Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

‹Вильнюс, 1965›

КРОВЬ И ПЕПЕЛ

ГЕРОИЧЕСКАЯ ПОЭМА

(Отрывок)

ПРЕЛЮДИЯ Была деревня — и деревни нет. Ее сожгли живьем — со всеми, Кто должен жить, Кто должен умереть, И с теми, кто на свет Родиться должен. Была деревня — и деревни нет. Неправда! Есть деревня эта. Есть! Она горит и по сей день, Сегодня, — И будет до тех пор гореть, пока Те, кто поджег деревню эту, живы. Так расступись, огонь, Раздайся шире, пламя, Дай мне взглянуть на тех, которые горят… Вот парень… Разве он Мне не сказал

однажды: — Мне эта жизнь нужна затем, чтоб мог я жить… — Как много он хотел и как немного! Мой брат, ровесник мой, и почему, О, почему ты не сказал в тот день: — Мне эта жизнь нужна, чтобы я мог бороться. — Как горячо в моей груди! Что там горит? Быть может, это сердце… Гори, о сердце! Ты должно гореть, Чтоб не сжигали никогда людей. Дзукиец этот, он пахал в тот день, Пар под озимые двоил напором плуга. Его остановили. Борозду Не дали кончить. Плуг, вонзенный в землю, Так и остался в ней. Но не ржавеет он, Нет, не ржавеет, потому что в поле Приходит еженощно тот дзукиец, И, засучив дерюжные штаны, Крестом он осеняется и пашет. И протянулась эта борозда От Пирчюписа к Панеряй, От Панеряй к Освенциму, в Маутхаузен, Она, как жизнь, длинна, та борозда, И, как траншея жизни беспредельной, Рвам смерти противостоит повсюду. Пусть никогда не заржавеет плуг.

МОРИС ПОЦХИШВИЛИ^{165}

(Род. в 1930 г.)

С грузинского

ИСПОВЕДЬ СЕРДЦА

Бывает, что другие рады, А у тебя горчит во рту… Бывает, так устанешь за день, Что и заснуть невмоготу… Бывает, можно, как ни странно, В лучах ушедших дней гореть… Бывает, одного стакана Довольно, чтобы опьянеть… Бывает, что звезда над крышей Луной взойдет в твоей мечте… Бывает, что стихи твои же, Коль издадут их — уж не те… Бывает, ищешь и не видишь, Бывает, видишь — не возьмешь… Бывает, вдруг возненавидишь То, что любить не устаешь… Бывает, в голосе клокочет Из сердца вытекшая грусть… Бывает, показать не хочешь, Что радость распирает грудь… Бывает, путь прямой теряют, Находят вдруг огонь в воде… Бывает, ложь преуспевает И плачет истина в беде… Бывает, критик, славя краткость, Длиннотой букву назовет… Бывает, что тебя за храбрость Умалишенным трус сочтет… Бывает, ищешь и не видишь, Бывает, видишь — не возьмешь… Бывает, вдруг возненавидишь То, что любить не устаешь… Несется жизни колесница. Мы — пассажирами сидим… Хотим скорей остановиться И дальше двигаться спешим!

‹1960›

* * *

Сколько я должен страдать, чтоб не отвергли, виня? Сколько я должен рыдать, чтоб услыхали меня? Сколько бежать от узды, чтоб отдохнуть хоть чуток? Сколько принесть мне воды, чтобы мне дали глоток? Сколько мне песен пропеть, чтобы запел и другой? Сколько тревожиться впредь, чтоб у других был покой? Чтобы, прощаясь с судьбой, молвить без всякого зла: — Жизнь, я доволен тобой! Жизнь, ты прекрасной была!

‹1964›

ЖИЗНЬ

Коль захочу, вступлю я в волчью стаю И буду жить в лесу, как волк. Но верным псом твоим опять я стану И верно свой исполню долг. Я буду кости греть под солнцем красным, С высокой крыши зарычу. И стану я судьей твоим пристрастным, Чтоб отомстить, коль захочу. Коль захочу, вломлюсь, забыв о страхе, К богам, в приют их неземной. Коль захочу, то приколю к рубахе Луну с кулак величиной. Коль захочу, то подружусь хоть с чертом — Смущенным душам на беду — И миру возражу в порыве гордом, Шутя на эшафот взойду. Приму и крест. Пойду по суховею, По долам края моего. Но что необходимо — то имею. А сверх — не надо ничего!

‹1967›

СТРЕМЛЕНИЕ

Впереди

опять дороги, Снова горы впереди. В сердце новые тревоги — Сердце прежнее в груди! Как вначале ты храбрился, Лихо крыльями махал! Но ведь то, к чему стремился, Ты, достигнув, потерял! Пламя страсти потушила, Став реальностью, мечта. Покоренная вершина — Разве это высота? Значит, снова за горами Горизонт твоей мечты: Разве пламя — это пламя, Если в нем не вспыхнешь ты? Разве требует награды За победу гордый дух? Разве может слово правды Быть не высказанным вслух? Разве небо — это небо, Если в небе не летать? … Как прекрасно и нелепо — Обрести, чтоб потерять! В сердце новое волненье. В мире буйствует апрель. Цель — порой само стремленье В большей степени, чем цель.

‹1970›

* * *

Последнее стихотворенье Свое — никому нарасхват! Так пулю, попав в окруженье, Себе оставляет солдат. И я называюсь солдатом И не покоряюсь врагу. Последняя пуля — стаккато, Ее для себя сберегу. И солнце мое — песнопенье, Во тьму переходит — любя. Последнее стихотворенье — Последняя пуля — в себя.

‹1974›

ЮРИЙ АНКО^{166}

(1931–1960)

С эскимосского

ПАРТИЯ ЛЕНИНА

Наша земля холодна, словно лед, Ей мало отпущено теплых дней, Но любит, как сын, эту землю тот, Кто родился и вырос на ней. Не бойся тьмы! Чтоб в дороге помочь, Чтоб нам в торосах навек не уснуть, — В полярную непроглядную ночь Партия Ленина осветит наш путь. Чтоб ветер снегом нас не занес, Чтоб лед не сковал нам навеки глаз, — В полярную стужу, в лютый мороз Партия Ленина согреет нас. Партия нас оградит от беды, Для партии — невозможного нет: Партия скажет — и тают льды, Партия взглянет — и всюду свет. Партия скажет — и счастье придет, Партия взглянет — заря горит… «Спасибо!» — наш эскимосский народ Партии Ленина говорит.

‹1959›

ВИЗМА БЕЛШЕВИЦ^{167}

(Род. в 1931 г.)

С латышского

ЧЕРНЫЙ ВЕЧЕР

Мрак наполнен горечью пахучей, Вздохи листьев… Увяданья грусть… Знаешь что? Наверно, даже лучше, Если губ твоих я не дождусь. Может, лучше тропкой одинокой В спящей роще не бродить вдвоем… Вечер слишком черный и глубокий, — Вдруг и ты со мной утонешь в нем.

‹1955›

АЛЫЕ ПАРУСА

Памяти А. Грина

Каждый знает, что они когда-то Выплывают из костра заката. Не считала я одна часов В ожиданье алых парусов. Как-то в грустный одинокий вечер Мачты брига вспыхнули далече. Парусов алеющий цветок В море света потонуть не мог. Плыл ко мне он… Волны зеленели, Как зеленые колокола звенели, Только бриг свернул внезапно прочь И ушел в синеющую ночь. Паруса погасли. Боль застлала Зренье мне. И мне понятно стало: Оттого их поглотила мгла, Что поверить в них я не смогла.

‹1956›

ОБЛАКО

Родившись однажды в озерном тумане, Оно еще долго хранит очертанье Знакомых заливов, родимой излуки. Но вот его ветер-завистник подхватит, И облако первый свой облик утратит В тревоге и боли насильной разлуки. И рвет его ветер, и гонит, и злится, И облако в непостоянстве томится И хочет к себе возвратиться, но тщетно. И смотрит в озера блуждающий облак. Напрасно он ищет утраченный облик, Он к прихотям ветра привык неприметно.