Трудное время
Шрифт:
– Да как тебе сказать?
– Не знаю. Мне кажется, что со мной ничего особенного не случилось; а так вдруг представилось мне, что все это, лечение там и что хозяйством я занимаюсь, что все это ужасные глупости.
– Да почему же? Ведь прежде это тебе не приходило в голову?
– Прежде? Видишь ли! Как бы тебе это рассказать?.. До сих пор я все еще чего-то ждала, до последней минуты ждала; я не рассуждала, я и не думала даже ничего, я просто верила, что так нужно почему-то. Ты мне сказал тогда, давно еще: "Маша, займись хозяйством,
– Так это, значит...
– Что?
– Нет, ничего, ничего. Так что же дальше-то?
– Сначала мне казалось, что это он так, нарочно; потом одно время, помнишь, когда он все советовал тебе судиться с мужиками? Ведь он смеялся тогда. В это время я не знаю что, я просто готова была его убить. Я только не говорила тебе, а я все об этом разговоре думала, припомнила каждое слово... А ведь это все правда.
– Что правда?
– Да он говорил. Правда ведь? Да?
– Мм...
– Нет, в самом деле, подумай; что мы такое делаем? Помещики как помещики. Меня это мучило ужасно. Ну, положим, ты вот все говоришь, что ты там пример, что ли, им хочешь показать, ну, я не знаю. Нет, а я-то что же тут?
Щетинин ничего не отвечал. Он, нахмурившись, глядел в окно и отвертывал кисть у своего халата. На дворе начинало светать.
– Вспомнила я, - помолчав немного, заговорила опять Марья Николавна, вспомнила, как мы с тобой сначала говорили там о разных жертвах, а теперь посмотрела: какие же это жертвы?
Это так, забава. Занимаюсь я этим или нет, - решительно все равно. Да и что это за занятие? Обед заказать, белье отдать выстирать, - так это и без меня само собой сделается; а там пластырь какой-нибудь дать мужику, так я еще и не знаю, что я даю. Может быть, ему даже еще хуже будет от этого.
Я ведь не училась быть доктором, я ничего не умею. Так что же я могу сделать?
– Ну, расскажи-ка лучше, что же ты придумала, - прервал ее Щетинин.
– А вот что, - сказала она, приложив палец к щеке и как будто во что-то всматриваясь.
– Я теперь все поняла. Ты тут совсем не виноват.
Щетинин немного повел бровями.
– Помнишь, тогда с мужиками ты все хлопотал, чтобы они... Как это?
– Ну, да; ну, да, - нетерпеливо сказал Щетинин.
– Чтобы у них все было общее. Как это называется?
– Да все равно. Так что же ты-то думаешь теперь?
– Погоди, не перебивай меня! Что я хотела? Да. Вот ведь ты тогда ошибся?
– Ошибся, - тихо ответил Щетинин.
– Ведь ты им добра желал?
– Да...
– Так почему же это не удалось?
– А потому, что они дураки, - резко ответил Щетинин.
Марья Николавна приостановилась.
– Своей же пользы не понимают, - прибавил Щетинин и, привстав на локте, потянул к себе подушку.
–
– с удивлением спросила Марья Николавна.
– И не думаю. С какой стати мне на них сердиться?
– Ну, да. Ведь они в этом не виноваты, что не понимают. Они ошибаются. Ты и сам тоже ошибался. Их надо учить, тогда они поймут. Так ведь?
– Конечно, - размышляя, ответил Щетинин.
– Только кто же это их будет учить? Уж не ты ли?
– поднимая голову, спросил он.
– Да, я. Что ты на меня смотришь? Ну, да. Я буду их учить. Наберу детей и заведу у себя школу. Ведь это хорошо я придумала? А?
Щетинин опять опустил голову на подушку и сказал:
– Разумеется. Что ж тут. Только я не знаю...
– Что ты не знаешь? Сумею ли я справиться с этим делом?
– То-то, сумеешь ли? Ведь тут терпенье страшное...
– Не беспокойся. Насчет терпенья я... Да притом, вот и Рязанов, - Ведь он проживет здесь все лето, - он мне поможет, расскажет, как надо все делать.
– Рязанов?!. Да.
– Щетинин поморщился.
– Нет, уж ты лучше с этим к нему не обращайся.
– Почему же?
– Да так. Он вообще...
– Что вообще?
– Вообще... Он на это смотрит как-то странно.
Марья Николавна задумалась.
– Да разве ты с ним говорил что-нибудь об этом?
– Нет, не говорил, но мне так кажется, судя...
– Да нет; не может быть. Он не такой. Я, впрочем, сама с ним поговорю.
– Да. Ну, так, стало быть, - говорил Щетинин, приподымаясь и заглядывая Марье Николавне в лицо, - стало быть, ты не сердишься. Это главное.
– Нет: да ведь я и тогда не сердилась. Ведь это совсем не то. Ну, что же там в городе?
– Чтo, в городе такая мерзость! Перепились все, как сапожники. Только всего и было. Однако уж светает.
– В самом деле, - сказала Марья Николавна вставая.
– Так я завтра же начну это. Переговорю, во-первых, с Рязановым...
– Да, да; это хорошо.
– А потом... И начну. Только вот... Погоди!
Щетинин хотел ее обнять.
– Только вот книг нужно достать.
– Достанем, всего достанем.
– Ты в город-то ездил. Ах, какая я глупая!
– А что?
– Ты там бы мог купить.
– Что ж такое? Можно послать.
– Так ты завтра же... Постой! Завтра же пошли!
– Пошлю. Как же я устал-то, господи!
– говорил Щетинин, потягиваясь. Ну, теперь спать!
VII
На другой день Щетинин встал раньше всех, один напился чаю и уехал на хутор, на целый день.
Марья Николавна долго ждала Рязанова за самоваром, наконец послала за ним во флигель, - оказалось, что он чуть свет ушел куда-то и еще не возвращался. Она пошла было в сад, но потом вдруг вернулась домой. Придя в свою комнату, она открыла рабочий столик, достала оттуда начатые рукавчики, взяла иголку и принялась было шить; потом опять распорола, выдернула иголку, оторвала кончик нитки и опустила руки на работу.