Оленин, машину! 2
Шрифт:
Возле здания толпился народ — не менее двух сотен человек. Но ни одного ребёнка, — тех, видимо, заставили сидеть дома, как и тех двоих ребятишек, которых я увидел первыми. Некоторые держали мотыги и лопаты — видимо, только что с полей. Время от времени из толпы ветер доносил до нас гул голосов, будто кто-то громко что-то рассказывал или объяснял.
Я напряг зрение, стараясь понять, что происходит. Казалось, это что-то вроде собрания или митинга. Несколько человек стояли ближе к амбару, обращаясь к остальным. Один размахивал руками, другой держал в руках винтовку.
Добролюбов прищурился, его лицо стало настороженным.
—
— Непонятно. Надо подъехать ближе, посмотреть. Это может быть всё, что угодно.
Сергей стоял рядом, внимательно следя за нашими приготовлениями.
— Если это митинг, то странный какой-то, — тихо проговорил он. — Слишком агрессивно себя ведут. Толпа вроде пытается внутрь забраться, а те двое не пускают.
Я задумался. Тайга вокруг, поля в стороне, а здесь — оживлённое собрание. Что-то здесь явно было не так.
— Жигжитов, Сурков! — сказал командир. — Сходите, разведайте, что да как.
— Можно мне с ними? — поинтересовался Кейдзо. — Я единственный из вас, кто знает китайский, — напомнил он.
Опер согласился, и вскоре троица бесшумно выдвинулась в указанную сторону, скрываясь среди кустов, чтобы никому на глаза не попадаться. Я подумал было, что наш шпион мог бы и один сходить, но сразу понял — слишком опасно. Это для нас, людей европейской расы, все азиаты на одно лицо. Ну, лишь до тех пор, пока ты с ними не станешь тесно общаться. А вот китаец японца от корейца запросто отличит. Мне так кажется, наверное.
Разведка вернулась через минут сорок: идти было не слишком далеко, и мы почти весь её путь проследили в бинокль.
— Ну, что там? — первым делом спросил Добролюбов, обращаясь к Кейдзо.
— Самосуд собираются устроить.
— Надо же. Над кем?
— Это здание — бывший амбар, зернохранилище. В настоящее время — военная «станция утешения». Публичный дом для солдат, проще говоря. Его организовал командир японской военной части, которая была тут расквартирована неподалёку. Оккупанты сбежали отсюда два дня назад, но только теперь сельчане решили прийти посмотреть, кто там. Оказалось — женщины для утешения и с ними китаец, который работал там директором. Он полукровка, у него отец японец, а мать китаянка, и бедолага не знает, куда ему кинуться — везде чужой, — рассказал бывший шпион. — Нам бы поторопиться надо, товарищ лейтенант, иначе они тех двоих покалечат, а всех, кто внутри, и поубивать могут.
— По машинам! — коротко скомандовал Добролюбов, мгновенно приняв решение.
Мы быстро поехали в Эрренбан, буквально домчались по пустынным улицам до амбара и остановились. Бойцы быстро заняли круговую оборону. Завидев нас, местные растерялись. Опустили свои орудия труда и прекратили галдеть. Замерли испуганной толпой, глядя на вооружённых людей в советской форме. Добролюбов выступил вперёд, попросил Кейдзо переводить. Назвался командиром отряда спецназначения Красной Армии, а потом поинтересовался, кто тут главный.
Один из двоих мужчин, тот что стоял у дверей амбара без оружия, робея подошёл к нам, поклонился и представился:
— Гун Чжэн, староста деревни.
Добролюбов продолжил:
— Что здесь происходит?
Староста подтвердил всё, что узнал Кейдзо. Жители Эрренбана хотят ворваться внутрь и казнить всех «женщин для утешения» вместе с их директором,
— Значит, так. Скажите сельчанам, чтобы расходились по домам. Решение этого вопроса берёт на себя временная советская военная администрация, — громко заявил Добролюбов.
Кейдзо перевёл, и вскоре жители деревни поняли: ловить здесь больше нечего. Пора по домам, ну или на поля, кому что. Мне показалось, будут сопротивляться. Мол, приехали тут какие-то незнакомые люди, стали командовать. Но китайцы — народ послушный. Если видят силу, которую воспринимают законной, перестают бузить. Так произошло и на этот случай. Когда толпа ушла, опер обратился к Гун Чжэну:
— Прикажите своему помощнику сдать оружие. Нам на временное хранение.
Староста перевёл, и вскоре в кузов нашего студера легла старая ржавая японская винтовка. Вообще сомневаюсь, что она стрелять-то может — явно хранили в сырости. Вероятно, от оккупантов прятали в подвале.
Добролюбов подошёл к широким воротам амбара и крикнул:
— Открывайте! — дальше повторил под военную администрацию. — Мы гарантируем вам полную безопасность!
Сначала царила полная тишина, но через пару минут лязгнул замок, зашуршал засов, и створка отворилась. Изнутри выглянул испуганный толстячок низенького роста, с большими залысинами, в китайской одежде. Его широкое лицо с заметным двойным подбородком выглядело румяным, будто он только что отошёл от жаркого костра. Чёрные, слегка всклокоченные волосы были зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Маленькие, прищуренные глаза искрились живым интересом, но в них читалась твёрдость и насторожённость.
Он был облачён в традиционную китайскую рубаху из тёмно-синей ткани, застёгнутую на медные пуговицы по центру. Рубаха, хоть и простая, выглядела добротной, с ровными швами и чуть потёртыми краями. Поверх рубахи мужчина носил длинный жилет с узором в виде повторяющихся символов удачи. Свободные штаны из плотной ткани завершали его облик, заправленные в стоптанные, но прочные башмаки.
Толстые пальцы одной руки уверенно сжимали деревянную трость с резной головкой дракона, которую он использовал скорее для статности, чем из необходимости. Его движения, несмотря на полноту, были неожиданно быстрыми, а в голосе, звучащем поверх толпы, слышались властные нотки.
— Здравствуйте, товарищи, — солидно поздоровался он, с интересом и немного опасливо глядя на нас. — Чем могу служить?
— Ваше имя и должность, — скорее потребовал, чем попросил опер.
— Лэй Юньчжан, к вашим услугам, — церемониально поклонился он, выходя наружу.
— Внутри оружие есть? Японцы?
При этом слове директор «станции утешения» немного скривился.
— Нет, только я и мои девушки.
— Сколько?
— Семнадцать.
— Выводите их всех наружу, составьте список. На всё у вас десять минут, — приказал Добролюбов и посмотрел выразительно на часы. Потом отправил наших бойцов занять позиции по периметру амбара. Я так догадался — чтобы ни одна из девиц не вздумала убежать. Ну, или кто там ещё может прятаться. Потому бойцам опер сказал держать оружие наготове. При малейшей попытке сопротивления — стрелять на поражение.