
— Он заплатил мне! — орет и брызжет слюнями. — Бывший муж рассчитался за моральный и физический ущерб, который он нанес.
И вот опять я ни хрена не понял!
— Кто-кто?
— Любимый бывший муж! — Наташа злобно смеется. — Сука долбаная, холощеная, которая заставила усомниться в себе. Принудила пресмыкаться и плакать, умолять, выпрашивать в бесконечных клиниках ребенка, — на одну минуту останавливается с речью лишь для того, чтобы собраться с силами и громко выкрикнуть. — Да! Да! Да! Заплатил! Я его заставила, как он заставлял меня проходить через все, что мне совсем не нужно было! Отсудила, если тебе угодно. Такая формулировка устраивает?
Денежная компенсация, что ли?
— Это по закону?
Боюсь проштрафиться перед обществом ценой здоровья собственного ребенка?
— Какая
— Наташа, что ты натворила?
— Ничего, — она подходит ближе, обнимает меня за щеки и, прикоснувшись своим влажным лбом к мои губам, медленно, практически по буквам произносит. — У нас был брачный контракт, пап. Все по закону, не переживай. Пожалуйста, не волнуйся. Он заплатил мне сверх положенного, чтобы я не раскрывала рот и не трезвонила о качестве медицинского обслуживания и о сущности тех афер, на которые пошел персонал, вкалывая мне прогестероново-эстрогеновый коктейль. Я взяла деньги, чтобы отделаться от этого кошмара. Возможно, я не права и надо было чего-то добиваться. Но… Я не гражданка, а всего лишь молодая бесплодная жена великого музыканта страны, в которой у меня жалкий вид на жительство…
Моя вина, детка! Моя! Моя! Не уберег, не уберег! Забросил дочь! Но теперь у моей Натальи все будет хорошо! Клянусь! А я об этом позабочусь…
Глава 8
Он с Ней, о Ней… Я в Ней!
Спустя пять дней
Мишка отбивает крутящийся мяч и обегает меня, быстро скрываясь с линии моего удара. Если засажу ракеткой невзначай по его телу, то перелом костей покажется так, всего лишь шутливой фишкой, а вот серьезных повреждений внутренних органов и фонтаны неконтролируемого кровотечения точно не избежать, а там уже… Притянутое заявление, следствие, естественно, следственный эксперимент, потом, скорее всего, исковое заявление, разбирательство, дебаты, препирательства, взаимные подножки, договоры, сделки, а всего этого можно было запросто избежать, если отвалить от траектории удара оппонента, что Ланкевич с успехом и демонстрирует сейчас. Верткий перец!
— Ерунда! — орет мне в спину. — Чушь! Херня! Бред! — не затыкаясь, запыхавшись, продолжает перечислять.
— Я ведь не просил твою официальную рецензию, — выкрикиваю протест и встречаю свою ракетку с резиновой мелкой целью. — Подбирай, сука, да не бросай ты мяч! — мотивирую и благословляю противника на ответный ход.
— Так это и не рецензия! Это квалифицированный ответ, Гришок, — противник дышит, как загнанная лошадь, но все-таки еще раз посылает мяч выше второй красной линии, нанесенной на стене. — Не отзыв и даже не субъективная оценка.
— Хм! Что там не так? — размахиваюсь и попадаю по мячу, отправив свой пас на боковую стенку. — Давай только адекватно, строго и по пунктам. Итак?
Ланкевич вдруг останавливается, как лошадь тормозит копытами перед стремительно приближающимся обрывом, опускает руки, вытягивает их вдоль тела, прижимает по бокам и, естественно, пропускает мой удар.
— Играешь не по правилам, Велихов, — Мишка выставляет ногу, широко растягивается, практически на полушпагат, и упреждает катящийся к стеклянным ограждениям мяч. — Это безграмотно. Если честно, самопал какой-то, словно обиженный на жизнь писал. Очень предвзято и, к тому же, в том документе огромное количество прецедентов. Если раскрутить эту писульку и взять в качестве представителя интересов противной стороны, скажем, например, меня, — кланяется и отставляет в поклоне руку, — то я бы струсИл, я так понимаю, с тебя, мой дорогой, жирный финансовый откуп.