Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Мне кажется, — хриплю мимо ее лица, — что я физически, по-скотски грубо, мучаю женщину. Просто измываюсь над ней. Словно я садист, насильник, а ты…
— Нет-нет. Ну что ты? Мне очень хорошо, — обнимает мою шею, двумя большими пальцами оглаживая мне скулы, — правда-правда. Хорошо… Гриша! Все было великолепно. Можем еще раз повторить, если ты…
— Ты там все? — приподнимаюсь и смотрю вниз, между наших тел. — Потому что я — уже да!
— Я… Угу. Наверное… — направляет туда же свой взор. — Больше не будем?
Она, видимо, ни хрена не понимает.
— Я так плох, Наташа? — скатываюсь с нее и, прикрыв себя, располагаюсь
— Нравится, конечно. Все очень хорошо. Очень-очень! — поворачивается на бок, лицом ко мне. Чувствую, что рассматривает мое тело, пытается даже улыбнуться и проявить хотя бы вежливое участие.
— Ты сейчас жалеешь меня? Как собаке выдаешь словесное поощрение? — встречно поворачиваюсь к ней. — Не волнуйся, кобелек, я кончила, но замок не состоялся. Еще разочек, мой маленький Дружок?
— Вероятно, дело во мне, — пальцем касается моей груди и обводит несколько раз по контуру сосок. — Все из-за меня, Гриша. Слышишь?
Ненавижу это! Словно таракан по телу мечется. Сейчас бы чем-нибудь увесистым эту тварь огреть! Обхватываю наполненную жалостью женскую кисть и скидываю с себя.
— Перестань. Мне это неприятно. Терпеть не могу. Противно! Раздражает.
— Извини, я не знала. Ты что, боишься щекотки? — собрав руки в кучу, подкладывает их себе под щеку. — Бесит такое движение? Ты не любишь ласку?
Ласку? Так это была она? Так ласкают, когда удовлетворены? Не знал, не знал, если честно.
— Теперь об этом будем говорить? — ерзаю по кровати, никак не могу найти себе удобное местечко. Несколько раз нервно поправляю сползающую с немного возбужденного члена простынь. Скоро я схвачу серьезную медицинскую проблему с недостаточным расслаблением, если буду так остро и «высоко» реагировать на эту ситуацию в целом. То и дело замечаю внимательно рассматривающую меня соседку по постели. Интересуется теперь? Издевается? Или, правда, ничего не понимает?
У меня ведь была херова куча половых партнеров. Да она и сейчас, эта куча, есть. Бабы не слезали и не слезают с меня, скорее наоборот, карабкаются к моим трусам, проявляя еще какой дух соревнования. А если учесть, что на каждую фифу в среднем я отвожу где-то тридцать, тридцать один, иногда двадцать восемь или девять, дней своего исключительно дорогого времени, то я, естественно, познаю огромное количество женщин, у которых, как правило, по крайней мере, у каждой, кроме этой Шевцовой, вызываю шквал эмоций и неизгладимых впечатлений. Но после этой стервы я определенно начинаю сомневаться, а чувствуют ли они вообще хоть что-нибудь? Возможно, симулируют, играют, стараются подстроиться под мои желания, изображают неистовый, а иногда и множественный, оргазм. С Наташей даже разговоры не помогают. Она не говорит о том, что происходит, как мне следует начать, как она сама хочет, где ей приятно, куда мне стоит свой нос совать. С ней я, как сапер из той компьютерной игры, пробирающийся по женскому телу, как по заряженному минному полю с той лишь разницей, что нет времени размечать флажками предполагаемое расположение ее эрогенных зон.
Упрашивания, как и простые разговоры об «этом», с Черепахой тоже не работают. А вот «клянчить» секс у нее не приходится — она всегда готова. У Наташи важный, генеральный, план, которого она строго-настрого придерживается, поэтому даже сегодня ночью, когда она призналась, пусть и под моим давлением, в собственноручном членовредительстве, не смотря на предустановленные
— Может быть после завтрака прогуляемся по округе? Что скажешь, Наташа? — откидываю простынь и тянусь за своими штанами.
— Хорошо, согласна.
Вздыхает и неуверенно возится позади меня. Думаю, что сейчас она усаживается на своей половине кровати, отталкиваясь ногами, мостится в изголовье, крутит-вертит головой, придерживая простынь на груди, ищет чем бы прикрыться, чтобы не соблазнять меня и не провоцировать на новую порцию «животного секса». Ха-ха! Что-то как-то мне уже и не хочется! Перехотелось!
Но нет! Похоже, я опять ошибся…
Ее тонкие ручки обнимают меня спереди, курсируя ладошками по груди. Наташка прикасается кончиками пальцев к моим соскам, затем спускается немного ниже, осторожно процарапывает напряженный пресс, задевает вздрагивающие бока и трогает натянутые мышцы талии, а теплыми губами… Своими губами Наташка изучает мои плечи, спину и каждую лопатку.
— Прости, пожалуйста, прости, прости. Гриша, мне было очень хорошо. Пожалуйста, не злись. Не надо, не надо.
Я… Я ведь не злюсь? Не злюсь. Совсем. Как на нее можно злиться? Вернее, можно и даже нужно — она меня достала своей черствостью, своей безжизненностью и обреченностью. А что она делает сейчас? Вот что это за новые игры? И к чему все эти нежности, если страстного продолжения не предвидится?
Я… Я не злюсь, я просто ни хрена не понимаю.
— Наташа, что с тобой?
— У нас исключительно деловые отношения, Велихов, — прикусывает мою кожу и тут же зализывает неосторожно обиженное ею место. — Пойми, пожалуйста.
— Я все понимаю и хорошо об этом помню. Но что ты делаешь сейчас? М? — спрашиваю вполоборота.
— Ничего, — в поцелуях замирает и неуверенно, с опаской, убирает свои руки от моей груди.
Спугнул? Она прекращает свои «игры» и, слегка раскачивая кровать, отползает от меня.
— Ничего-ничего. Это больше не повторится. Просто я подумала, что была не права, когда не поблагодарила тебя, как мужчину, за то, что ты делаешь, как каждый наш раз стараешься, и за то наслаждение, которое доставляешь мне вот уже несколько ночей подряд. Если тебе неприятны мои прикосновения, то я не буду так делать. Обещаю, Велихов. Я заигралась с нежностью, извини.