Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Бывший муж… Этот старый знаменитый бесплодный иностранец мог выкрутить ей руку…
Всегда под подозрением бывшие мужья и жены! Он сломал ей кисти за то, что она узнала про его аферы с зачатием? Вполне! И даже допустимо! Отличный и «попробуй опротестовать» мотив. Тем более, что Наташа неосторожно вскрыла охренительную тайну о мужской несостоятельности в чрезвычайно важном жизненном вопросе. Тогда ей достаточно все мне в подробностях рассказать. Пока, конечно же, не представляю, что там вообще можно по иску организовать, все-таки смешение двух стран, двух законодательств, нелюбимое международное право, да и потенциальный ответчик так удобно не имеет нашего гражданства, а истица, если честно,
Хмыкаю и направляюсь в душ. По пути стягиваю футболку, расстегиваю ремень и спускаю джинсы низко, на середину своих бедер. Расчесывая кожу, провожу рукой по рельефу живота, задевая темную дорожку волос, спускающуюся к срамному месту. Но, блин, именно сейчас меня не отпускает странное чувство, что за мной слишком пристально следят и наблюдают. Разглядывают, по-моему, немного наслаждаются, что-то представляют, возможно, даже мастурбируют и прикрывают от наслаждения глазки, кусают губки, еще чуть-чуть и начнут стонать. Дышат и сопят от недополученной ласки, хотят добавки, вот и догоняются ладошкой, зажатой между тонких ножек. Торможу возле входа в службы и замираю, стараясь не дышать. С самодовольной улыбкой, задрав голову, про себя до пяти считаю, а затем резко поворачиваюсь назад. Нет, блядь! Показалось. Больное, вероятно, озабоченное воображение. Наташка даже не пошевелилась. Соня крепко спит! И дыхание совсем не сбилось. А если так? Сдергиваю штаны с трусами, ерзаю ногами и опускаю тряпки до колен, а затем и до пят. Ну? Ну же? Натали? Давай, открой глаза и выдохни:
«Иди сюда! Хочу тебя! Как ты прекрасен, твою мать!».
Краснеет! Да чтоб меня! Она ведь краснеет. Затем громко вздыхает и низко опускает голову, прижав подбородок к груди, застывает в очень неудобном для ночного сна положении.
— Нравлюсь, Черепашка? — пошлым звуком выдыхаю.
— Ты… М-м-м! Господи! — глухо, задушенно рычит.
— Видимо, утвердительный ответ, Наташка. Открывай глаза и рассмотрись. Ни в чем себе не отказывай. Мне подрочить для тебя?
— Ты бесстыжий, Гриша, — не раскрывая глаз, хотя я знаю, что через щелочки, организованные длинными ресницами, она сейчас рассматривает меня, заикаясь, произносит. — Это… Ты… Совести нет. Совсем! Начисто лишен. Не заложили при рождении. Что это такое? Прикройся. Господи!
— Здоровая реакция, Наташка. Член видит маленькие сиси, твои шепчущие губы и бьющуюся жилку на тонкой шейке и так своеобразно высказывает, — указываю двумя указательными пальцами на вздыбленную плоть, — свое почтение твоим мелким прелестям. Совенок хочет к тебе в дупло, Шевцова. Хочет к маме! Он тебе даже направление указывает. А ты там как? Подтекают трубы? Капает разрыв? Подтянуть хомуты? Шлепаешь малыми губами, богиня консервативного секса на спине? Мадам Баттерфляй любви!
— Без гадостей совсем не можешь, Велихов, — она переворачивается на другой бок. — У меня все без изменений. Не возбуждает твое самодовольство и нездоровый нарциссизм. К тому же я в трусах, там сухо и без порывов. Непрофессиональные сантехнические работы не нужны.
Непрофессиональные? Умыла! Но это ненадолго, самоуверенная Шевцова! Свищ-то твой уже свистит. По-моему, я слышу мягкое урчание твоей матки. И потом, никогда наличие трусов на даме не останавливало от любви сильно заведенного на перепихон мужика. И сдвинуть поворозку, и порвать, и зубами стянуть, и через ластовицу полизать… Спокойно-спокойно, «Гриша»! Сам
Удовлетворенно поджимаю нижнюю губу и в качестве назидания Шевцовой выдаю:
— Сильно не засыпай, Черепаха. Впрочем, сонная женщина тоже сойдет. Я смою пот и нашу предыдущую похоть, а затем мягко обработаю тебя еще разок.
— С нетерпением жду, — бурчит.
Пошутила или на самом деле хочет еще раз сладенького «Грише» преподать?
— Управлюсь за пять минут, пока ты рвением горишь. Смотри только, в ожиданиях похоть не растеряй.
Она рыкает и дергает конечностями. Заводится, заводится, заводится машинка! Хочет страсти, секса, хочет даже член в рот взять, но не знает, как сказать? Так и не надо. К чему разговоры развозить, где нужно срочно действовать?
Справляюсь быстро. Если честно, сам не ожидал. Разглядываю лицо в запотевшем зеркале, замечаю свежую только-только пробивающуюся щетину, провожу рукой по своим скулам и взъерошиваю влажные волосы. Оттенок безобразия и адского желания не только на лице, но и внизу. Ну что ж, Шевцова, я готов! Пойду в костюме Адама. Пусть познакомится поближе, да и время на долгое раздевание не будем терять.
Наташа не поменяла позу. На боку? Хочешь столовыми приборами нервы мне пощекотать?
— Шевцова, — подкрадываюсь к ней, выставив перед собой руки, как лапы хищника, приготовившегося к сытному приему пищи, — ты готова?
Она не отвечает. Затаилась, как заяц, завидев курцхаара в опасной близкой стойке, но пес-то ее видит, тогда к чему все это?
— Черепаха, — становлюсь одним коленом на кровать, продавливаю матрас и слегка раскачиваю нас, заношу вторую ногу, укладываю свои руки, словно когти подъемного крана для захвата груза, на тонкий женский бок. — Ты там умерла, что ли? — сжимаю тело несколько раз — ответа нет. — Мне провести реанимационные мероприятия. Рот в рот, например…
— Нет.
Прекрасно! Что и требовалось доказать!
Забираюсь к ней под одеяло и прижимаюсь своей грудью к ее костлявой спине.
— Наташ, с питанием однозначно что-то нужно делать. Мне все очень нравится, но выносить ребенка, имея малый вес и доходную сухощавость — это все равно что триатлон забацать без подготовки. До финиша ты может быть и догребешь, но последствия будут необратимыми…
— Не твое дело.
— По контракту, — спокойно начинаю, — хочу тебе напомнить, твоя здоровая беременность и полноценные роды…
Локтем толкает в бок и тощей задницей пытается отпихнуть нас с «грешком» подальше, на нашу с «пацаном» половину кровати своим субтильным телом направляет.
— Не хочу сейчас, Велихов. Пожалуйста, не надо. Я не шучу и я устала, — недовольно говорит. — И ты, — замолкает всего лишь на одну секунду, а потом в том же темпе и с тем же гонором произносит, — меня пугаешь. Пожалуйста, отложим на утро запланированные кувыркания, тем более что до утра осталось недалеко…
— У тебя что-то болит во время нашей близости? — пытаюсь понять ее отказ.
— Нет, — сухо отвечает.
— Беспокоит?
— Нет.
— Тебе не нравится?
— Не нравится, что ты говоришь пошлости и подкалываешь меня. У меня есть сексуальный опыт, Гриша. Хватит высмеивать меня. Пусть не большой, но дело ведь не в количестве сексуальных партнеров, а в их умении. И да, я не девушка. Уже очень давно. Предоставить заключительный отчет? И мой муж, так уж вышло, не первый мой мужчина, что бы ты там не говорил про стариков и юношей, но я знала много мужиков. Так уж вышло…