Она будет счастлива
Шрифт:
Надежды и очарованія юности зальются отравой познанія, увянугъ въ удушливомъ чаду общества. Юноша сдлается мужемъ.
Горинъ принадлежалъ къ числу тхъ счастливыхъ характеровъ, по которымъ впечатлнія могутъ долго скользить, не нарзывая морщины на чел. Къ тому же жизнь такъ соблазнительно улыбалась передъ нимъ, и онъ съ самозабвеніемъ кружился въ толп, а невдомое грядущее зрло для него въ лон таинственныхъ судебъ.
"Свтлицкій — человкъ чудесный!" думалъ онъ, стоя передъ зеркаломъ и поправляя булавку, которая зашпиливала длинные концы его галстука: "совты его дышатъ мудростью, каждое его слово извлекается изъ опыта. Такіе
— Эй, велите подавать коляску!
И онъ, вооруженный совтами Свтлицкаго, несся, по обыкновенію, къ И*, и, по обыкновенію, просиживалъ съ Зинаидой цлый вечеръ. Если его не было до восьми часовъ въ ея будуар, она всегда, съ примтнымъ безпокойствомъ, начинала поглядывать на часовую стрлку и прислушиваться къ стуку экипажа на улиц. Она такъ привыкла къ нему, онъ былъ такъ необходимъ для нея, потому что ему одному она повряла съ младенческою довренностью свои мысли и замчанія. Онъ такъ хорошо понималъ ее. Она мечтала видть въ немъ — друга!
Иногда увлеченная пылкостью спора, съ сверкающими очами, съ разгорвшимися щечками, она — вдохновенная и преіфаеная — незамтно схватывала своей блой, нжной ручкой его руку… По немъ пробгалъ трепетъ отъ этого прикосновенія.
Равнодушный къ обязанностямъ религіи, какъ большая часть молодыхъ людей въ этомъ вихр общественныхъ отношеній, Горинъ, казалось, вдругъ измнился. Конечно, то не было раскаяніе, сознаніе прежнихъ заблужденій, желаніе искупить грхи прошедшаго, а можетъ быть новый и боле тяжкій грхъ. Церковь, домъ молитвы и покаянія, сдлалась для него средствомъ видть Зинаиду, которую онъ слдилъ повеюду. Но прислонясь къ колонн храма, незамченный ею, Горинъ, не спуская очей, смотрлъ на нее, смиренную и молющуюея, и познавалъ, что такое святыня.
Женщина, съ лицомъ ангела, на колняхъ передъ Божіимъ алтаремъ, въ прозрачномъ облак куренія, съ слезами раскаянія или умиленія на очахъ, съ устами, лепечущими сердечную молитву, внимающая торжественное, звучное пніе, хвалебные гимны человка Богу, улетученные вщими звуками и возносящіеся къ престолу Его — женщина, въ эти минуты, полная священнаго трепета, вся — покорность, вся — любовь, вся — вра: вотъ когда она несравнима, величественна!
Такова была Зинаида во храм
— Знаете ли, — сказала она однажды Горину, — я не могла бы существовать безъ религіи, мои дни были бы тяжки и грустны безъ молитвы. Но теперь я часто забываю обязанности къ Богу, а теперь-то боле чмъ когда-нибудь мн нужна Его помощь.
Она вся вспыхнула, будто испугавшись, что молодой человкъ проникнетъ таинственный смыслъ ея словъ, и тотчасъ перемнила разговоръ.
Горинъ не слыхалъ ничего боле: эти слова и это смятеніе завряли его въ настоящемъ счастіи и, можетъ быть, предзнаменовали будущее блаженство.
Въ это самое время полковникъ, заманенный большимъ выигрышемъ въ одномъ изъ такихъ домовъ, гд собирались вс знаменитости картежнаго петербургскаго міра, лица прославленныя и ославленныя картами, предался игр еще съ большимъ энтузіазмомъ. Онъ составлялъ въ голов своей блистателыіую для себя будущность, ему всюду мерещились груды золота. И полковникъ былъ правъ. Одно только золото могло поддерживать его въ свт, одна надежда на выигрышъ. Состояніе его не было такъ велико, чтобы могло поддерживать жизнь, какую онъ привыкъ вести, а обстоятельства успли измниться — и связи и высшая протекція, за которыя отецъ Зинаиды отдалъ ее полковнику, уже не могли боле лелять ихъ воображеніе. Бдный отецъ поздно увидлъ и почувствовалъ свою ошибку. Онъ поневол сдержалъ свои честолюбивыя фантазіи и сталъ заботиться только о вещественномъ и настоящемъ, т.-е. объ удержаніи за собой подоле губернаторскаго мста, которое онъ получилъ
Въ конц мая окна квартиры полковника были заблены мломъ, потому что онъ и жена его перехали на дачу.
Старинный деревянный домъ этой дачи, выстроенный со всми затями роскоши золотыхъ временъ Екатерины Великой, возвышался на гор или, врне выражаясь, на искусственной насыпи. Окруженный сзади втвистою рощею березъ, онъ былъ совершенно открытъ съ лицевой стороны, мимо которой тянулась большая Петергофская дорога. Противъ самаго дома, на скат пригорка, пестрли разноцвтныя клумбы — блдное богатство сверной флоры, а по другую сторону дороги исчезала вдали къ морю аллся, сжато обсаженная разросшимися ивами.
Ввутренность дома гармонировала вполн съ его наружнымъ видомъ: большія, мрачныя комнаты, обтянутыя полинялыми отъ времени штофомъ и обоями, и паркетъ, составленный изъ разноцвтныхъ расщелявшихся кусочковъ.
Въ зал, которой окна выходили на сторону дороги и изъ которой дверь въ середин фасада вела на массивную галлерею передъ домомъ — въ этой зал прямо бросался въ глаза огромный каминъ изъ каррарскаго мрамора, изукрашенный самыми вычурными барельефами.
Зинаида изо всхъ этихъ огромныхъ комнатъ выбрала для своего будуара одну, которая располагалась чрезвычайно уютно надъ залой, въ широкомъ мезонин дома. Изъ окна этой комнаты виднлась сизая, взволнованная полоса моря, утопавшаго въ туман.
Ея взоръ часто, разская воздушное пространство, останавливался на этой полос моря и, убаюканный его колебаніемъ, сливался съ неопредленностью. И долго, долго потомъ, пригорюнясь, съ очами, устремленными въ мутную даль, безъ мечты, безъ мысли, безъ думы, въ состояніи совершенно безотчетномъ, но глубоко поэтическомъ, она сидла у окна будуара.
Она любила море: его болзненный стонъ, его прихотливые всплески, его благородную гордость; все это было близко съ порывами ея души. И какъ не любить моря? И какъ не плняться порой дикою поэзіей свера?.. Взгляните на эту темную рощу елей у самаго поморья, такъ рзко отдляющуюся отъ сраго неба. То кажется грозный отрядъ великановъ, то отважная ватага черныхъ латниковъ, жаждущая бурь, посмивающаяся надъ вьюгами и морозами, и остановившаяся впервые, въ какомъ-то благоговйномъ раздумь передъ величіемъ и необъятностью моря, и угрюмо помавающая ему своими щетинистыми главами.
Выдаются минуты и въ жизни человческой, когда сердце требуетъ только впечатлній грустныхъ, когда глаза ищутъ величія и дикости, а въ такія минуты идите къ морю. Оно своимъ стономъ заглушитъ стонъ вашего сердца, оно будетъ взрывать передъ вашими глазами страшныя, черныя бездыы и подымать горы, ограняя серебромъ ихъ вершины…
О, въ такія минуты изучайте красоту русской природы и прислушивайтесь къ звучнымъ напвамъ заунывныхъ псенъ русскаго народа!
Сроднитесь съ этой поэзіей, она прекрасна, потому что истинна, потому что невольно щемитъ сердце, потому что невольно извлекаетъ слезу… И посл улыбнитесь на эти жалкія усилія людей, которые во время оно величались у насъ поэтами и съ такими забавными гримасами натягивались страдать и плакать!
Зинаида часто стояла у берега моря; часто, сидя за фортепіано и отдаваясь вся гармоніи своенравныхъ звуковъ, не докончивъ пнія, смолкала, и слезы, одна за другой, будто свтлыя жемчужины, падали на клавиши, потому что она отыскивала какой-нибудь звукъ, на который сердце ея отвчало другимъ отзывнымъ звукомъ…
Горинъ не могъ уже такъ часто бывать у Зинаиды; но его пугало не разстояніе, потому что для любви нтъ разстоянія, но вроятно мысль, что онъ подастъ поводъ къ этимъ невиннымъ и простодушнымъ замчаніямъ и разсказамъ, которые можетъ быть довели до гроба не одну женщину.