Ночь тебя найдет
Шрифт:
Бридж считала маму цифровым скопидомом, я же привыкла думать о ней как о цифровом бурундуке, который прячет орехи в лесу паранойи, и этот способ организации информации мне был понятен. Ибо так устроен открытый космос.
Папки внутри папок внутри папок, большинство без названия.
Я начинаю с четырех, расположенных по углам экрана.
Для мамы углы всегда были важны. Она не просто расставляла крестики по углам своих писем. Во всех углах комнаты она развешивала веточки шалфея, похожего на омелу.
Над кухонной раковиной она повесила любимый отрывок из Библии — Откровение
А папки в четырех углах экрана озаглавила по именам звезд из созвездия Ориона: Ригель, Бетельгейзе, Саиф, Беллатрикс.
В Ригеле я нахожу сомнительные налоговые формы, в Бетельгейзе — фотографии моего племянника Уилла, в Саифе — астрологические карты клиентов, датированные еще до нашего переезда в Техас.
В то время Лиззи была еще неоплодотворенной яйцеклеткой, даже не вероятностью.
Разочарованная, я отправляю этот мусор в корзину, за исключением фотографий племянника. Заменяю универсальные красные маки лицом Уилла.
И теперь всякий раз, уничтожая очередной файл, я открываю умные глаза его матери, детскую веснушку — наследие отца, — которая исчезнет со временем, след от столкновения с тротуаром, шрамик, который когда-нибудь поцелует влюбленная девушка.
С каждым уничтоженным мною ярлыком славное детское личико будет проступать все яснее. Это станет моей наградой за терпение и мотивацией никогда больше не открывать дверь Майку.
Я перемещаю курсор в нижний угол, на Беллатрикс. Воительница в греческой мифологии.
Исследовать мамин компьютер — все равно что разматывать слои пахлавы. Вероятность успеха на раннем этапе крайне невелика.
Я кликаю, и файл открывается.
В жизни, как и в науке, иногда просто везет.
Я почти забываю о шуме за окнами. Я просматриваю дневник клиентских звонков за прошедшие полтора года — время, за которое опухоль в мозгу моей матери выросла из стручка фасоли в маленького монстра с любопытными щупальцами.
Мама утверждала, что стала куда проницательней, когда начала забывать, терять сознание и сражаться с помутнением зрения. Может быть, так и было. Во всяком случае, ее клиенты в это верили. Она клялась, что ни один не бросил ее, когда она свела все общение к телефонным звонкам.
FaceTime, Zoom, электронная почта, текстовые сообщения — она отказывалась их использовать, ибо, по ее словам, они отвлекали духов. Я же думаю, что ее сведенные судорогой пальцы и мозг просто не справлялись.
Передо мной на экране — записи почти всех телефонных звонков за последние полтора года. Она с религиозной педантичностью записывала все входящие и исходящие звонки. От этого зависел ее доход. Мама точно знала, сколько времени проводит с клиентами, даже если с бедных брала плату только за первый час. Одна беда: не все имена в списке были настоящими.
Для
Кофеманкой звалась бариста Джоанна, Матерью Божьей — школьная уборщица и мать-одиночка Мария. Стриптизерша, которая выравнивала свои черные, до пояса, волосы утюжком, носила прозвище Шер, а адвокат по гражданским правам звался Скаутом.
Настоящие имена в основном совпадали с теми голосовыми сообщениями, на которые я ответила, но теперь этот ручеек почти пересох.
Пару имен я не могу опознать, и это заставляет меня нервничать. Прекрасное всегда с пометкой «Бесплатно». Семь звонков: два в октябре прошлого года, остальные за несколько месяцев до того, как мама слегла.
Некто Гауптман всплывает пару раз в неделю, и звонки длятся долго: шестьдесят девять минут, сорок две, девяносто пять. В течение нескольких месяцев он был ее самым прибыльным клиентом. Затем звонки резко прекращаются.
Этот Гауптман может быть настоящим именем, а может и псевдонимом. Что странно — ни в одном из дюжины звонков его номер не указан. Зато указан номер абонента Прекрасное всегда.
Пока я вбиваю номер в список контактов, чтобы разобраться с ним после, на моем телефоне высвечивается сообщение. Оно от «Автомастерской и ремонта кузовов Джо», куда Шарп отбуксировал мою машину. Мой джип готов, а мастерская закроется меньше чем через час.
Я получу новое блестящее лобовое, новое поднимающееся стекло с водительской стороны, новые шины и амортизаторы, бонусную замену масла, мойку и подробный отчет от заискивающего передо мной мужа Барби, который хочет, чтобы я передумала подавать гражданский иск. Я проигнорировала три голосовых, в которых Джо извещал меня об этом. Сегодня утром, когда я перезвонила, они почти закончили.
Вопрос в том, как мне отсюда выбраться?
Крики, доносящиеся с лужайки, лишают меня всякой надежды уйти через парадное крыльцо. Я проскальзываю в гостиную и приподнимаю штору. Картина маслом, в движении. Человек шестьдесят, а может, и больше, и копы в форме, которые при помощи физического воздействия пытаются разъяснить собравшимся необходимость покинуть мой двор.
Дерзость демонстрантов вызывает скорее гнев, чем страх, но это средь бела дня, а что будет ночью? Кажется, частично ситуация контролируется. Двое копов огораживают лужайку временными заграждениями. Еще один показывает на мою дверь, словно собирается пересечь лужайку и вступить со мной в диалог. Майка и Шарпа нигде не видно.
На подъездной дорожке, в дюйме от багажника моего подменного автомобиля, стоит пикап. Такое ощущение, что оказывают помощь пострадавшим от стихийного бедствия — люди столпились у открытого заднего борта, кряхтя под тяжестью объемных упаковок с водой и дюжин завернутых в бумагу сэндвичей. Даже если бы я решилась воспользоваться парадной дверью и, пригнувшись, добежать до автомобиля, меня бы это не спасло — он заблокирован.