Трудное время
Шрифт:
– Господа, послушайте-ка!
– Ну!
– Не слыхал ли, или не читал ли кто, - земство 6, что за штука такая?
– Ну, вот еще что выдумал? Давай я тебя за это поцелую.
– Да нет, постой, братец, нельзя же.
– Чего тут нельзя! Иди-ка, брат, лучше водку пить. Разговаривать тут еще... Земство! Тебе какое дело?
– Как какое дело? Это вы отчаянные головы, вам все нипочем, а у меня, брат, дети. Господа, нет, серьезно, скажите, коли кто знает!
– Вот пристал!
–
– Изволь, душка, заплачу, только пойдем вместе выпьем по рюмочке.
– Уйди ты от меня, сделай милость! Иван Павлыч, вы, батюшка, не знаете ли? Вы, кажется, журналами-то занимаетесь.
– Что такое?
– О земстве не читали ли чего?
– Как же, читал.
– Ну, что же?
– А ей-богу не знаю, голубчик.
– Да нет ли газет каких-нибудь?
– Какие тут газеты? Вон поди в буфете спроси! Эй, человек, подай ему порцию газет!
– Черти! Всю водку вылакали. Налей мне хоть рому, что ли!
– Так как же насчет земства-то? А? Так никто и не знает?
– Спроси у предводителя.
– Предводитель, скажи, братец, на милость, никак я толку не добьюсь, какая такая штука это земство? Что за зверь? Пoдать, что ли, это какая? А?
– А это, вот видишь ты, какая вещь...
– Да ты сам-то знаешь ли?
– Ну, вот еще. Мне нельзя не знать.
– То-то. Смотри не ври. Ну!
– Это дело, как бы тебе сказать? Государственное.
– Ну, да ладно. Об этом ты нам не рассказывай; а вот суть-то, главная суть-то в чем?
– Тут, брат, вся сила в выборах.
– Вот что. Кого же выбирать-то?
– Выборных.
– Да. Опять-таки выборных же и выбирать. Ну, а за коим же чертом их выбирать-то станут?
– А они там это будут рассуждать.
– Да, да, да. О чем же это они будут рассуждать?
– Об разных там предметах: об дорогах, о снабжении мостов и так далее.
– Да. Это, значит, по дорожной части. Ну, и за это мы им будем деньги платить? Так, что ли?
– Так.
– Ну, брат предводитель, спасибо, что рассказал. Теперь пойдем по рюмочке дернем.
За несколько минут до обеда на улице загремели бубенчики, и у крыльца остановилась взмыленная тройка отличных серых коней. В залу вошел полный, румяный молодой помещик в английском пиджаке, с пледом на руке.
– Петя! Душка! Вот он, урод! Мамочка! Давно ли?..
– Что у вас тут такое? Сословия сближаются? Ах, вы, шуты гороховые! Где же мужики-то?
– Какие мужики? Они там, на крыльце.
– А как же сословия-то?
– Ну, вот еще, сословия!
– Зачем же вы наврали?
– Кто тебе наврал? Вон, гляди, видишь, Лаков сидит. Чего же тебе еще?
На диване действительно сидел
– Да он, скотина, и теперь уж пьян. Лаков, что, брат, ты уж успел?
– Успел, - кивая головой и улыбаясь, отвечал купец.
– Экое животное!
– Нельзя... Ярмонка.
Из буфета выглядывал другой купец и, стоя в дверях, подобострастно кланялся, не решаясь войти в залу.
– А! И ты здесь, чертова перечница! Что же ты сюда нейдешь?
– Он не смеет.
– Я не смею-с.
– Ну, хорошо, братец; стой там, стой! мы тебя после обеда посвятим.
– Посвятим, посвятим...
Купец кланялся.
Подали суп. Стали садиться за стол. Купец лаков тоже взялся за стул.
– Что ж, господа, мне-то можно?
– Садись, чучело, садись, ничего.
Купец сел.
– Эй, половой, подай графин водки!
– За стол водку не подают. Что ты? Разве здесь кабак?
– говорили купцу соседи.
– Ну, шампанского. Черт те дери!
– Много ли-с?
– Полбутылки.
– Эх ты! Полбутылки! Мужик! Где ты сидишь, вспомни!
– Что ж такое? Ну, мы полдюжину спросим. Подай полдюжины!
– Слушаю-с.
– Да закусить чего-нибудь, солененького. Проворней! Эх, в рот те шило...
– Лаков, веди себя скромней, - кричали ему с другого конца.
– Я и так скромно.
– Господа, слышали, в Саратове какой случай был?
– Какой?
– Поджигателей поймали 7. Теперь там такое дело... Оказывается, что тут замешаны разные лица...
– Эка штука! У нас мужики двоих поймали; взяли, дурачье, и отпустили.
– А что, позвольте вас спросить, - спросил Рязанова его сосед, уездный учитель, - телеграмму посылать будут 8?
– Я не знаю.
– Что он такое говорит?
– Я говорю-с насчет телеграммы.
– Какой телеграммы?
– То есть от всех сословий, вот теперь, во время обеда. Разве не будут?
– Нет; телеграммы не будет, а вот речь Петр Михайлович произнесет - на латинском языке.
– Ах, в самом деле! Петя, - кричал один посредник, - речь, брат, непременно сегодня речь!
– Уж это после обеда, - отвечал Петя.
– Нет, он на прошлой неделе, - мы с ним на охоте были, - уморил: собрал мужиков и им латинскую речь сказал.
– Ха, ха, ха!
После супа захлопали пробки и стали разносить шампанское.
– Господа, за соединение сословий! Лаков, слышишь, чучело?
– А, дуй вас горой!
– Ха, ха, ха! Однако ты, чертов сын, не ругайся!
– "Устюшкина мать собиралась умирать..." - затянул Лаков.
– Этих свиней никогда не надо пускать, - рассуждали дворяне.